— Папаша, закурить не найдется? — с традиционным вопросом обратились они к нему в темном подъезде его же дома. А он возвращался с вечерней смены. Усталый и не очень расположенный к дружественным беседам с незнакомыми гражданами.

— Не курю, — тихо, чуть ли ни шепотом проинформировал он посторонних граждан, не заостряя на них особого внимания, и попытался мирно проследовать дальше в сторону своей двери.

Хулиганы его тихий и робкий ответ приняли по-своему. Мужик не расположен на конфликт, а стало быть, они возжелали сами продолжить диалог и обсудить создавшуюся обстановку.

— Ах, не куришь, так дай мальчикам на сигареты. Мы не гордые, и сами сумеем сбегать в магазин и купить себе на выбор любые сигареты, — так развязано и с добавлением крепких матерных слов, сказал один из них. И хулиганы взяли его в кольцо, если такое можно представить из двух крупных молодых людей.

У дяди Сережи, так звали Мишиного отца, моментально возникли ассоциации военного характера. Ему внезапно почудилось, что это вражеские агенты берут его в кольцо для дальнейшего пленения. Таким фантазиям способствовала темнота и усталость после тяжкого трудового дня, когда его мысли уже потребляли ужин и наблюдали разостланную постель, куда он и планировал сразу же забуриться. Далее действия и получили развитие аналогично военным. Маленький хиленький мужичок ухватил цепкими, как клещи, руками обоих хулиганов за ворот пиджаков, от чего вороты слегка затрещали, и оторвал любителей покурить от пола, слегка потрясая в воздухе обмякшие тела.

— Покиньте немедля чужую территорию, а то я зараз сердиться начну и буйствовать, — так же тихо и без лишних эмоций, сказал дядя Сережа, и вынес субъектов на улицу. Попытка поставить их на ноги не увенчалась успехом. Стоило лишь их немного отпустить, как ноги хулиганов подкосились, и их вялые тела шмякнулись на тротуар.

— Эй, ребятки, что это с вами приключилось? Вы там, хоть, живы? — сочувственно спросил дядя Сережа, склоняясь над неподвижными туловищами, собираясь уже приводить их в чувства. Но трупы срочно ожили и на четвереньках срочно бросились наутек. В дальнейшем местные хулиганы к нему с подобными просьбами не обращались.

А вот сын получился балбес балбесом с отсутствием ума и силы. И держат его в узде, и все, что нужно для общего развития ребенка, покупают, и уроки контролируют вместе с дневником. Но все их усилия понапрасну. В доме растет тунеядец, бездельник и неуч. Как-то Миша намекнул еще давно, что с удовольствием вместо школы на завод ушел бы работать, но отец достал солдатский ремень и закрыл эту болезненную тему. Неучи на завод совершенно не требовались.

— Восемь классов, потом армия, затем ПТУ. Хоть рабочее образование, но я тебя заставлю получить. Подметать улицы мой сын не будет. Хотя бы на то время, пока я жив. После моей смерти можешь идти куда угодно: хоть улицы мести, хоть сортиры чистить.

Пришлось подчиниться суровой воли отца и тяжелой бляхе солдатского ремня. Однако в саму школу Миша очень редко заглядывал. Его там, правда, никто особо и не ждал. Лишь просили иногда показываться на глаза, для констатации факта самого его существования, дабы не случилось повторения с гоголевским персонажем. Жив и ладно. А такой мелкий факт, что из него уже образованного человека не получится, все уже восприняли, как должное и неизбежное. И чем реже в школе его видели, тем спокойнее у всех была нервная система. Но Мише хотелось на эту самую работу лишь ради жизненного разнообразия. Возможно, она ему еще быстрее школы наскучила бы, но ведь ежедневные походы и склонения по улочкам окраин города ему порядком надоели. Вот и уговаривал от случая к случаю отца отпустить его из школы. Да и про собственные деньги ему уже мечталось. Там ведь, на этой работе, как он слыхал, зарплату и авансы выдают. Тогда не пришлось бы, постоянно выпрашивать рубли у родителей.

— А еще сковородку с собой взять и на месте грибов нажарить с колбаской и сальцем. Вот класс будет! — обрадованный такой гениальной мыслью, случайно залетевшей в мозги, воскликнул Миша. У него самого от такого воображения рот наполнился слюной. А в воздухе запахло жареным луком и колбаской.

— А еще лук, масло. И на гарнир картошечки пожаренной. Потом можно компотом с булочкой все запить, и не идти ни по какие там грибы, — иронично передразнил Женя. Потом строго и назидательно заметил, не подразумевая иных инсинуаций. — Рюкзак, ведро и хлеба с салом. Лук в сыром виде допускаю. Воду из болота пить будем. Нынче лето дождливое выпало, так что с водой проблем в лесу не будет. И все, возражения даже в письменном виде не принимаются. Мы не на пикник идем, а на промысел, на зиму продукты заготавливать будем. Зима в наших краях длинная, а едоков в семье не пересчитать. Заготавливать не успеваю.

— Ну, так эта проблема твоя и Володина. Ваши короеды вместе с фантиками все подряд съедают, — засмеялся Вася. — А мы с Мишей в семье одинокие. Еще, к тому же, семьи наши относятся к разряду обеспеченных. И в дополнительных заготовках нужды не испытывают. Мы потом не будем знать, куда эти грибы девать.

— Нас пригласите, — поддержал Васино веселье Володя. — Так скоро испытаете чувство недоедания!

— Середняки, — вывел теорию Женя, подмигивая другу по несчастью. — Таких, как вы, в тридцатые годы тоже раскулачивали. Чтобы изобилием от остальных бездельников не выделялись.

— А у нас в доме нечего абсолютно кулачить, — удивился Миша, закусывая очередной глоток яблоком. — Разве только по одному голодному рту из ваших семей к нам на откормку взять.

— Враз все подряд жрать научили бы вас, — беззлобно крякнул Женя. — А то, понимаете ли, совсем зажрались, носами крутят от хлеба с салом. Да по мне, так лучшей походной пищи и не придумать. Никогда не портится и всегда съедобна.

— А к нам, помню, — неожиданно решил рассказать эпизод из прошлого Володя. — Из Советска мамина двоюродная сестра с сыном приезжала. Такой пацан поначалу противным показался. Мама на завтрак целый горшок перловой каши сварила, маргарином заправила, так он нос скривил, что чуть пополам не сломал. У них, видите ли, такой продукт даже с маслом в пищу не употребляется. А маргарин вообще в списках съедобных у них не значится. Ничего, мы его с братом на рыбалку взяли, до вечера за собой натощак потаскали. Ну и что? До этого его мама плакалась в жилетку, что ее сынулька, мол, ничего, кроме шоколадных конфеток не потребляет. Совсем отощало дите. А тут и мы заявились. И он вместе с нами эту утрешнюю перловую кашку без пережевывания заглатывал и добавки запрашивал. У его мамы так до сих пор глаза навыкате и зафиксировались. Она на такое явление очень сильно таращилась.

— Любая пища требует места и времени, — философски заметил Вася. — Вот сейчас, например, я бы с удовольствием после этого кислого яблока кусочек черствой корочки хлеба вместо конфетки пожевал. И она для меня слаще этой карамельки покажется.

— Мы сейчас, — воскликнул Женя и, вскочив с места, скрылся за зарослями берегового кустарника. Через минуту он вынырнул с целой жменей хлебных корок, обгрызенных со всех сторон. — Вот, пожалуйста, не соизволите ли хлебушка откушать?

Женя знал, что в ту сторону с этой поляны, на которой кроме них часто и другие любители импровизированного застолья собираются для кратковременных посиделок с вином и хлебом. А пустую тару и объедки, в эти кусты бросают. Бутылки шпана подбирает быстро, а корки даром никому не нужны. Вот Женя для Васи и вынес сей деликатес. Почему бы не исполнить мечту друга, коль и усилий для того не требуется.

— Спасибо, но я сегодня немного сыто чувствую себя. Если позволите, то в другой раз, — очень брезгливо сморщился Вася, изображая телодвижениями начало рвотных процессов.

— Женя, что за идиотские выходки! — обиделся Миша, который так же страдал излишней брезгливостью. Даже хуже Васи. — Если тебе хотелось испортить нам аппетит, то, считай, тебе это удалось. А ты, — он указал Вася. — Хватит давиться, а то я сейчас точно наблюю. Мне уже от вида этих оплеванных корок позывы начинаются.