— Юный принц — младший брат пропавшего, — терпеливо объяснил Айлери, — в этом году ему исполнилось шестнадцать. Леди Мейтэль устраивала уже пять балов, якобы для того, чтобы бедняга мог выбрать себе невесту. Но сама пристально следит, чтобы никто из действительно достойных девушек и близко к нему не подходили. К тому же она его так одевает. В общем, не думаю, что ему, в таком положении, удастся жениться по любви. По-моему, он боится и ненавидит всех женщин подряд.

— Зачем же балы?

— Я думаю, крестная фея просто развлекалась таким образом.

— Жестоко. А ты уверен, что это она заколдовала того принца?

— А ты сама как думаешь?

— Любовь зла, полюбишь и…

— Ага, сразу трех, — фей, видимо знал продолжение поговорки. — Доказательств, конечно, нет. Но все и без всяких доказательств уверены, что не обошлось без волшебства. Леди Мейтэль в результате получила неограниченную власть, а ее подопечные то, что они любили больше всего — драгоценности, дорогие наряды, лошадей, ну и короны, конечно.

— После твоего рассказа мне совсем расхотелось притворяться леди Мейтэль, — вздохнула я, — да и вряд ли у меня это получится.

— А у нас есть выбор? — сфинкс положил свою лохматую голову мне на колени и жалобно заглянул в глаза.

— Не знаю…

За разговорами мы и не заметили, как на улице стемнело. Карета остановилась. Выглянув в окошко, я наткнулась на угодливый оскал одного из телохранителей.

— Не соизволит ли госпожа провести ночь в этом убогом трактире? — бедняга явно не знал, что от меня ожидать.

— Соблаговолит, соблаговолит, — недовольно проворчала я. Продолжать дорогу не было никаких сил — задница превратилась в один большущий синяк, ноги затекли до полного бесчувствия, в спину же словно вонзились сотни иголок.

Айлери тоже воспринял идею провести ночь за пределами кареты с неподдельным энтузиазмом.

Пока я под присмотром одного из амбалов разминала ноги, возвращая им способность твердо стоять на земле, двое других пошли обрадовать хозяйку известием о нашем посещении.

Эта новость так воодушевила посетителей, что они дружной толпой решили покинуть уютное заведение. Наверняка, и его владелица с удовольствием последовала бы их примеру, но то ли мои телохранители проявили настойчивое желание видеть почтенную даму в поле видимости, то ли жадность замучила, но добрая женщина осталась. Меня встретили с распростертыми, хотя весьма трясущимися объятиями. Бледная до синевы, видимо, от счастья лицезреть столь высокопоставленную особу, хозяйка, постоянно роняя верхнюю часть тела в глубоких поклонах, затравленно отступала вглубь помещения, указывая нам дорогу.

— Ужин и комнаты, — скомандовал один из качков, видимо, считая, что я не стану опускаться до общения с трактирщицей.

Бедная женщина заметалась по помещению, то ли не в силах решить, чем заняться в первую очередь — подготовкой комнат или едой, то ли просто пытаясь спрятаться. Того гляди, несчастную удар хватит.

— Подайте ужин моим людям и ступайте готовить комнаты, — сжалилась я.

Хотя, возможно, зря я это сделала: если раньше хозяйка просто тряслась и не знала, что делать, то сейчас она замерла, словно парализованная. С тяжким вздохом я опустилась на ближайшую лавку. Видимо, ужином придется заниматься самой. Милостиво кивнув амбалам, чувствующим себя совершенно уверенно, на соседний столик, я представила груду всякой еды. На нашем столе появился кусок мяса для сфинкса и яблочко для меня — глядя на хозяйку, мне что-то совсем расхотелось ужинать. Лев моих мучений совершенно не разделял, с жадностью впившись зубами в сочный кусок.

Стараясь не смотреть ни на увлеченно жующих телохранителей, ни на скромно похрумывающую яблоком меня, хозяйка бочком проскользнула по лестнице наверх. И тут я почувствовала пристальный взгляд Странно, кто-то из посетителей не успел ретироваться вовремя? Пошарив взглядом по залу, я увидела приоткрытую дверь, ведущую, видимо, на кухню. Зыркнув глазенками на нашу странную компанию, егоза лет восьми юркнула внутрь помещения.

Оставив своих спутников, я направилась на разведку. Качки, было, подхватились вслед за мной, но стоило лишь властно взмахнуть рукой, как тут же послушно плюхнулись обратно. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, кто у нас здесь такой любопытный.

Легкомысленно болтая ножками, на маленьком стульчике сидела девочка, глядя на меня озорными глазами. Если это кухня, то самая странная из всех, которые я видела: ни печки, ни всяких там кастрюль, сковородок. Только длинные столы и масса столовых приборов.

— Что ты здесь делаешь, милое дитя? — спросила я как можно ласковей. Девочка была первой, кто не выказывал при моем появлении ни ужаса, ни нездорового энтузиазма и мне не хотелось, чтобы она испугалась.

— Придумываю еду, о которой думают наши посетители, — бесстрашно ответила девочка, с таким удивлением моей неосведомленностью, словно я спросила у нее, сколько пальцев на руке.

— Придумываешь еду? Это как?

— Так же, как ты придумала еду своему льву и трем страшным дядькам, — она пожала плечами, словно удивляясь моей несообразительностью.

— Так ты умеешь колдовать! — догадалась я.

— Не-е-е. Только придумывать еду. И то, только ту, которую хотят посетители. Понимаешь? — Видимо, мои вопросы заставили ребенка усомниться в моей способности соображать.

— Не совсем, — боюсь показаться туповатой, но я действительно не понимала. Ну, что хочет голодный сфинкс, конечно можно догадаться. Но остальную еду я представила, как говорят "от фонаря". Как можно придумать еду, которую хочет кто-то, я не имела ни малейшего представления.

— Ну, — девочка развела руками, не в силах объяснить свои слова, — ты, например, перед тем как пришла сюда, хотела картошку.

— Картошку? — три раза ха. Уж чего-чего, а картошки я точно не хотела. Что-то из экзотических фруктов, но, не поняв, что именно решила остановиться на яблоке — уж слишком меня ошарашила перепуганная трактирщица.

— Картошку! — уперлась на своем малявка, — вот такую, — на тарелке, рядом со мной появилось киви. Ха! А ведь она права, подумала я, очищая тонкую шкурку.

— Это не картошка, хотя и похоже. Угощайся, — протянула я девчушке зеленую дольку.

— Вкусно, гораздо лучше, чем картошка, — облизнулась сластена, "придумывая" полную тарелку крыжовника-переростка.

За поеданием тропических ягод моего мира и застала нас вернувшаяся трактирщица. Увидев меня в обществе девочки, женщина бросилась передо мной на колени, пытаясь прикрыть ребенка.

— Нет, госпожа, лучше возьмите мою жизнь. Не трогайте мою малышку.

Я едва не поперхнулась от такого предложения. Девчушка, выпучив глаза и не замечая зеленого сока, текущего по рукам, смотрела на разворачивающуюся сцену. Маленькие губки уже начинали подрагивать, предвещая потоки слез, готовые пролиться в любую секунду.

— Успокойся, маленькая. Мама шутит. Это ведь твоя мама?

Девчушка напряженно покивала, так и не решив окончательно, стоит ли реветь. Видимо, решив повременить, она застыла в ожидании.

— Поднимитесь, добрая женщина, не пугайте ребенка, — я притронулась к плечу хозяйки.

Та дернулась всем телом, явно желая быть подальше и от меня и от моих рук. Но, смирившись с неизбежным, подняла на меня тоскливые глаза.

— Очень жаль, что я поторопилась с ужином. Ваша малышка очень порадовала меня, придумав именно то, что я хотела, но не могла вспомнить. Она у вас такая молодец.

— Да, она у меня умница, — зарделась женщина, все еще с опаской поглядывая на меня, — наши посетители приходят, чтобы получить именно то, о чем мечтает их желудок.

— Поднимитесь. Мой желудок уже получил свою порцию блаженства и теперь о нем мечтают мои ноги и спина. Ты можешь придумать радость для них? — обратилась я к хихикнувшей малышке.

— Не-а, — та растянулась в широкой улыбке, — для них лучшая радость — теплая постелька.

— Правильно! Сейчас твоя мама проводит меня в объятия этой доброй дамы, а ты можешь доесть эти ягоды. Они называются киви, а не картошка. И если захочешь, будешь придумывать их для себя.