— Не беспокойся, — отвечал дед, — сейчас все так ж «быстро забывают плохое и не удерживают его в памяти надолго, как и прежде. Меня попросили рассказать все, как было, и я рассказал, потому что лучше людям сказать правду самому, чем ждать, пока они насочиняют небылиц. Правда никогда не принесет бесчестья нашему дому. Однако пойдемте, сядем! Смотрите, я сам сяду рядом с затычкой. Я сидел здесь уже не один день безо всякого страха, и поэтому мне ничего не угрожало. Как только возникали у меня злые мысли, за которые мог бы ухватиться черт, мне казалось, будто что-то урчало у меня за спиной так, как кошка урчит от удовольствия, когда с ней играешь или гладишь ей спину, а по спине моей пробегало странное и непонятное ощущение. А так он сидит внутри тихо, как мышь, и пока здесь помнят Бога, он не выйдет оттуда никогда.
Гости набрались смелости и стали рассаживаться, однако рядом с дедушкой никто не сел. Теперь наконец молодой отец начал угощать гостей по-настоящему и положил громадную порцию жаркого на тарелку соседке. Та отрезала себе небольшой кусочек, а остальное стала перекладывать вилкой на тарелку своего соседа, помогая себе пальцами. Так жаркое обходило круг, пока кто-то не решил весь остаток оставить себе, тем более что жаркого оставалось еще предостаточно, и новая порция пошла по кругу. В то время как муж роженицы наливал, нарезал и подавал угощение, все гости ему говорили, что у него выдался тяжелый день. Повитуха обносила всех сладким чаем, сильно приправленным шафраном и корицей, и, предлагая его, спрашивала:
— Кому нравится чай? Не стесняйтесь, его хватит на всех.
Большим любителям чая она доливала его и в вино, объясняя, что тоже любит такой напиток, к тому же вино таким образом лучше переносится и голова потом не болит. Однако едва улегся шум, всегда возникающий при появлении новых блюд, как снова стало тихо, и лица гостей стали серьезными. Заметно было, что присутствующие не могут забыть историю о пауке. Гости украдкой бросали боязливые взгляды на затычку за спиной дедушки, однако никто не решался снова начать разговор на эту тему.
Вдруг крестная мать громко вскрикнула и чуть было не свалилась со стула. Над затычкой пролетела муха, а та подумала, что это черные лапы паука высунулись из щели, и теперь дрожала от ужаса. Но смеялись над ней недолго: ее испуг был удобным поводом снова вернуться к рассказу о пауке, потому что если что-либо серьезно затронет душу человека, то это уже надолго.
— Но послушай, кузен, — сказал старший кум, — неужели паук с тех пор ни разу не выбирался из щели и вот уже несколько веков сидит там?
— Эх, — сказала бабушка, — лучше было бы не говорить о нем вообще, и без того все послеобеденное время ушло на разговоры об этом.
— Эй, мать, — сказал кузен, — пусть старик твой говорит. Он так помог нам скоротать время, а вас никто не станет ни в чем упрекать — ведь вы не из рода Кристины. Ты же не заставишь нас не думать об этой истории, а если не дашь нам поговорить об этом, мы вообще замолчим, и всем станет скучно. Ну, дедушка, рассказывай, твоя старуха разрешает!
И дедушка начал рассказывать. Все с напряженным вниманием прислушивались к его словам.
— Я знаю немного, но то, что знаю, я скажу. Может быть, это станет в наше время уроком для кого-то, и, в любом случае, никому не повредит.
Зная, что паук заперт, люди снова обрели уверенность в будущем. Им казалось, что они живут в раю и что их окружает высшее блаженство. Так продолжалось довольно долго. Люди душой стремились к Богу и избегали дьявола, да и новоприбывшие в замок рыцари, боясь кары Божией, хорошо обращались с подданными и даже помогали им.
Но на дом с пауком все смотрели с каким-то трепетным страхом, почти как на церковь. Правда, сначала людям становилось не по себе, когда они глядели на темницу ужасного паука и думали о том, как легко ему оттуда освободиться, и тогда снова с сатанинской силой разразится несчастье. Но уже довольно скоро все убедились в том, что Божья власть сильнее власти сатаны. В знак признательности матери, которая приняла за них смерть, односельчане помогли ее детям и бесплатно построили им хутор, чтобы они могли сами на нем работать, когда вырастут. Рыцари хотели дать им средства на постройку нового дома, чтобы они не боялись, что паук в любую минуту может освободиться из своего плена. Многие соседи, которым чудовище продолжало внушать ужас, также вызвались им помочь. Только старая бабушка не соглашалась. Она говорила внукам: „Паук заточен здесь именем Бога Отца, Сына и Святого Духа, и пока с этими тремя святыми именами за этим столом будут есть и пить, вам нечего бояться паука, и никакой случай этого не изменит. Здесь, за этим столом, позади которого заперт паук, вы никогда не забудете, как нуждаетесь в Боге и как могуществен Он; пусть паук напоминает вам о Боге и пусть станет, назло дьяволу, вашим спасением. Оставите вы Бога — не пройдет и ста часов, как вас найдет паук или сам дьявол“. Услышав это, дети остались в доме и выросли здесь в страхе перед Богом, и была над домом Божья благодать.
Мальчик, который был так же предан своей матери, как и она ему, вырос и стал статным мужчиной, угодным Богу и снискавшим милость у рыцарей. Поэтому он был щедро одарен земными благами, но не забывал о Боге и никогда не скряжничал: помогал ближним в их нуждах так, как желал бы, чтобы ему помогали в крайней нужде, а где его помощи было недостаточно, там он с еще большим рвением выступал как защитник перед Господом и людьми. Бог послал ему в жены умную женщину, и они жили в счастье, поэтому и дети их росли богопослушными. Дожили они оба до глубокой старости и умерли спокойной смертью. А их семья процветала в любви к Господу и в добродетелях.
Да, над всей долиной простерлась благодать Божья, и удача была и в поле, и в стойле, и был мир между людьми. Ужасный урок остался в памяти людей, и они жили в Боге; что бы они ни делали, делали они во имя Его, и там, где можно было помочь ближнему, никто не медлил и помогал. От людей, живших в замке, сельчанам не было никакого зла, а, напротив, много было хорошего. Все меньше там оставалось рыцарей, поскольку жестокие войны в стране язычников требовали каждой руки, способной держать оружие. Тем же, кто остался в замке, напоминанием служил зал мертвых, в котором паук испробовал свою силу на рыцарях. Зал мертвых напоминал живущим о том, что Бог одинаково грозен для тех, кто отошел от Него, будь он крестьянин или воин.
Так, в счастье и благодати прошло много лет, и об этой счастливой долине все вокруг заговорили. Прочны были их дома, полны запасов амбары, в сундуках хранилось немало денег, лучшего скота, чем у них, не было нигде, а дочерей их знали по всей стране и их сыновей охотно принимали повсюду. И эта слава не увяла за одну ночь, как куст Ионы, но умножалась из поколения в поколение, потому что сыновья, как и их отцы, из поколения в поколение жили в богобоязненности и порядочности. Но подобно тому, как в грушевом дереве, которое больше всех удобряют и которое щедрее всех плодоносит, заводится червь и пожирает его, так что оно сохнет и погибает, так и в людях, на которых щедрее всех сыплется благодать Божья, бывает, заводится червь, грызет их и ослепляет, так что они забывают за благодатью и самого Бога, за богатством — Того, Кто им его послал, и становятся они как те израильтяне, которые забыли о Боге в погоне за золотым тельцом.
Так, по прошествии многих поколений, гордыня и чванство поселились в долине, а женщины-чужачки приносили их с собой и умножали. Одежды становились кричащими, их украшали драгоценными камнями. Даже над святынями в церкви осмелилась занести руку гордыня, и вместо того, чтобы за молитвой всем сердцем возноситься к Богу, их глаза чванливо пялились на золотые косточки четок. Так, на их богослужениях царили роскошь и гордыня, а их сердца стали глухи к Богу и к людям. Божьи заповеди никто не чтил, а над Его слугами и самой службой насмехались, так как там, где гордыня и богатство, там ищи и ослепленных, которые выдают свои прихоти за мудрость и эту „мудрость“ ставят выше мудрости Божией. И так же, как раньше над ними издевались рыцари, они теперь сами издевались над прислугой и батраками, и чем меньше работали сами, тем больше взваливали работы на их плечи. А чем больше требовали они от работников своих и служанок, тем чаще обращались с ними, как с неразумными тварями, забывая о том, что и у тех тоже есть души, которые надлежит беречь. Где много денег и гордыни, там всегда начинают строить дома, один другого красивее. Все эти изменения затронули и этот дом, в то время как богатство его осталось прежним.