— Молчи! — сказала она. — Никаких объяснений! Черт с ним со всем! Ты ведь человек свободный.

— Миссис Грант! — окликнул ее генерал.

— Здравствуйте, генерал, — поклонился Джин.

— Здравствуйте. Миссис Грант, я должен извиниться, мне нужно съездить за сигарами, — проявив особый такт, сказал Мидлборо.

— Скажите: «Ширли, мне нужно…»

— Миссис Ширли, мне нужно, — улыбнулся генерал.

— Ширли, — продолжала капризничать она.

— Ширли! — сдался генерал. — Когда мне прислать за вами машину?

— Я вам позвоню, — она с благодарностью помахала ему рукой в белой высокой перчатке.

— Чао, Ширли! — сказал, едва заметно улыбнувшись, Трой Мидлборо и сел за руль.

«Шевроле» плавно разрезала крыльями пространство, разделяющее «Крейзи Хорс» и «Тужур-лямур».

Из дневника Джина Грина, доставленного майору Ирвину Нею — начальнику спецотдела общественной информации.

(На этой записи нет даты.)

«Не из-за них, конечно, начинаются войны. Но и без них любые войны ни к чему… К кому возвращаться? Ради кого быть храбрым, сильным, независимым, повелевающим? Ради себя? Ради своего тщеславия? Чепуха.

Приехала — и все стало другим. К ребятам в «Крейзи Хорс» я не вернулся. Что там делать? Опять пить… А она заполнила собой все. И никакой риторики. Ни одного ненужного вопроса. И прощалась как на войне, без излишних сантиментов. Это моя женщина. Поразительно, что она не боится ни сплетен, ни доносов. Вообще, женщины гораздо отважнее в любви, чем мы. Удивил меня также наш М. Откуда такая тактичность, светская сдержанность? Поеду, мол, за сигарами, когда машину прислать? А сам — сплошная элегантность. Вот тебе и солдафон!

Храни господь женщин! Они — это целая религия, темная, правда, без начала, без конца… Терра инкогнита…

На прощанье она спросила, как девочка, про свою довольно нелепую шляпку:

— Нравится тебе моя робингудка?

— Хороша.

— Ничего, что без пера?

— Так скромней.

— А ничего, что она белая?

— Блеск! — сказал я неискренно.

Высокие белые перчатки, костюм из сине-белого твида. Белая робингудка — как это все теперь далеко! Услышал бы Бастер наш диалог, подумал бы, что я рехнулся. Птичий разговор.

— Учти, я буду появляться, — пригрозила она. — Ты будешь крутить свои солдафонские любовные интрижки, а я буду появляться неожиданно в любом месте

— Появляйся почаще, — сказал я.

Генерал Трой Мидлборо разговаривал по телефону, явно думая о чем-то не касающемся разговора.

— Да. Да… Я вас понимаю, — говорил он, — и все-таки жестче и еще раз жестче!

Он глядел в окно на плац, по которому короткими перебежками шли в атаку его питомцы, и время от времени поворачивался в сторону человека, стоящею к нему спиной у другого окна, выходящего во внутренний двор.

— Гибкость нужна только на верхних этажах, а внизу — жестче, — продолжал генерал.

Человек, стоявший к генералу спиной, обернулся. Это был Лот. Он приехал сюда сразу же после разговора с Ширли, вернувшейся из Фейетвилля.

По нескольким фразам, сказанным ею невзначай, Лот понял, что возможна передержка, что Джина пора переводить на офицерские курсы, обминать уже в более сложных ситуациях, проверять на прочность и бросать за борт — пусть учится плавать в настоящем море. Мальчик, судя по всему, созрел.

Были у Лота и еще дела к Трою Мидлборо. Но это уже задачи второстепенные.

— Что ни день, то гости один другого значительней, — сказал генерал, выходя из-за стола.

— Вы, однако, вдали от столицы становитесь комплиментщиком. Разрешите курить, генерал?

— Сделайте одолжение!

— Сначала формальности, — Лот протянул Трою свое предписание.

— Отлично! — сказал генерал. — У меня есть свои контрпредложения. Я изложу их позднее.

— О'кэй, Трой, а теперь скажи мне, как поживает мой дружок Джин Грин?

— Джин Грин? — Генерал наморщил лоб. — Ах да! Показатели у него неплохие, но, знаешь ли, с ним что-то происходит. Чушь какая-то…

Генерал открыл сейф и вынул оттуда фотокопию листка, исписанного от корки до корки мелким, но ясным почерком.

— Узнаешь почерк, Лот?

— Конечно. — Лот взял в руки листок, внешне не выразив удивления. — Можно прочесть?

— Естественно.

— Это моя женщина… — читал Лот, — …не боится ничего… Удивил меня также наш М…»

— Что скажешь, генерал? — Он посмотрел на Мидлборо.

— Дичь! — воскликнул генерал. — В Брагге такого еще не было. Без пяти минут «зеленый берет» пишет дневник, как девчонка из частного колледжа.

— Что ж тут такого! — ухмыльнулся Лот. — Штатский человек попал в загон львов. Он влюблен. И не забудь, что человек этот все-таки по-русски сентиментален плюс интеллектуал. Ему тут, конечно, не по себе.

— Надо снять с него два слоя стружек, — решительно заявил генерал.

— Не торопись, Трой, — проговорил Лот. — Дело в том, что с Грином произошло… недоразумение. Ты меня понимаешь?.. Он должен был сразу попасть на офицерские курсы. Грин зарегистрирован «фирмой». Ну, а произошла опечатка.

— Вот как? — Трой Мидлборо внимательно поглядел на Лота и уже другим тоном произнес: — Хочешь посмотреть мой новый тренировочный зал?

— Давай, — весело ответил Лот.

Генерал открыл дверь в соседнюю комнату.

— Прошу!

Лот вошел в небольшой спортивный зал. Шведская стенка, два широких эластичных мата, батуд для развития прыгучести, вмонтированный в стену бар и столик под ним.

На стуле, у столика, лежали две шпаги и маски, на полу — нагрудники.

— Все продумано до мелочей, — одобрительно произнес Лот, — вот только бы еще бронированный угол и пару пистолетов с мишенью.

— Это во внутреннем дворе, — сказал довольный собой Мидлборо.

В комнату вошел низкорослый японец. Маленькие цепкие глаза, низкий лоб, пергаментные щеки в мелких продольных шрамах.

— Это мой спарринг-партнер, — сказал генерал. — Ежедневно фехтую, чтоб не распускаться.

— Ты первоклассный генерал, Трой, — без тени насмешки сказал Лот.

— До вечера.

Трой взял в руки шпагу.

— Удачных уколов в сердце! — пожелал ему на прощанье Лот.

Этой ночью команда Джина должна была высаживаться на деревья в лесопарке Уварри, и все нервничали еще с утра. Спецкурс подходил к концу, занятия становились сложней, безжалостней и опасней, все раздражались все чаще: загнанная внутрь жестокость, вызванная тщательно продуманной программой, искала выхода.

Прыжки на деревья даже днем не обходились без неприятностей. Тем более ночью, когда пики вершин сливаются в одно черное пятно, надвигающееся неотвратимо.

И дорога предстояла долгая и муторная: сначала машиной на свой аэродром, затем самолетом в Форт-Беннинг и только лишь оттуда на Си-130 к месту выброски. У разведчиков-диверсантов, как правило, вырабатывается условный рефлекс: отвращение ко всем средствам доставки к месту назначения, будь это автомобиль, подлодка или самолет.

Как приятно ехать, плыть или лететь обратно и как томительно долог — до тошноты под ребрами — путь туда!

Они сидели возле казармы и курили. Мэт сказал:

— На спор прыгаю в штаны робы с верхней койки.

— Чем отвечаешь? — спросил Тэкс.

— Двумя бутылками виски.

— Кто держит штаны?

— Они стоят сами, я их подкрахмалил.

— Идет.

— Так не бывает, — сказал Берди.

— Он тренировался, этот прохвост, — сказал Бастер.

— Иду в долю против Тэкса, — сказал Джин.

— Спорщики — люди без прошлого, — сказал Доминико, — я все проспорил и все проиграл.

— Отвечаю Джину еще бутылкой, — сказал Тэкс и вошел в казарму.

Мэт разделся до трусов, поставил штаны в двух метрах по центру от двухэтажной койки. Он устанавливал штаны, как весы, то отодвигая, то придвигая их, закалывая отвороты булавками и, наконец, взобрался на койку.