-Отпустим, отпустим. Как расскажешь, так и иди на все четыре стороны.

 -Поклянись!

 -Да чёрт бы меня побрал! - выругался я, ошалев от подобной наглости. - Он ещё и условия выдвигает! Рассказывай давай!

 -Хорошая клятва, верная. Не всякий на такое, бесом, стало быть, поклясться решится. Верю тебе! Так что сказывать? - Это когда же я поклясться успел?

 -Всё, что про захваченных утром государевых преступников знаешь, то и рассказывай! - всё еще недоумевая, потребовал я и, пожав плечами, повернулся к пребывающему в легкой растерянности Матвею. - А ты, Семёныч, вина ему принеси. Видишь, у парня в горле пересохло.

 Матвей понятливо кивнул и бросился выполнять моё указание. Пока он бегал, я с оглядкой развязал горемычному руки. В конце-то концов, не самому же его поить? Руки-то развязал, а ноги по трезвому размышлению решил пока оставить по-прежнему спутанными.

 Большой глиняный кувшин был торжественно водружен на стол, и в резную деревянную чару-бокал полилась светло-янтарная жидкость. Мой пленник некоторое время смотрел на поставленную перед ним посудину, затем схватил её обеими руками и, поднеся ко рту, припал к ней "аки мудрец знаний взалкавший к источнику мудрости".

 -Как тебя звать-то? - спросил я, удивляясь быстроте, с которой этот малый поглощал принесенное вино.

 -Андреем кличут, по батюшке Ивановичем величают, из государевых людей мы. По фамилии Дубовыми прозываемся. Государю ужо полтораста лет верой- правдой служим. Грамотами да благодатями государевыми отмеченные. Один я в семье невезучий такой! Что ж, буду сказывать, коль такова воля божия! А вино доброе! Что ж вы сразу вина-то не предложили, я б вам всё и без клятвы страшной поведал. Хоть тайна государева велика, но для хороших людей ничего не жалко! Но что про преступников сказывать-то... Храм божий осквернить хотели, сквернословили, крестом своим в нос людям тыкали, в веру чужеземную обратить пыталися. Что б, значит, государству погибель принести. Самому верховному Архимадонту рожу набили. - При этих словах Дубов слегка хихикнул. - Как он ярился, как ярился! Едва из храма преступников на площадь вывели, с кулаками на них кинулся, так бы на части и разорвал! (Похоже, из храма-то я уходить поторопился). Но тут уж мы подоспели, терзать пленников до повеления государева не дали. Отвели в казематы тайные да в камеру пыточную посадили, что б, значит, жизня медом не казалась! Пусть посидят, на страхи посмотрят, подивятся. Глядишь, и без пыток во всем сознаются!

 -А что Дума? Чай, люди-то они хорошие, по неразумению своему да от веселия питейного в храм забрели. Может, думские ещё как по другому решат: выслушают да помилуют? - осторожно предположил Семёныч.

 -Это как так помилуют? - глашатай аж подскочил на месте, - Казнь- то завтра на два часа до заката назначена. И тайный государев вердикт есть. Тут уж по другому никак нельзя!

 -Постой, а как так получается? Государь аж в другом граде от дел государственных отдыхает, а тут без него от его имени вердикты пишутся?

 -Так ведь взамен него ВРИО есть!

 -Кто? - я распахнул рот от изумления. - ВРИО?

 -Ну да, Верный Рачитель Истинного Отечества, сам благородный Лексей Карапетович Изенкранц.

 -Вот тебе и Юрьев день! Век живи - век учись! Так что ж теперь делать? Казнь назначена, откупиться не получится, в казематы не пройти, не прорваться, остаё...

 -Это почему же не прорваться? - Андрей Иванович подбоченился. - Очень даже и прорваться! Я туда такие пути тайные знаю, кого хошь проведу- выведу! Только т-с-с, тайна-с. Никому ни слова!

 -Понятно, - я приложил палец к губам и подмигнул замершему чуть в стороне Семёнычу. Тот тут же наполнил бокал нашего пленника.

 -Хорошие люди, говорите? - Дубов на этот раз лишь слегка пригубил, но пить пока не стал. - И впрямь, наверно, хорошие и вино у вас славное. Не то, что та кислятина, которую нам на ужин для сна подают! Помогу я вам, как есть уважу! Вино допью и пойдем!

 -Постой, постой не торопись! - одернул я его. - День еще, куда ж по светлу-то переться?!

 -И то верно, - согласился со мной Андрей Иваныч и единым махом выхлебал всю чарку до дна. - Нельзя днем! Туда-то мы, может, пройти-то пройдём и из казематов людей добрых выведем, а вот как потом быть? На вечерней зорьке их наверняка хватятся. В ночь пойдем. Ночью-то сподручнее выйдет! А сейчас я бы малость вздремнул! - при этих словах он поднялся из-за стола и, обведя взглядом трапезную, попытался было направиться к стоявшей у противоположной стены широченной лавке, но ноги-то его были связаны. Дубов дернулся, пошатнулся и, как подрубленное дерево, с грохотом рухнул на деревянные доски пола.

 -Ексель-моксель! - только и сказал я, бросившись поднимать растянувшегося на полу детину. - Андрей Иванович, ты, случаем, не зашибся? - обеспокоено спросил я, но юноша не отвечал. Его молчание меня не на шутку встревожило, и я уже было собрался приводить его в чувство, когда подал голос дрыхнувший со вчерашнего вечера меч.

 -Да спит он, нажрался как свинья и спит!

 -Да он же, вроде, как трезвый был! - я попытался возразить Судьбоносному, но как бы в подтверждение его слов с пола донесся богатырский храп. Я снова выругался и, отпустив спящего, выпрямился.

 -Что здесь происходит? - это в комнату ввалился Велень. Выглядел он заспанным и растерянным одновременно. Рожа выражала полнейшее недоумение происходящим.

 -Что происходит? - первым на его вопрос отозвался меч. - Ты ж у нас повелитель судеб, кому как не тебе всё наперёд ведомо? Вот сам и догадайся!

 -Я... - Велень осекся, внимательно разглядывая лежавшего на полу человека, затем так же внезапно бухнулся на колени и простерши ко мне руки взмолился тонким плачущим голосочком: - Николай Михайлович Хмара ибн прапорщик Тамбовский, контрактный военнослужащий Российской Армии, владетельный мэр великого города Трехмухинска, почетный донор де ветеран! Тот, чей девиз "Никто кроме нас" (и как это он всё запомнил?), прошу тебя, нет, умоляю! Не оставляй этого юношу в городе! Грозит ему беда неминучая, а нам погибель верная без его участия, ибо должен он теперь с нами в путь идти, с нами хлеб-соль делить в горе и радости! Ведаю я, - Велень патетически воздел руки к потолку, - с его помощью и при нашем участии всё, как есть, хорошо сладится! Умоляю...

 -Заткнись! - зло одернул я, ибо его нытьё было вовсе не к чему. Оставлять парня в городе я так и так не собирался. Ежели всё удачно получится, и нам удастся задуманное, то на кого первого падет подозрение? Кто заменит моих друзей на плахе? То-то же! Нет, парню теперь в городе оставаться и впрямь нельзя! Его с собой забирать надо. Да еще так дело обставить, что б его безвинно пострадавшим считали. А Семёныча? Нет, за него беспокоиться нечего, выкрутится. Порассуждав подобным образом, я посмотрел на несчастную морду всё еще стоявшего на коленях Веленя и решил смилостивиться. - Возьмем мы его, возьмём. Не ной!

 Морда лица этого "проводника судьбы" счастливо разгладилась. Интересно, верит ли он в то, что говорит или так, витийствует? А впрочем, какая мне разница? Никакой. В зале остались мы трое: я, Велень и храпящий до потрясания стен Дубов. Семёныч уже куда-то унесся, а меч, малость поворчав, снова погрузился в нирвану. Время близилось к вечеру и мне, еще не обедавшему, что-то подсказывало, что пора бы перекусить.

 Мы неспешно покушали. Жареная осетрина с какой-то неимоверной приправой была восхитительна, гречневая каша под неё пошла "на ура". Запивали всё тем же Ясноградским вином и хлебным квасом. (В смысле, Семёныч пил Ясноградское, а я - квас). Незаметно и завечерело.

 -Пора нашего проводника будить, - сказал я, вылезая из-за стола.

 -Ноги-то надо развязать, а то, поди, как опять грохнется! - обеспокоенно предложил Матвей Семеныч, но я ухмыльнулся и отрицательно покачал головой.

 -Не торопися, вдруг он передумает, или вообще ничего не помнит?!

 -И то верно! - согласился Семёныч и первым принялся тормошить по- прежнему храпящего вьюношу. Куда там! Ни малейшего просвета, как дрых, так дрыхнет. Я схватил его за плечи и довольно-таки немилосердно встряхнул. Бесполезно!