Вместе со своим другом Николаем Дементьевым Саша починил старенький радиоприемник.

Голос Москвы! Они слушали его вместе, и это всегда превращалось в праздник.

Распространяя сводки Совинформбюро по поселку, Саша с особым удовольствием наклеивал их прямо на грозные приказы начальника жандармерии фон Гакке и холуйские распоряжения бургомистра Тхо-ревского.

6 ноября 1941 года, накануне дня 24-й годовщины Великого Октября, на улицах появилось множество гестаповцев и полицейских. Расстрелу подлежал каждый, кто выйдет из дому позже 19 часов. Но Саша все же вышел.

Под покровом ночи он тихо, словно мышь, пробрался к Торецкому заводу, проник в паросиловой цех и оттуда полез на трубу, взметнувшуюся в черное небо. Дул резкий холодный ветер. Ноги соскальзывали с тонких прутьев узкой лестницы, руки одеревенели. Но он упрямо лез и лез вверх. Наконец рука нащупала громоотвод. Расстегнув куртку и рубашку, юноша достал красное полотнище и осторожно нацепил его на стальной шпиль…

Домой вернулся совсем обессиленный, с рассеченными в кровь руками. Страшно хотелось спать. Нет, спать нельзя. Надо дождаться рассвета, надо первым увидеть его — небольшой красный флаг, стяг революции, символ борьбы и непобедимости. Волновало одно: будет ли видна с земли надпись на полотне: «С праздником Октябрьской революции, рабочие-дружковцы!»?

Полдня развевался над Дружковкой красный флаг. Тысячи людей видели его, читали надпись, радовались и праздновали годовщину Октября.

Гитлеровцы остервенели окончательно. Они рыскали по поселку, заглядывали в каждый дом, хватали в чем-либо заподозренных людей, вербовали предателей.

Умело организуя работу группы, Гребешок основные силы бросил на составление плана расположения вражеских объектов для передачи партизанскому отряду, действовавшему в окрестностях. И в этом деле Саша Маханько оказался действительно незаменимым. С помощью своих вездесущих мальчишек он засек все вражеские объекты, вплоть до пулеметных точек и контрольных постов на дорогах. План был составлен и передан по назначению. Прошло несколько дней. Однажды ночью Дружковка подверглась бомбежке советской авиации. К удивлению гитлеровского командования, все бомбы легли точно в цель, причем были разбиты почти все строго засекреченные склады боеприпасов.

Тем временем подпольщики готовили взрыв мартена, который фашисты хотели вот-вот пустить в ход. И мартен был разрушен…

Вскоре взлетел на воздух большой вражеский эшелон на заминированном участке железной дороги Дружковка — Кондратьевка. Затем рухнул мост через реку Торец и сгорела контора машиностроительного завода со всей хранившейся там технической документацией.

Всех героических дел дружковских подпольщиков не перечислишь. Только одно следует добавить: почти в каждом из них была доля Саши Маханько.

Его схватили февральской ночью 1942 года. В застенке оказалось еще 11 активных участников «Ленинской искры».

Арестованных долго пытали, а Павлу Гребенюку выжгли глаз. Саше под ногти загоняли иголки, кусачками рвали губы.

В первых числах марта на улицах появилось очередное объявление оккупационных властей. Вот его текст:

«К населению Дружковки!

28 февраля 1942 года расстреляно 12 граждан, помогавших русскому шпиону Гребенюку Павлу и выразивших готовность содействовать его работе, направленной против немецких вооруженных сил:

В связи с этим население еще раз предупреждается, что всякое содействие лицам, работающим против немецких вооруженных сил, будет караться смертью. Покровительство подобной деятельности тоже карается смертью».

Их расстреляли… Но на место павших вставали новые борцы. Ничто, да, ничто не могло уберечь палачей от возмездия, ничто не могло погасить пламени всенародной освободительной борьбы.

Шурик… Так называли его родные и товарищи. Герой… Ему было тогда всего 16 лет.

Публикуемая записка впервые напечатана в «Комсомольской правде» 30 апреля 1963 года.

ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ И ЗАПИСКА Л. А. СИЛИНА РОДНЫМ

30 августа 1941 г. и 7 марта 1942 г.

ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ

Здравствуйте, мои родные!

Здравствуйте, хотя, когда вы будете читать это мое письмо, меня не будет в живых.

Но и через смерть, через небытие я обнимаю вас, мои родные, я целую вас, и не как привидение, а как живой и родной вам папка.

Мальчики и Аня! Не думайте, что я ушел на эту страшную войну из-за желания «блеснуть» своей храбростью.

Я знал, что иду почти на верную смерть.

Больше всего я люблю жизнь, но больше жизни любил я вас, Аня и мальчики.

И зная, какой ужас, какие издевательства ждут вас, если победит Гитлер, зная, как будут мучить вас, как будут издеваться над вашей матерью, зная, как высохнет ваша мать, а вы превратитесь в маленьких скелетиков, я, любя вас, должен уйти от вас, желая быть с вами, должен уйти на войну.

Я иду на войну, то есть на смерть, во имя вашей

жизни.

Это совсем не прекрасные слова. Для меня сейчас это слова, облеченные в плоть и кровь, в мою кровь.

Л. А. Силин

Аннушка, родная! Знаю, что тебе будет тяжелее всех. Знаю. Но за то, чтобы ты была в безопасности, я иду в огонь…

Мне нечего больше к этому прибавить. Скажу лишь, что нет в мире человека, которого бы я так любил и которого бы мне было так тяжело оставлять навсегда, оставлять одинокой, как тебя, любимая!

Леня! Мой старший сын и заместитель!

Тебя зовут Леня, как и меня.

Значит, ты — это я, когда меня уже не будет.

Наша славная, добрая мамка, так много она в жизни страдала, так мечтала о хорошей, спокойной жизни, но ей это было не суждено со мною. Пусть же ты дашь ей счастье.

Пусть в тебе она видит лучшего своего друга и помощника. Я знаю: тяжело детям расти без отца, особенно мальчикам. Но ведь я умер ради того, чтобы вы, мои мальчики, росли — тяжело ли, легко ли, но росли, а не погибли под германскими бомбами.

Я умер, как подобает умирать мужчине, защищая своих детей, свою жену, свой дом, свою землю.

Живи оке и ты, как жил и умер твой отец.

Помни: мама — мой лучший друг, ближе мамы у меня никого не было. Поэтому мама знает, что хорошо и что плохо, что я делал и чего я не делал, за что я похвалил бы, а за что и поругал.

Всегда, во всем советуйся со своей мамой, не скрывай от нее ничего, делись с ней всем, всем.

Это ничего, что мама — женщина, она особенная женщина, она наша мама, наша любимая, умная мамочка. Она все поймет.

Эх, Леня! Многое мне нужно тебе сказать, да всего не скажешь, да и многого ты не поймешь!

У меня есть много, много о чем рассказать тебе в жизни, но обо всем

расскажет тебе мать.

Мои к тебе последние слова: помни маму, заботься о маме, всю жизнь заботься, Леня Силин. Люби и слушай всегда во всем свою маму.

Леня Силин, мой заместитель и старший сын, прощай, сынка, и не