Отбор происходил следующим образом. Вагоны один за другим разгружались. Оставив багаж, евреи должны были по одному подходить к врачу СС, которые бегло определял их пригодность. Трудоспособных тут же уводили в лагерь небольшими группами. Доля трудоспособных составляла 25–30 процентов от общего числа всех прибывших с транспортом, но иногда эта цифра сильно колебалась [174]. Так, например, доля работоспособных греческих евреев составляла только 15 процентов, и был транспорт из Словакии, в котором все 100 % оказались работоспособными. Все без исключения евреи-врачи и обслуживающий медперсонал уводились в лагерь.

Уже во время первых сожжений на открытом воздухе выяснилось, что долго это делать нельзя. При плохой погоде или сильном ветре запах сжигаемых на костре разносился на много километров вокруг, и всё местное население говорило о сожжении евреев, несмотря на встречную пропаганду со стороны партии и административных инстанций. Все эсэсовцы, причастные к акциям по уничтожению, были строго предупреждены об обязанности держать весь процесс в секрете. Но позднейшие разбирательства в судах СС показали, что участники не хранили молчание. Даже суровыми наказаниями нельзя было пресечь болтливость.

Кроме того, противовоздушная оборона высказывала протесты против ночного огня. Но чтобы не задерживать прибывающие транспорты, проходилось сжигать и по ночам тоже. График отдельных акций, который был утвержден на конференции в Министерстве путей сообщения, должен был строго соблюдаться во избежание заторов и неразберихи на дорогах — прежде всего, по военным соображениям. Вышеупомянутые причины привели к ускоренному планированию и, наконец, строительству двух больших крематориев, а в 1943 — к строительству двух небольших установок. Было начато строительство ещё одной установки, превосходившей все остальные, но оно не было закончено в связи с тем, что осенью 1944 РФСС приказал немедленно прекратить уничтожение евреев [175].

Зимой 1942/1943 были построены два больших крематория I и II, а весной 1943 их ввели в действие. Они имели пять 3-камерных печей и могли сжечь в течение 24 часов около 2.000 трупов. Повысить их мощность было невозможно. Попытки сделать это приводили к серьёзным поломкам, которые во многих случаях вызывали полную остановку. Оба крематория I и II имели подземные раздевалки и газовые камеры, которые можно было и проветривать, и делать герметичными. Трупы к находившимся выше печам подавали на подъёмниках. В газовых камерах можно было одновременно поместить до 3.000 человек, но эта цифра никогда не была достигнута, потому что прибывавшие транспорты никогда не были настолько велики.

В двух маленьких крематориях III и IV можно было, согласно расчётам строительной фирмы «Топф Эрфурт», сжигать 1.500 трупов в течение 24 часов. Из-за нехватки материалов, вызванной военным временем, при строительстве III и IV пришлось экономить, поэтому раздевалки и газовые камеры располагались наверху, а печи были созданы в облегчённом варианте. Но скоро выяснилось, что облегчённый вариант печей, обе из двух 4-камерных печей, не соответствуют требованиям. III вскоре сломался окончательно и в дальнейшем больше не использовался совсем. IV приходилось всё время останавливать, потому что после четырёх-шести недель работы печи или дымовые трубы выгорали. В большинстве случаев трупы удушенных газом сжигали в ямах за крематорием IV.

Временная установка I была разобрана, когда началось строительство на III участке в Биркенау. Установка II, которую позднее стали называть «наружной установкой» или «бункер V», использовалась до самого конца при поломках в крематориях I–IV. Когда акции выполнялись по уплотнённому расписанию, удушение газом днём проводили в V, а транспорты, приходившие ночью, обрабатывали в I–IV. Возможность сжигать в V практически не ограничивались, это можно было делать и днём, и ночью. Из-за вражеских налётов с 1944 сжигать по ночам уже было нельзя. Наибольшее количество удушенных и сожжённых в течение 24 часов составило примерно 9.000 — во всех установках, за исключением III — летом 1944 во время венгерской акции [176] когда из-за опоздания вместо предусмотренных трёх поездов в течение 24 часов их прибыло сразу пять, причём набиты они были плотнее обычного.

Крематории были построены в конце двух больших дорог лагеря Биркенау во-первых, чтобы предотвратить расширение лагеря и не увеличивать охрану, а во-вторых, [нельзя было] их убирать слишком далеко от лагеря, поскольку по завершении ликвидаций газовые камеры и раздевалки предполагалось использовать в качестве бань.

От посторонних взглядов установки надо было закрывать стеной или живой изгородью. Из-за нехватки материалов этого не сделали. Все установки для ликвидаций были окружены маскировочными изгородями. Три рельсовые колеи между строительными участками I и II лагеря Биркенау предполагалось перестроить и покрыть крышей так, чтобы они стали похожи на вокзал, а затем довести их до крематориев III и IV — так, чтобы процесс разгрузки не был виден посторонним. Нехватка материалов не позволила осуществить этот план.

Из-за усиленного трудоиспользования заключённых на военных заводах, чего РФСС требовал всё более настоятельно, обергруппенфюрер Поль был вынужден использовать и евреев, которые становились нетрудоспособными. Он издал приказ, согласно которому всех нетрудоспособных евреев, которые смогли бы вернуться к работе через 6 недель, следовало особенно хорошо лечить и кормить. До этого всех нетрудоспособных евреев отправляли в газовую камеру вместе с очередным транспортом, или, если они лежали в амбулатории, убивали с помощью инъекций. Для лагеря Освенцим-Биркенау этот приказ был просто издевательским. Не хватало всего. Медикаментов практически не было, в лагере едва можно было разместить даже тяжело больных. Совершенно недостаточное питание из месяца в месяц урезалось Министерством продовольствия. Никакие возражения не помогали, приходилось пробовать. Из-за этого в лагере возникла нехватка помещений для здоровых, преодолеть которую было невозможно. Общее состояние здоровья из-за этого ухудшалось, бушевали эпидемии. Приказ вызвал почти взрывообразный рост показателей смертности, бесконечное ухудшение общих условия — я не думаю, что хотя бы один еврей, ставший нетрудоспособным, был возвращён на военный завод… [177]

Количество евреев, доставленных в Освенцим для уничтожения, я на прежних допросах оценивал в 2½ миллиона [178]. Эта цифра получена от Эйхмана. Незадолго до окружения Берлина он назвал её моему начальнику группенфюреру Глюксу, когда тот явился с докладом к РФСС. Эйхман и его постоянный заместитель Гюнтер одни знали точно количество всех уничтоженных. Согласно приказу РФСС, после каждой крупной акции в Освенциме сжигались все документы, из которых можно было узнать количество ликвидированных. Как начальник службы D I я лично уничтожал все документы, имевшиеся в моём подразделении. Другие службы делали то же самое. По словам Эйхмана, у РФСС и в РСХА тоже уничтожались все документы. Выяснить что-то можно из его неофициальных записей. Возможно, из-за небрежности в какой-нибудь инстанции ещё могли остаться отдельные бумаги, ТГ [телеграммы], радиограммы, об общем количестве в них не говорится.

Я сам никогда не знал общего количества, у меня нет даже исходных данных, чтобы назвать его. В моей памяти сохранились лишь цифры крупнейших акций, которые мне не раз называли Эйхман или его уполномоченные[179]:

Из Верхней Силезии и генерал-губернаторства….250.000

Германия и Терезиенштадт…….100.000

Голландия……………….. 90.000

Бельгия……………………20.000