— Что именно?

— Запах, запах каппучино!

Я раздул ноздри насколько мог и глубоко вдохнул. Целый поток феромонов устремился к моим обонятельным нервам. Мне пришлось закрыть глаза, заткнуть уши, чтобы выключить остальные органы чувств и сконцентрироваться на разделении различных запахов. Да… Где-то среди смеси ароматов сосновых шишек, апельсинов и легкого океанского бриза притаился запах послеобеденного кофе, в него добавлено чуть-чуть сливок и намек на шоколад.

— Это он? — спросил я. — Мокко — это он?

— Не могу сказать точно, но мне так кажется.

Мы быстро оглядели комнату, пытаясь так располагать носы по отношению к разным динозаврам, стоявшим вокруг, чтобы выделить их индивидуальные запахи. Это не так-то просто. Вынюхивание запаха по прямой линии — это скорее искусство, чем наука, а некоторые и вовсе утверждают, что это фокус. Очередь по-прежнему двигалась вперед, и мы приближались к короткой аудиенции у самой Цирцеи.

— Быстро проскочим мимо дамочки, пожмем ручки, скажем спасибо и побежим по следу. Прочисти нос, ради всего святого, он тебе еще пригодится.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем мы подошли к концу очереди. Эрни стоял передо мной. Мне ужасно захотелось, чтобы все поскорее кончилось. Эх, найти бы Руперта, отвести его домой и закрыть это дело, и завтра утром хорошенечко потренироваться. Давненько я не ставил кассету «Худеем вместе со стегозавром» и ощущал, что ляжки слегка поправились.

Эрни уже подошел к Цирцее и говорил ей какие-то слова, как я понимаю, это были вежливые благодарности и неискренние комплименты. Я был полностью уверен, что сейчас то же самое представление повторится, но уже с моим участием.

Но когда я оказался непосредственно перед ней, один на один с ее чувственным телом и полными губками, мне было трудно даже выдавить из себя простое «спасибо».

— Надеюсь, я вас не смутила, — сказала она. — Своим вопросом.

— Нет, что вы… Я узнал много нового, — тут я превратился в слабоумного, у которого проблемы с речью, и повторил как заезженная пластинка: — Узнал много нового.

Из пор на коже красавицы Цирцеи исходил опьяняющий аромат, это был не просто сильный запах самки раптора, отравивший меня. На таком близком расстоянии у меня кружилась голова от волшебного аромата ее тела. Она пахла смесью природных интоксикантов: базиликом, орегано, кинзой. Мне никогда не встречались динозавры с таким набором феромонов и вряд ли еще встретятся. Комната вдруг накренилась влево, я пытался наклонить голову, чтобы удержать равновесие. Но это, увы, не сработало.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Винсент. Меня зовут Винсент, — и поскольку я еще не выставил себя круглым идиотом, то решил наверстать упущенное: — Я — Винсент.

Внезапно меня стало каким-то образом притягивать к ней. Сначала мы стояли на расстоянии метра друг от друга, потом осталось шестьдесят сантиметров, а потом и вовсе тридцать. Я ничего не видел кроме этих глаз и этого чувственного лица, а аромат ее становился все сильнее. Теперь среди густого запаха базилика и других наркотических веществ я ощущал еще и нотки тимьяна, розмарина и фенхеля. Это самые сильнодействующие травы, какие только мне известны. Запахи проникли в меня через две широко раздутые ноздри, проделав длинный путь по носовым пазухам и поднимаясь выше, в мой мозг. Все печали и заботы тут же перешли в жидкое состояние и вылились через уши…

— Винсент, очень приятно познакомиться с тобой, — сказала Цирцея и я почувствовал, как мои губы растянулись в идиотской улыбочке. Часть меня полностью осознавала эту трансформацию невозмутимого частного детектива в придурка-молокососа, пускающего слюни при виде красивой бабы, но другая моя половина с радостью подняла предохранительный шлагбаум и унеслась прочь на американских горках.

Я почувствовал руку на своей спине. Цирцея притянула меня ближе к себе, почти вплотную. Она что, хочет меня поцеловать? Я заволновался в предвкушении этого сладкого ощущения, когда губы прикасаются к губам, но голова под ее руководством проскочила мимо губ, мимо совершенной левой щеки — прямо к основанию ее шеи. И тут я все понял. Понял и приготовился задержать дыхание. Этого я не могу сделать.

Но времени не хватило. Не успел я приготовиться к восхитительному аромату феромонов Цирцеи, как меня уже сбила с ног волна пряных запахов, окатившая водопадом все мое тело, пропитав насквозь все мои чувства. Это была настоящая биологическая атака.

И я уже не был больше в доме на Голливудских Холмах. Я не стоял на выходе, странно и, наверное, неприлично прильнув к хозяйке, прижав нос к ее шейке. На самом деле я вообще унесся прочь из города ангелов и его окрестностей, и даже из этого тысячелетия.

Вместо этого я бежал через бесконечный лес, где верхушки деревьев касались неба. Их листья достигали размеров «крайслера». Я несся все дальше и дальше, разбрызгивая грязь, и теплый ветер обдувал мою кожу. Сладостные крики наполнили ночное небо, и вдруг я понял, что тоже кричу на языке рапторов, отвечая моим собратьям, хотя я никогда не слышал этого языка раньше, но звуки сами слетали с моего языка.

Рядом бежала Цирцея. Очень быстро.

Вдалеке показались скалы, мы ускорили наш бег. Нами двигало какое-то первобытное желание, именно оно заставляло бежать на бешеной скорости. Скалы вырастали до огромных размеров, и теперь уже нельзя было замедлять ход, нельзя было останавливаться. Внезапно мы оказались на краю уступа, а под нами простиралась бездна. Я повернул голову, взглянул на Цирцею, а она зажала мою лапу в своей, мы высоко подпрыгнули и оторвались от скал, поднимаясь все выше и выше, пока сила притяжения не взяла свое и мы камнем упали вниз…

И во время падения мы занимались любовью…

7

— Винсент! Винсент! — голос раздавался откуда-то из леса. Мои глаза оставались закрытыми. Мне было так хорошо и спокойно. Птицы пели, ящерицы высовывали свои тонкие язычки. Как прекрасен этот мир!

— Не заставляй меня бить тебя по морде, чтобы ты пришел в себя! Давай же, малыш, очнись, нам нужно работать.

Это был голос Эрни. Но что делает Эрни в лесу? И куда делась Цирцея? Я с неохотой открыл глаза и зажмурился, поскольку в лицо брызнул яркий свет. Неужели солнце уже взошло?

Это был всего лишь яркий свет люстры в коридоре. Произведения искусства в мастерски подобранных рамочках. За моей спиной остался бальный зал, и Цирцея продолжала общаться с гостями.

— Я зачуял, что Руперт пошел сюда, — сказал Эрни. — Мы должны идти по его следу.

— Эрни, — с трудом проговорил я. Мой рот все еще был полон этого пьянящего воздуха доисторического мира. — Я что?… То есть… ты… Когда ты успел попрощаться с Цирцеей?

— Довольно миленькая девчонка, — сказал Эрни. — Для лидера секты.

— Нет, я хотел спросить, ты ее нюхал?

— Ну конечно нюхал. Пахнет травкой, да?

Я знаю, что динозавр не может регулировать силу своего запаха, поскольку продукт наших пахучих желез — всего лишь результат обмена веществ, и он выделяется с постоянной скоростью. Нельзя напрячь железу как мускулы, чтобы она работала быстрее, по крайней мере, мне всегда так говорили. Но последний выброс феромонов Цирцеи, который «накрыл» меня и унес куда-то прочь из нашего пространственно-временного бытия, — это, как ни крути, не могло быть результатом обычной деятельности пахучих желез. Если бы это все-таки было нечто обыденное, то Эрни ощутил бы то же, что и я, но, судя по его невозмутимому виду, с ним ничего сверхъестественного не произошло, он просто пожал Цирцее ручку и буркнул «увидимся». Но она что-то сделала, что-то странное, необычное и неестественное, но при этом определенно правильное.

Я решил не заводить об этом разговор прямо сейчас. Эрни прав. Нам нужно идти по следу Руперта.

Мы чуть было не выбежали из дома, но тут знакомый голос окликнул нас в фойе:

— Джентльмены, а как же ваше облачение?

Блин, точно. Мы рысью побежали к орнитомимихе, а Эрни шепнул мне: