* * *

Как правило, в портале трудно что-то увидеть, а этот был еще мутнее обычного - словно дверь в полумрак посреди ясного полдня. Полумрак усиливался из-за скопления пылевых туч, которые вихрями сплетались в большие спирали. Иезекия тотчас сгинул в облаках и исчез из вида, за ним последовал силуэт гнома, на какой-то миг проступивший в пыли.

И тут что-то щелкнуло у меня в голове. У Сенсатов это зовется инстинктом "раз-в-жизни": когда тебе выпадает случай, и внутренний голос подсказывает, что подобного шанса больше не будет. Когда при виде сдобной булочки твой нос говорит: "Вот истинное совершенство - если ты пройдешь мимо, то уже никогда не будешь так близок к нему". Или, бывает, встречаешь женщину, и разгоревшееся в тебе пламя кричит: "Вот она! Если я упущу ее этой ночью, мое сердце будет разбито". Верховные Сенсаты учат, что инстинкт "раз-в-жизни" редко бывает прав, что будут еще и булочки, и встречи с этой или другой, не менее очаровательной женщиной. Но потом они говорят: "Ну и пусть. Плевать на здравый смысл. В омут - так с головой".

Инстинкт "раз-в-жизни" подсказывал: видишь портал - ныряй в него.

И я нырнул.

Нырнул, отбросив всякую предосторожность. Точнее говоря, я нырнул, отбросив альбом и уголь. Я кинул их во врата, сам не зная, куда они попадут, поскольку портал мог вот-вот захлопнуться, а я не хотел опоздать. Еще недавно я стоял в Сигиле, вдыхая его прокопченный воздух, и вдруг оказался в удушливо-пыльной атмосфере по ту сторону врат.

Пыль окутала меня, как покрывало. Я не понял, когда коснулся земли - тучи были такими плотными, что казалось, будто воздух ничем не отличается от поверхности и образует с ней одно плотное и вязкое целое. Я тонул, пока не увяз по локти, и мне пришлось приложить все силы, чтобы подняться на ноги. Дышать было невозможно, видимость была нулевой; слабый серый свет едва пробивался сквозь непрерывный вихрь облаков.

Как долго я смогу не дышать? Тридцать секунд? Минуту? Сколько мне удастся выдержать, прежде чем в легкие набьется пыль?

Передо мной что-то замаячило, некое темное пятно на фоне серости. Я ухватился за него и подтянул к себе; как я и думал, это оказался Иезекия, тыкавшийся во все стороны, точно слепой котенок. Еще мгновение и он мог навечно затеряться в пылевой буре.

Простак бестолковый. Любой житель Сигила знает, что если портал забросил тебя в недружелюбную местность, нельзя ни на шаг отходить от той точки, в которой ты появился. Врата всегда находятся под какой-нибудь аркой; выясни, чем она служит, и может быть это станет твоим укрытием.

Крепко схватив Иезекию за руку, я осторожно огляделся. Несмотря на плохую видимость, я был уверен, что мы находимся у входа в какую-то трубу, настолько широкую, что ее стены казались не более чем неясной тенью в сером океане пыли. Сражаясь с сильным ветром, я двинулся к трубе, таща за собой Иезекию. Ветер ревел в лицо, ноги утопали в пыли, но, в конце концов, я ощутил под собой твердую поверхность. Еще несколько мгновений, и за нами захлопнулась дверь, оставив снаружи шум пыли и завывание ветра.

Тишина. Мы стояли в небольшой камере со сводчатыми стенами в виде мозаики из треугольных стекол. Пыль продолжала бесноваться, кружась у стекла, но не оставляя на нем ни следа. Тусклый свет пробивался сквозь прозрачные панели стен, несмелый, словно первые лучи рассвета.

- Бритлин! - зашипел Иезекия. Я обернулся. Парень стоял напротив второй двери, склонившись над чем-то бесформенным. Подойдя ближе, я узнал очертания тела, скрючившегося в луже крови. Это был хобгоблин, одетый в кольчугу и сжимавший в безжизненной руке короткий меч.

- Это какой-то монстр, - произнес Иезекия.

- Мертвый, а не какой-то, - сказал я. - Наверное, охранял дверь, когда здесь появились Уна, Ясмин и Кирипао. Несчастный, он даже не понял, отчего умер.

- Так возрадуемся же тому, что путь его завершился, - произнес третий голос. - Он избавился от бремени жизни и достиг истинного совершенства, что ожидает всех нас в юдоли забвения.

- Привет, Уизл, - вздохнул я, - ты как всегда не унываешь.

- Вы правы, сир, - ответил невидимый гном, - другие Упокоенные часто упрекают меня в веселости.

Иезекия всем видом показывал, что намерен задать очередной дурацкий вопрос. Я закрыл ему рот рукой.

* * *

- Значит так, - сказал я, - прежний план остается в силе. Иезекия возвращается в Сигил, а мы с Уизлом идем спасать наших друзей. Не спорить, времени нет.

- Но как я вернусь в Сигил? - поинтересовался Иезекия.

- Пойдешь к порталу и... - тут я остановился. Чтобы открыть портал, ему понадобится портрет, а альбома у меня больше не было. - Уизл, ты случайно не сохранил тот лист, который я тебе дал?

- Боюсь, что в замешательстве, вызванном падением через портал, я обронил его.

И теперь он мотается где-то там, посреди бури или лежит, погребенный под несколькими футами пыли.

- Проклятье! - проворчал я, пытаясь придумать, чем нарисовать портрет парня. Время шло, но в голову ничего не приходило. - Ладно, - сказал я Иезекии, - пойдешь пока с нами. Но как только мы найдем способ нарисовать твой портрет, сразу же отправишься в Сигил с докладом.

- Вот отыщем остальных, - ответил парень, - и вернемся с докладом все вместе.

- Молись, чтобы так оно и вышло, - кивнул я, - и помни: мы находимся неизвестно где, так что будь осторожен, не шуми и ничего не трогай!

- Так точно, сир, - козырнул Иезекия и тут же нажал на кнопку, которая открывала дверь за хобгоблином.

В других обстоятельствах это могло привести к тому, что из его груди торчала бы пара болтов - по ту сторону двери находились два стрелка с арбалетами наготове. К счастью для парня, здесь уже побывали наши друзья; тетивы арбалетов были перерезаны вместе с глотками их владельцев.

- Ты что, совсем без мозгов? - накинулся я на Иезекию. - Кто так ломится в двери? Уизл, иди вперед... и будь внимателен, здесь могут быть ловушки.

- Да, уважаемый Кэвендиш.

Нечто невидимое оттеснило Иезекию от двери. Перед нами лежал коридор, который тянулся более чем на сотню шагов, немного поднимаясь вверх. Как и в комнате, его стены и потолок состояли из треугольных стекол, плотно сидящих в решетке металлического каркаса. Тусклый свет пробивался из-за стекла, и такими бессильными были его лучи, что казалось, будто он несет в себе уныние и тоску.

Спеша по коридору, мы обратили внимание, что буря снаружи утихла. Похоже, пыль взметалась лишь у самого входа в здание; теперь, когда мы поднялись выше, стало заметно, что дальше она мирно покоится, образуя ровную поверхность. Ее вид вызывал необъяснимый страх, ведь в обычной пустыне ветер оставляет на песке волны, наносит барханы. А здесь пыль лежала так идеально, словно ее просеяли через сито. Ни кустов с кактусами, ни холмов с низинами... лишь раскинувшееся до горизонта, недвижимое и плоское, как стекло, море пыли.