Под конец Иоши удалось вырваться и отступить, но только для того, чтобы вновь наткнуться на русских, которые за это время прошли через деревню и, двигаясь под прямым углом к хребту, очутились между ним и его резервом у новой кумирни.

Удалось ли ему пройти насквозь или кругом, я хорошенько не знаю и не думаю, что у него сохранилось об этом сколько-нибудь ясное представление. Он может прибавить только одно, что ему пришлось прокладывать себе дорогу с боем и что его двуручная сабля опять хорошо ему послужила и помогла прорваться к своим людям.

В это время командир двух рот у кумирни, услышав перестрелку, послал двадцать человек при офицере для разведки. Этот небольшой отряд, спустившись с хребта, наткнулся на русских как раз у западной опушки леса, окружавшего новую кумирню. Японцы, видя превосходящие силы противника, отошли ярдов на 200 назад к опушке леса, представлявшей собою густую поросль из орешника и бука. Но командир роты у старой кумирни был тоже настороже и во главе своих людей спустился вниз по долине к северу от хребта, вдоль которого двигались русские. С этой долины он мог атаковать левый фланг русских, если они будут продолжать свое движение на восток к новой кумирне. Как только эта рота открыла из долины огонь, русские выслали влево против них цепь, но таким образом подставили себя под продольный огонь вдоль всего фронта со стороны тех двадцати человек, которые отступили к опушке леса. Хотя еще не было достаточно светло для меткого огня, но все-таки огонь этого маленького отряда, вскоре подкрепленного остальной частью двух рот у новой кумирни, заставил русских отвести назад свой правый фланг. Тогда они, по словам японцев, сделали три раза ура и с частью сил пошли в штыки на опушку леса. Но в действительности им не удалось проникнуть в лес дальше нескольких ярдов. Один легко раненный японский ефрейтор сказал нам, что русских очень легко убивать в штыковой свалке. По его словам, русские, спустя голову вниз, лезут как бешеные быки, держа ружья со штыками перед собой. Ничего не бывает легче, прибавил он, как, отступив в сторону, колоть их в это время.

Русские, находясь на открытом месте в походной колонне, атакованные с двух сторон незначительными, но невидимыми из-за густых кустов силами, не могли пробиться дальше и начали отходить назад как раз на рассвете в 4 ч. 30 мин. утра. Сражавшиеся были так перемешаны между собой и из-за тумана все еще было так темно, что некоторые из русских солдат, ухватившись за рукав японцев, говорили им: — «Пойдем, теперь пора отступать». Я спросил, каким образом японцы могли понять это, и мне объяснили, что несколько русских были захвачены в плен и опрошены. Спустя несколько минут после начала отступления прибыл к месту сражения полковник Баба с двумя ротами, взятыми из 2-го батальона 30-го полка. Оставив две роты, бывшие у новой кумирни и выдержавшие всю тяжесть боя, и взяв с собой сравнительно свежую роту от старой кумирни, которая сражалась с левым флангом русских со стороны северного ущелья хребта, он начал преследование в 4 ч. 45 мин. утра. Преследование 2000 человек этими тремя ротами, скажем, числом 630 человек продолжалось вплоть до Тована. Дважды русские пытались задержаться на позиции, но каждый раз после сильного натиска должны были отходить назад. У Тована сами себя обнаружили большие силы русских, заняв окопы и пропустив через себя разбитые части. 2000 человек, которым пришлось совершить это отступление, принадлежали ко 2-му батальону 10-го и 2-му батальону 24-го Сибирских стрелковых полков, кроме того, в том же числе была и рота 22-го полка. Пока мой рассказ касался только неудачной атаки батальона 10-го полка. Батальон 24-го полка наступал по другой стороне долины, по которой двигался батальон 10-го полка и, оставив за собой д. Лишапутзу, вступил в долину, что севернее вершины, где его товарищи уже вели бой. Несомненно, их план заключался в том, чтобы, двигаясь по этой долине, атаковать старую кумирню. Но они так долго копались, что, прежде чем войти в соприкосновение с противником, они уже узнали о поражении и отступлении батальона 10-го полка. Так как японские войска, посланные для преследования этого батальона, могли бы перехватить им путь отступления к Товану, то они и решили отступить, пока еще была к тому возможность. Впоследствии было удостоверено, что оба эти русских батальона провели ночь перед атакой неподалеку к западу от Иоширеи и что батальон 10-го полка выступил с ночлега в 7 ч. утра 3-го числа, а батальон 24-го полка — в 1 ч. дня 4-го. Точные потери таковы: японцы — 18 убитых и 40 раненых, в том числе 2 офицера; русские — 55 убитых и 40 раненых. Потери русских при преследовании неизвестны.

Если бы оба русских батальона атаковали одновременно, трудно допустить, что им не удалось бы захватить одну или обе кумирни или даже Мотиенлингский перевал. Как раз в то время, которое оказалось впоследствии самым решительным моментом боя, батальон 10-го полка был задержан разведывательным отрядом из двадцати человек при офицере на открытой и крайне неудобной местности. Такому незначительному отряду, конечно, никогда бы не удалось удержать тысячу русских, шедших в темноте в штыки. Но все-таки совершенно ясно, что батальон 24-го полка должен был повести такую энергичную атаку вверх по долине против старой кумирни, чтобы заставить находившуюся там японскую роту думать только о своей собственной обороне. Если бы это было сделано, то, я думаю, батальон 10-го полка успел бы раньше овладеть лесом, чем прибыли бы подкрепления к защищавшим его опушку двадцати человекам. Если бы батальон овладел лесом, он, вероятно, захватил бы и новую кумирню, вокруг которой вплоть до ее стен рос кустарник. А если бы русские овладели новой кумирней, то их трудно было бы прогнать оттуда без артиллерии. Но это одни предположения. В итоге русская атака была, как говорят французы, decousu, что указывает на плохой расчет и подготовку ее со стороны их штаба.

С другой же стороны, если японский пост у Лишапутзу и не был достаточно бдителен, то поведение всей заставы, застигнутой врасплох, достойно самой высокой похвалы. Я могу вспомнить несколько похожих на это дело случаев, когда застава в тридцать шесть человек была внезапно подавлена натиском тысячи русских. В некоторых случаях застава, оказав достаточное сопротивление, чтобы известить о тревоге своих товарищей и потеряв трех или четырех людей, считала бы себя вправе уступить и сдаться под давлением force raajeure. Упаси меня Боже обсуждать этот вопрос с его этической стороны. Дело зависит гораздо более от трудности положения, важности удержания какого-либо пункта с чисто военной точки зрения и от условий местности. Но, говоря с точки зрения одного только патриотизма, я думаю, что следует ясно понять, что тип армии, сдающейся в плен при условии равновесия в прочих отношениях, будет решительно побежден типом несдающимся, когда бы и где бы они ни встретились.

В общем я думаю, что британцы имеют полное основание гордиться и доверять своим союзникам, вспоминая их поведение в этом небольшом жарком деле, где цель русских, как кажется, была поважнее, чем одна стычка на передовых постах. Если мы и допустим некоторое преувеличение по отношению к двуручному мечу и легкости колоть штыком русских, то все-таки для того, кто тщательно осмотрел место сражения в присутствии принимавших в нем участие офицеров, станет ясным, что все, от капитана до рядового, в японских ротах знали долг к самому себе и к своему отечеству и держали себя подобно настоящим мужам, даже более того, подобно развитым солдатам.

Сокако, 8 июля 1904 г. Вот я опять в доме аптекаря, где мухи приветствовали меня восторженно. На обратном пути я проезжал через укрепления у Бунсуиреи, построенные русскими между этим пунктом и Мотиенлингом. Место выбрано хорошо. Холмы на обеих сторонах равнины заканчиваются длинными вершинами, которые, сливаясь вместе, на расстоянии кажутся сплошной крутой зеленой преградой. Обстрел превосходный, и я думаю, что, если бы русские дождались нас здесь, нам или пришлось бы потерять много людей, или задержаться до тех пор, пока гвардия слева или 12-я дивизия справа не обошли эту позицию. Особенно обращает на себя внимание усовершенствование характера местности и основательность проведенных здесь земляных работ по сравнению с работами у Чиулиенченга на Ялу. Стрелковые окопы тянулись не по вершинам хребта, а несколько ярдов ниже по склону. Цель этого заключалась в том, чтобы оставить как можно меньше мертвого пространства; но вследствие этого окопы наклонялись несколько вперед к югу, как бы приглашая этим к себе гаубичные снаряды. Я лично предпочел бы обстреливать мертвые пространства продольным огнем с флангов и расположить окопы или на самых вершинах, или очень близко к ним. Укрытий для голов не было. Я хотел бы знать, имеет ли солдат, находящийся в ясно видимом окопе без укрытий, какое-либо преимущество перед атакующим, пользующимся естественными укрытиями на местности. Туловище последнего, конечно, может быть и не так хорошо защищено, но по отношению к закрытию головы между обоими нет никакой разницы. Между тем голова — самая жизненная часть тела, да кроме того, людей в окопах легче обнаружить и вследствие этого легче поражать огнем, в особенности дальним артиллерийским. Поэтому мне кажется, что если стоит терять время на рытье рвов или постройку брустверов, то стоит и делать укрытия для голов и амбразуры. Когда я прошелся по всем этим солидным, временного характера редутам и линиям окопов, я не мог не сочувствовать ощущениям людей, рывшим эти укрепления целые недели только для того, чтобы уйти отсюда и бросить их при первом появлении японского авангарда. Этот результат, будучи очень близким к действительному поражению, более всего содействует деморализации армии.