Затем начался второй круг. Я отсчитал про себя - под часы - раз-два, раз-два... Поехали! Трудно быть метким на покатом диване. Раз-два, раз-два... Э-э! Что это у меня там сзади? Черт возьми! В животе явственно заурчало и появилось буквальное, физическое ощущение, будто по кишке толчками выбрасывается какая-то дрянь прямо к заднему проходу. Как пить дать, Кашпировский подгадил. Наверно, кроме всего прочего, он дал установку на прочищение желудка! Черт меня дернул на ночь огурцы жрать!

В этот момент я почти не контролировал маятниковые колебания своего туловища, двигаясь лишь по инерции, с затухающей амплитудой, - так усталая рука чистит вантозом унитаз. Всю волю и внимание я сосредоточил на том, чтобы не допустить такого неуместного, несвоевременного позора.

К счастью, моя нога нащупала точку опоры, уперлась в стену. Стало немного легче. Размах маятника увеличился. Другая нога последовала за первой. Мои пятки в броуновском движении ерзали по мохнатой поверхности ковра, то скручивая нижний его край в трубочку, то вдавливая в стену пустотелые бугры. Теперь я с радостью ощущал себя отбойным молотком, рьяно долбящим цементное покрытие. Диван прогибался и стонал. Вдруг мои пятки одновременно торкнулись в пустоту, а через мгновение мне на спину тяжело опустился ковер - одним краем. Подтянув за собой другой конец, он закрыл нас с головой. От неожиданности я выпустил из себя все содержимое и вылез из-под ковра опустошенный.

Зажег настольную лампу. Повесить ковер назад сразу же не представлялось никакой возможности: несколько колец оборвалось. Я злобно скинул его на пол.

Жена, обняв колени, как-то сжавшись и ощетинившись, забилась в угол дивана, отрывисто и неровно дышала. Я боялся, что она расплачется.

- Знаешь, мне сейчас показалось, что мы разведемся...

- Что за глупости, - раздраженно пробормотал я, а сам суеверно подумал: - Все может быть...

Она резко встала, накинула халатик и двинулась в ванную.

17.

Человек десять солдат, спустив штаны, сидели на корточках стройной цепью и испражнялись по команде - как в Швейке. Они издавали натужные горловые звуки. Эти сдавленные возгласы неслись откуда-то со стороны. Я открыл глаза: Акакий в своей кроватке, лежа на животе, тужился и делал акакия. Стекло книжного шкафа было основательно выпачкано: разрисовано коричневыми разводами, - он же продолжал со смехом размазывать то, что постепенно, маленькими порциями производил. Наверное, так талантливый художник, почуявший вдохновение, бросает широкие, смелые мазки на свое полотно.

Жена тоже, одновременно со мной, приподняла голову: "Мне снилось, как бабка включила все конфорки, залезла на плиту... поджаривалась... а я ее стаскивала... Спина уже обуглилась! А потом мне приснилось, что меня насиловали четыре азербайджанца, а ты убежал, меня бросил... отсиживался в больнице. А потом меня выбрали депутатом Моссовета за то, что гуленьки дважды утонул в унитазе, а я его дважды спасла!.."

Жена с бранью понесла отмывать Акакия, а я, убирая постель, силился вспомнить сон, от которого осталось странное впечатление, будто в нем промелькнул какой-то важный намек.

Свернув простыню, я неожиданно обнаружил на диване клизму - в том месте, где спала жена. Завидная нечувствительность! Вот ведь новоявленная принцесса на горошине!..

Жена, примчавшись, швырнула Акакия в кроватку, вымыла стекло и убежала готовить завтрак. Акакий сначала ковырялся в своем пупе, затем перевел взгляд на меня: "Голий! Голий! - Он обожал голое тело. - Катогить (Потрогать)!" Я подошел к кроватке - он тянулся к каждой части тела по отдельности, похлопывал их и радостно выкрикивал: "Гуть! Пина! (Спина) Пупа! Калена! Носки!" Плотнее притиснувшись к прутьям решетки, он проснулся и, верно, от восторга, брызнул между ними тонкой струей. Я отпрянул назад.

На полу, возле кроватки, медленно росла лужа. Что она мне напоминала? Я мучительно напрягал память. Вдруг, ни с того ни с сего, отметил, что кот крайне неодобрительно и сурово смотрел на Акакия, когда оказывался рядом и был свидетелем этого безобразия. Он явно осуждал нарушителя благопристойности. Однако как только появлялась жена, кот прыскал под стол, забивался в дальний угол. Она с ненавистью бросалась на колени, тыкала в кота лыжной палкой; он шарахался к двери и стрелой летел в бабушкину комнату, под защиту.

Постой!.. Что за ахинея?! Никогда этого не было и не могло быть! Акакий был слишком мал, в то время как кот дышал на ладан. Соприкоснуться напрямую они просто физически не могли.

Вспомнил! Все вспомнил! Это происходило в сегодняшнем моем сне. И лужа, которую теперь напрудил Акакий, по ассоциации, полностью восстановила картину сновидения.

Кот, помнится, пристально смотрел на меня - я делал вид, что не замечал его, и отворачивался к стене. Он начал мочиться. Причем делал это медленно и долго. С громким звуком на пол текла жидкость. Мне казалось - я был даже твердо убежден в этом, - что кот с какой-то гадливостью, больше того - со стыдом, следит, как на полу образуется громадная лужа. Я понимаю: он очень долго терпел, но, поскольку его не выпускали на улицу, не открывали дверь, он вынужден выпустить мочу. Лужа настолько громадная, что я, лежа на диване, думаю: "Ну вот, придется все тряпкой вытирать несколько раз... А зачем тогда ходить в сортир? Дай и я туда же сделаю, а потом все сразу подотру..."

Мой фаллос вытягивается, вырастает до размеров руки, и я тоже начинаю мочиться в эту лужу, тем более что давно хочу... Но кот вдруг мягко, но настойчиво зажимает мой орган лапой: нельзя, мол! И я прекращаю мочиться! Мне вдруг становится неловко, даже стеснительно, и я чувствую правильную заботу кота обо мне, его стремление сохранить мой нравственный облик чистым и незапятнанным.

18.

- Я умия-ю! -- Акакий разлегся на кроватке, сложил на груди руки, изображая бабку.

- Умираешь? Не надо умирать!

- Умия-ю!..

- Мама будет ругаться: нельзя умирать...

Распахнулась дверь, появилась жена:

- Порежь мне рыбу... Все ножи тупые!.. Я сама не могу... Эй! А это что? Дрянь такая! Ты почему весь пол описал?!

- Та-ак! -- Акакий жеманно повел плечами.

- Как та-ак?!

Я быстро убрался из комнаты. У туалета лоб в лоб стояли отец с бабкой, я мимоходом поздоровался и успел захватить обрывок разговора:

- ...крысу... Сидела на столе, рядом с хлебом... Хотела, видно, прогрызть пакет... С таким вот хвостом... Меня увидела - и под умывальник... Я даже вскрикнуть не успела...

- Ну так что ж?.. Мне, что ль, крыс прикажешь ловить... на одной ноге?..

- Скоко раз давала себе слово не разговаривать с тобой... Забываю!

- Забываешь? Ну слава Богу!

Бабкина дверь задвинулась, проскрежетав колесиками.

Ножи действительно были тупые, и пока я пилил мороженую рыбу, порезал палец.

19.

Акакий, как обычно, раздвигал и задвигал дверь в бабкиной комнате; тем временем отворилась входная дверь - сначала пролезли две сумки, доверху набитые продуктами, затем показалась сама мать. На ее лице был написан ужас.

- Там... у нас... на площадке лежит кот рыжий... соседский... Труп! Его крысы загрызли... Мне только что Егоровна сказала, что они снизу... к нам идут! Смотреть невозможно... Надо убрать... как-нибудь...

- Кошмар! - Мы оцепенели от страха: крысы нас сожрут. Как быть с ребенком?

- Жора! - Мать пошла рассказывать отцу.

Между тем у бабушки слышалась подозрительная возня, увещевания и радостные взвизги.

- Сбедишь пальчик... "Нельзя", - тебе сказала бабушка... Это сыр для крыски... Ты понимаешь русские слова?! Мышеловка прихлопнется - пальчику бо-бо...

- А-та-ди... А-та-ди!

Бабкина дверь откатилась - перед нами предстала следующая картина: бабка стояла на одном колене у кровати, прикрывая клюкой мышеловку. Акакий тянул старуху за руку, выдворяя ее из комнаты, дабы без помех овладеть мышеловкой. Бабка отмахивалась от него клюкой, как от назойливой мухи.