4.
- Лунин! Тебя там внизу какая-то девушка спрашивает.
Санитарка поставила ведро у крайней к двери кровати и, отжав половую тряпку, насадила ее на швабру.
Миша быстро натянул свитер и побежал вниз, прыгая через три ступеньки. Кто бы это мог быть? Неужели Лиза? Лиза Чайкина! Если так, то он чудом вовремя оказался в палате. Они с мадам только что целовались на продавленном диване на втором этаже. Спинка дивана трижды падала и трижды они со смехом проваливались в дыру между сиденьем и спинкой. Он зашел в палату на минутку, чтобы схватить гитару и бежать обратно к мадам.
На кушетке в холле первого этажа его на самом деле ждала Лиза Чайкина.
- Ты не против, что я приехала?
Миша лихорадочно глотнул воздух, подыскивая слова.
- Да что ты?! Я страшно рад... Ты не представляешь... Я никак не ожидал...
- Ты думал: я тебя не найду? Почему ты мне ничего не сказал? Не позвонил? Не написал? Это не по-человечески... Садись! - Она переложила дубленку к себе на колени и указала ему место возле себя. Миша покорно сел.
- Ну? - продолжала она сверлить его своим синим глазом.
- Так получилось... Понимаешь, место появилось неожиданно... Надо было лечь сразу, не раздумывая... Иначе бы его заняли. Это, знаешь, блатная клиника... Здесь почти что санаторий...
- Я вижу, какой тут санаторий! Атмосфера тяжелая. Ну, рассказывай... Всё подробно... Я хочу знать, как это произошло... Архангельский мне сказал: ты в депрессии... Я не нахожу!
Миша пространно рассказал Лизе о своем состоянии перед психушкой, о том, как его тетки забили тревогу, о таблетках, которые в мгновение ока превращали его из развалины в полноценного человека - занимательного, остроумного собеседника, раскованного и свободного, интересного для окружающих, а также о том, как он влюбился в Валентину, как сделал ей предложение и как она ему отказала. "Впрочем, - добавил Миша в заключение, - все равно она выписалась, и мы никогда больше не встретимся".
Во все время Мишиного рассказа Лиза пристально разглядывала носки своих замшевых сапог, только иногда вскидывая глаза на Мишу и с удивлением изучая его лицо, как будто впервые его видела. Мише приятно и сладко было это удивление. Он с самого начала хотел шокировать Лизу! Когда он дошел до места, в котором появлялась Надежда, молниеносно заменившая Валентину, Лиза возмутилась:
- Зачем ты мне всё это рассказываешь?.. Знаешь, я приехала сюда не только за тем, чтобы тебя увидеть... и поддержать... Но и...
Вдруг Миша Лунин, подняв глаза, увидел мадам, спускавшуюся по лестнице в обычном своем голубом халатике. В руках она беспечно крутила двухкопеечную монетку (телефонные аппараты стояли внизу). Надежда тоже сразу заметила их, ведь они с Лизой сидели как раз напротив лестницы. Мадам замедлила шаги и спускалась теперь величественной поступью королевы, позади которой четырнадцать пажей несут белоснежный шлейф. Как королева поддерживает своей холеной рукой в белой перчатке пышный бальный кринолин в рюшах, так Надежда стыдливым жестом соединила полы голубого халатика, чтобы они, не дай Бог, не разошлись во время этого исторического королевского спуска.
Лиза Чайкина не сводила глаз с мадам. Хотя их перекрестный обстрел, под который невольно попал Миша, длился не больше минуты, Мише он показался мучительно долгим.
- Так в эту ведьму ты влюбился? - спросил Лиза Чайкина у Миши, и ее грубая бесцеремонность неприятно задела его за живое. - Поздравляю!
- Почему ты называешь ее ведьмой? - опешил Миша.
- Только ты один этого не понимаешь. Достаточно ее увидеть!..
Лиза проследила, куда пошла мадам: та начала звонить, но то ли не дозвонилась, то ли передумала звонить, во всяком случае, она не возвратилась на свой этаж той дорогой, то есть мимо них, а поднялась по дальней, параллельной лестнице. Тяжелая обоюдная ненависть двух женщин, которых он любил, напомнила Мише сцену из какого-то знакомого, но забытого романа. Попахивало "достоевщинкой".
Точно! Он вспомнил. В "Братьях Карамазовых" Екатерина Ивановна встречается с Грушенькой. Первая целует второй ручку, а Грушенька, заявив заранее, что в ответ расцелует все сладкие ладошки Екатерины Ивановны, внезапно со смешком отказывается их целовать. Помни, мол, меня, дура: ты целовала мне ручку, а я тебе - нет. Екатерина Ивановна кипит от злости, обзывает соперницу "подлая".
- Я приехала к тебе по двум причинам! - решительно заявила Лиза, как будто окончательно закрыв тему с мадам. - Первая причина... О ней немного позже... А вторая? Помнишь, мы говорили с тобой в монастыре на Петровке о Боге?.. И ты сказал, что хотел бы окреститься...
- Да-а-а... Было такое... - неуверенно согласился Миша: он готов был дать голову на отсечение, что ничего подобного не говорил, но чтобы сделать приятное Лизе...
- Я очень хочу, чтобы ты окрестился... И чтобы я стала твоей крестной матерью... Тогда тебе больше никогда не понадобится это заведение, где мы сейчас сидим... Когда ты окрестишься, ты многое поймешь!.. Что не понимаешь сейчас... Вот увидишь!.. Если ты, конечно, согласен... И внутренне готов... Это такой шаг... Он должен быть выстрадан... Пойми!
- Ты хочешь, чтобы я окрестился, когда выйду отсюда?
- Ну да... Когда созреешь... Если тебя выпускают (ты же здесь не в тюрьме?), можно и раньше... Неважно, когда... Важно, согласен ты или нет?
- А первая - что за причина?
- Я назову тебе ее, если ты ответишь в принципе: да или нет? Мне это нужно знать! Тогда уже все остальное...
Миша задумался. Та, которую он безумно любил и любит до сих пор и всегда будет любить, та, которая предназначена ему небесами (в этом он нисколько не сомневался), предлагает ему быть его крёстной, а он медлит с ответом! Что же здесь раздумывать?! Конечно же, да!
- Да! Я согласен.
- Замечательно. Теперь второе... Или первое... Всё равно... Тебе, наверное, будет очень больно... Мне трудно это говорить, но было бы подло с моей стороны промолчать... И обманывать тебя... Ты ведь всё равно узнаешь... не от меня... А я хотела бы сама тебе сказать об этом... Видишь ли, я...
- ...Выходишь замуж? - договорил Миша за нее.
- Да. Как ты угадал? Тем лучше... Я тебе сделала больно? Ты не ожидал?
- И кто он?
- Мой одноклассник. Ты его видел на Новый год... Петя... Уткин...
В Мишиной памяти всплыл этот Петя Уткин. С оттопыренными прозрачными розовыми ушами и скошенным кверху лбом. Все они тогда сидели возле гроба отца Лизы Чайкиной. Петя сидел по правую руку от Лизы, а он напротив них.
Миша и Петя Уткин единственные из всей компании курили. Они вышли на крыльцо дачи в Малаховке покурить. После душного помещения, где пахло формалином и все говорили вполголоса, с опаской косясь на покойника, Миша намеревался передохнуть на свежем воздухе. Не тут-то было! Петя Уткин замучил его рассказами об армии. Миша узнал, как тот служил пограничником на границе с Китаем, как их на плацу гонял сержант-сволочь, которому они потом всей ротой отбили почки, устроив ему "тёмную", как Петя принимал роды у свиней, срывая с мордочек новорожденных поросят прозрачную пленку, как его приятель упал в яму с коровьим навозом и как Петя Уткин вытаскивал его оттуда за волосы, а потом лютой зимой поливал шлангом с ледяной водой, смывая кал и воротя нос от вони. Одним словом, Миша бежал от Пети Уткина в комнату, пропахшую формалином, под интеллигентское крыло Егорки Архангельского.
- Так, значит, ты теперь станешь Уткиной? - с неподдельным ужасом воскликнул Миша.
- Да... Ну и что?
- Действительно, - пробормотал Миша.
- Тебя только это смущает... моя будущая фамилия? - заметно обиделась Лиза.
- Нет... Но... - Миша не знал, что сказать.
Факт замужества Лизы Чайкиной, как ни удивительно, на самом деле нисколько его не взволновал. Покопавшись внутри себя, он не обнаружил там ни ревности, ни печали, ни, тем более, отчаяния. Как будто он с самого начала знал, что Лиза выйдет замуж не за него. Пусть так! Для него это абсолютно ничего не меняло: она навсегда останется с ним! И никто никогда у него ее не отнимет!