Грянул гром. Гулкое эхо прокатилось по всему серому небу и потерялось где-то за облаками. Потемнело как-то неожиданно и сразу. Сверху начали падать первые, хоть и редкие, но крупные капли. Они прибивали пыль, которую поднимал усиливающийся ветер. Прохожие ускоряли шаг, мамаши хватали играющих детей в охапку и бежали домой. В небе еще раз бабахнуло. С балконов снималось стираное бельё, сохнущее на верёвочках, закрывались форточки, улицы пустели. Город готовился к дождю.

– Сейчас начнётся, – сказал Павел, – бежим! – И они с Леной побежали до ближайшей подворотни, там свернули и спрятались в подъезд. – Вот так всегда, – с горечью выдохнула Лена. – Столько не виделись, и вот, пожалуйста, – дождь. Вечер пропал. Они стояли в подъезде, а на улице хозяйничал настоящий ливень, просто стена воды. Иногда гром нарушал мелодию капель, но его раскаты были той самой изюминкой в симфонии, которой так часто не хватает.

– Идея! – провозгласил Паша, подняв вверх указательный палец. Едем к дяде. Он нас звал и, мне кажется, будет просто рад. – К дяде? – Лена улыбнулась предложению, она любила дядю. – Выбора нет, поехали. Чуть только дождь утих, а точнее, у него была маленькая передышка, они побежали до ближайшей остановки. Им повезло, не пришлось долго ждать, из-за поворота показался автобус. Как всегда, в нём было много народу, дотянуться до поручня смог лишь Павел, Лена держалась за его рубаху, а он её поддерживал за талию. Волосы у Лены были мокрые, и их запах, в сочетании с духами, опьянял. В голову лезли разные мысли, глупые и не очень. Павел притянул Лену к себе, она подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. В такие мгновенья окружающий мир исчезал. Он осторожно коснулся губами её мокрого лба, Лена опустила голову и прижалась ухом к его гуди. Услышав, как бьётся родное сердце, она улыбнулась, и никто этого не заметил. Автобус трясся по городским ухабам, заполненный разными душами, и никому не было никакого дела друг до друга. Дверь распахнулась, и в лицо гостям ударил крепкий запах борща. На пороге стоял Тимофей Валерьянович в тёмно-красном плюшевом халате и мохнатых тапочках. – Ба-а! Вот это гости! – воскликнул дядя, вскинув руки чуть в стороны и вверх. – Не думал, не гадал, уважили старика… Да что же вы стоите?

Проходите скорей, вы же мокрые с ног до головы. Гости прошли в гостиную. Там было тепло и как и в прихожей настойчиво пахло борщом. – Леночка, – сказал дядя, – дай прынцу что ни будь переодеть, твои вещи где всегда. Мне нужно срочно на кухню, а то останемся без обеда, – и дядя скрылся в коридоре. – А он неплохо готовит, – заметил Паша. – Откуда ты знаешь? – искренне удивилась Лена. – Держу пари, нас здесь покормят. – Ты любишь еще что-нибудь, кроме поесть?

– Да, – с готовностью отозвался Павел. – Поспать. А еще я люблю тебя. – Сначала поспать, а потом меня, – укоризненно заметила Лена. – Нет, спать с тобой. – На грубость нарываешься?

– Что естественно, то не постыдно, – сказал Паша, скорчив на лице безысходность. – А потом, мама учила меня говорить всегда правду, – он хотел поцеловать Лену, но она ловко увернулась. Вскоре они втроем сидели за столом, в тарелках дымился наваристый борщ, а на плите дошкварчивали котлеты.

– В таких случаях, – заметил дядя, – от простуды… чуть-чуть… первое дело. Вы употребляете? – спросил он у Павла.

– Еще как! – мгновенно ответил тот. – Леночка, – продолжал дядя, – тебе сейчас тоже… чуть-чуть… только на пользу.

Лена недовольно поморщилась, но согласилась. Обед прошел в атмосфере дружбы и взаимопонимания. Стороны обменивались шутками и анекдотами, что, надо заметить, не способствовало пищеварению. Зато пищеварению и дружбе способствовало еще два раза от простуды (один раз под борщ, второй под котлеты). Вечерело. За окном по карнизу весело барабанил дождь. Ливень давно закончился, и теперь кали падали размеренно и неторопливо. В лужах в разные стороны разбегались круги, длинные и прозрачные дождевые черви, выгнанные из своих квартир потопом, распластались во весь рост. Небо было ровно серым, без разрывов и разводов. Кое – где в домах уже горел свет. В комнате Тимофея Валерьяновича было уютно и тепло. То, что дядя коллекционер, было заметно и по стенам. В комнате где сидели гости висели две работы Кандинского и одна Малевича. Мебель у дяди явно не с фабрики «Красный шкаф». А также Васильков обратил внимание на чудесную вазу, настоящий Мейсен, и настенные часы с матерным боем, так их называл дядя, и поднять они могли даже мёртвого. Ореховый книжный шкаф, работы прошлого века доверху заполнен редкими изданиями Шиллера, Мольера, Чехова, Бомарше и многим другим. Свет в комнате был неярким, даже приглушенным, на граммофоне стояла пластинка Вертинского, и неунимавшийся дождь глухо подпевал ему. – У вас не дом, а просто музей, – заметил Паша. – Все заполнено редкими и очень красивыми вещами. Даже музыку вы слушаете на граммофоне. Неужели в мире сегодняшнем вам ничего не нравится?

– Ха-ха-ха! – рассмеялся дядя. – Да упаси Бог. Неужели я похож на старую деву, бесконечно перечитывающую старые письма и без конца ворчащую, что в наше время всё было по-другому? Что вы. У меня цветной телевизор, видео, этот, как его? – тостер и много других, как сейчас говорят, прибамбасов. А вот люди, и правда, стали более злыми и жестокими, впрочем, они и раньше были такими, только держали это внутри себя. Боялись. А сейчас всё выплыло наружу. От старых же вещей веет добротой, мудростью, смирением. А что касается музыки… Ну, где вы найдёте сейчас такого Вертинского? А граммофон придает свой особый колорит. – С этим очень тяжело спорить, – согласился Паша, – наверное, сложно было всё это собирать?

– Трудно на всё выкроить деньги, – ответил дядя. – А вот что по-настоящему было сложно, – это моя коллекция марок и монет. – Дядя поднялся и вытащил из верхнего ящика в серванте две здоровенные коробки. – О-о-о… Это надолго, пойду поставлю чай, – сказала Лена и ушла на кухню. Они долго пили чай, Тимофей Валерьянович рассказывал истории некоторых экспонатов. Иногда была почти комедия, а порой детектив или даже драма.

За окном давно стемнело, дождь закончился, гости собирались уходить. – Подождите, я вам сейчас кое – что покажу, – сказал дядя и вышел из комнаты, а когда он вернулся, то на руках у него лежал меч. – Что вы, Павел, об этом скажете, ведь вы разбираетесь в холодном оружии?

– Немного, – ответил Васильков, сглатывая слюну, у него перехватило дыхание. – Но даже этого хватит, чтобы сказать: у вас на руках очень старая вещь, – он поднялся, взял меч двумя руками и разрубил воздух. – И сталь превосходная. Это настоящий шедевр. Никогда не видел ничего подобного. – Да, вы правы, – согласился дядя. – Шедевр. Мне он достался совершенно случайно, да и за бесценок. Легенда говорит за то, что это меч Георгия Победоносца. Именно этим мечем, он отрубил голову змею. Это вам подарок. Павел опешил, но скоро пришел в себя. – Нет. Это очень дорогой подарок, я не могу принять. – Но я же сказал, что он мне…

– Даже если он вам ничего не стоил!

– Не спорьте, молодой человек. И потом, должны же вы как-то защищать нашу принцессу. Спор продолжался минут десять и в конце концов договорились, Паша отдаст взамен свою монету. Нести меч по городу просто так было нельзя, поэтому решили пока что оставить подарок у дяди, а позже Паша его заберет и, по крайней мере, не ночью. После дождя небо казалось высоким. Полная луна светила ярко, на небе не было ни единого облачка. Звезды смотрели на землю из своих причудливых созвездий. Павел и Лена шли по ночному городу. Воздух был чистым и свежим. Они шагали в тишине и одиночестве, лишь машины напоминали, что в городе они не одни. – Интересно, – спросила Лена, – почему после дождя так легко дышится?

– Наверное, капли, падая, очищают воздух, прибивают пыль к земле, – неуверенно ответил Паша. – Поэтому легко и дышится. А мне всегда легко дышать, когда ты рядом. Лена крепко обхватила его руку и прислонилась к плечу. Некоторое время они опять шли молча. – О чем ты думаешь? – спросила Лена. – Тебя так сильно поразил подарок… – Да, действительно. Поразил, – ответил Паша. – Ты знаешь, когда я взял меч в руки, то почувствовал необъяснимое чувство тревоги…