– А я его оставил на столе, – медленно сказал Паша. – Зло не может просто украсть его. В видимом хаосе мирозданья существуют свои законы и правила. Есть только два пути завладеть мечом. Убить рыцаря и из рук умирающего взять его как трофей или запугать, замучить морально до такой степени, когда он сам его отдаст и скажет: «Владей же им, он твой по праву». Как у зла, так и у добра есть свои ограничения. Я не могу предупреждать вас об опасности, советовать, как поступить в той или иной ситуации. Но это не значит, что я буду стоять в стороне, и смотреть на происходящее. Я помощник и если понадобиться кое-чем помочь всё же могу. Да. Вот еще что. Верьте только себе, злу коварства и изворотливости не занимать. Не бойтесь за свою жизнь, вы не утонете, не сгорите, вас не зарежут в подворотне случайные люди. Или Оно убьёт вас и заберёт меч, или вы умрёте от старости. – Прям, как в тюрьме. Не верь, не бойся, не проси, – вставил Паша, постепенно приходя в себя. – Что-то меня тошнит. – Рановато. Вы почти еще ничего не видели, – заметил старичок и продолжил. – Никогда не снимайте медальон. Он, на самом деле, спасает душу. С ним она становится сильнее. Это чудо, что медальон у вас, про него ничего не было слышно триста сорок два года. – Почему Тимофей Валерьянович отдал меч именно мне?

– Возможно, он что-то чувствовал. Вообще-то, Тимофей ни разу не сражался, меч попал к нему тоже случайно. Вам он рассказал не всё. Существует орден рыцарей «Хранителей вечности». Сейчас Вы выполняете их работу. Так получилось, что кроме Вас, её никто не сделает, здесь нет ни одного рыцаря. Зло точно рассчитало, когда прийти. Найдите летопись. В ней написано, где вход в Мёртвый лес. Если, конечно, решитесь пройти в замок отчаяния, ведь биться со злом можно и здесь, только оно будет приходить снова и снова. А если убить его в замке, зло не придёт тысячу лет. – Я еще не решил, буду ли я вообще драться, – сказал Васильков, – а Вы говорите про Мёртвый лес. – Да. Вашего согласия никто не спросил, но вы уже в иге. Впрочем, если считаете, что эта ноша для вас слишком тяжела, то можете отдать ЕМУ меч. Что при этом сказать, вы теперь знаете. Вечерело. Павел выглядел так, как будто его заманили в темную комнату и дали по ушам. Несомненно, в чём-то полегчало, теперь ясна суть происходящего. Из полной бессмыслицы всё выстроилось в цепочку вполне объяснимых событий. Только жить от этого легче не стало.

– Уже поздно, – сказал старичок, – мне пора. Но я не прощаюсь, ведь я всегда буду рядом. Подумайте над тем, что услышали. Окончательный выбор за вами. Только помните, что я вам сказал: Сейчас, кроме вас, эту работу не сделает никто. Никто, кроме вас. Старичок встал, сделал еле заметный поклон головой и пошел прочь по пустой аллее.

Васильков остался сидеть на скамейке, провожая старичка взглядом. Посидев какое-то время в раздумьях, он тоже поднялся и пошел в другую сторону. Точнее, молодой месяц. Павел Васильков шел неторопливо. Полуголые деревья в осенних сумерках и на фоне тёмно-голубого вечернего неба и в подсветке уличных фонарей выглядел почти фантастически. Но Паша сейчас этого не замечал. После разговора со старцем он испугался еще больше. Раньше Васильков только догадывался, что к чему, и при этом считал свои мысли бредом. Теперь ему популярно объяснили, что это не бред, а чистая правда. Мёртвый лес. Город Теней. Замок Отчаяния. Воин Смерти. Надо же такое придумать. Навстречу шла пара влюблённых. Им было хорошо друг с другом, они просто излучали счастье. Павел вспомнил Лену. Несмотря на то, что они расстались, он всё еще любил её. Даже еще сильнее, чем раньше. К тому же стало ясно, кто их разлучил. От этих мыслей сердце сжималось всё сильнее. Влюблённые прошли, и аллея опустела. Машины проезжали редко, и в тишине отчетливо слышался звук ботинок Павла. На встречу Василькову шла черная фигура, но внимание она привлекла лишь тогда, когда Паша подошел к ней совсем близко. Оторвавшись от своих размышлений и подняв глаза, Васильков увидел перед собой старого знакомого. Он, как всегда, стоял чуть наклонив голову, и поэтому капюшон скрывал его лицо. В руке Капюшона сверкнул меч!

Паша остановился. Краем глаза с права заметил еще одного монаха. Он развернулся и хотел убежать но, сзади стоял третий, а слева еще один. Четыре Капюшона, с мечами в вытянутой в сторону руке, медленно сходились. «Что делать? Меч остался дома, на столе». Паша нервно оборачивался то вправо, то влево, вокруг себя, переступая при этом с ноги на ногу. «Стоп! Если нет меча, то со мной ничего не случится. Я должен умереть с мечом в руках». Паша посмотрел перед собой и… там никого не оказалось. Оглянулся вокруг тоже никого. Показалось!?

– Вот и галлюцинации, – сказал Паша в слух. – Поздравляю! Может в церковь сходить?

Здесь недалеко была церквушка. Небольшая и очень красивая. Всякий раз, когда Паша выходил из церкви, хоть и захаживал крайне редко, он чувствовал спокойствие и умиротворённость. Может, он не правильно толковал свои чувства, но главное, на душе становилось спокойно и хорошо. Конечно же он не изменил своего мнения о церковной структуре, как о коммерческом предприятии, основанном на подавлении воли, и вообще церковников – как представителей Бога, гласа его – считал самозванцами. Но Паша никогда бы с уверенностью не сказала, что Бога нет. Васильков так обрадовался этой неожиданно пришедшей мысли, что не просто пошел, а побежал. Отворив тяжелую дверь, Васильков вошел под своды храма. Несмотря на поздний час, было не заперто. Храм был пуст. В тишине мерно потрескивали свечи, в воздухе витал запах жженого воска. Павел прошел под центральный купол и довольно громко для шепота произнес: – Господи! Наверное, есть за что, раз ты меня так наказываешь. Прости меня. Я не выдержу того, что происходит, и возможности уйти в сторону у меня нет. И если я должен до конца испить свою чашу, то дай мне сил устоять. Ведь ты сам знаешь, что это непросто. Прошло десять, двадцать, может, тридцать минут, но Васильков все стоял под куполом и ни о чем не думал. Он не мог точно сказать покидали его силы или наоборот, наполняли его. – Прости мне, чадо, что я мешаю разговаривать тебе с Богом. Голос звучал тихо, но звонко. Казалось, все стены вместе вдруг заговорили. Васильков повернулся. Справа от него стоял человек с бородой, в черной рясе и длинными волосами. На груди у него висел массивный золотой крест, взгляд был пронзительным, глаза добрыми. – Я проходил рядом и случайно услышал часть твоей молитвы. В твоей жизни произошло что-то страшное?

– Да уж, страшнее некуда, – ответил Паша, слегка растягивая слова. – Не хочешь ли ты исповедаться? Открывшие Господу душу находят в этом прощение, и им становится легче. – А вы уверены, батюшка, что хотите это услышать? – немного вызывающе спросил Васильков. – Я служу Господу, и слушать буду не я, а Он, – спокойно сказал церковнослужитель, по-доброму улыбаясь. – Пойдём со мной, увидишь, станет легче. «А почему бы и нет, – подумал Павел и поплелся за батюшкой». – Правда, мирским сюда нельзя, – продолжал тот, – но я думаю, ничего страшного в этом нет. Они поднялись на второй этаж и оказались на балконе. Во время службы здесь пел церковный хор. – Мы одни в храме, можешь начинать, нас никто не услышит.

– Ну что ж, – сказал Паша на выдохе, – тогда слушайте. Я встретил дьявола. Он отнял любимую, уложил в больницу мать, а меня обвинили в воровстве. Он заставил меня убить друга и обещал забрать мою душу. Он хочет забрать весь мир, и я не уверен, что смогу ему помешать. Паша рассказал всё достаточно подробно из того, что произошло за последнее время, опустив, правда, подробности про мёртвый лес. Когда он замолчал, в воздухе повисла звенящая тишина. Лишь потрескивание свечей гулким эхом нарушали ее. Батюшка смотрел прямо перед собой. Внешне он был спокоен, лишь желваки на его скула говорили обратное. – Вы верите в то, что услышали или считаете меня сумасшедшим? – спросил Васильков. Батюшка ответил не сразу. – Если бы я не верил в Бога, то не стоял бы сейчас перед тобой. Если есть Бог, значит, есть и дьявол. А раз есть дьявол, значит, может быть всё, о чем сказано в Евангелии: