Бог для парий не всегда совпадает с богом той системы, что породила парий. Хотя католическая религия /127/ охватывает, по официальным данным, 94% населения Бразилии, в действительности негритянское население сохраняет свои африканские традиции и свои религиозные верования, часто закамуфлированные под святые христианские образы[52]. Культы африканского происхождения широко распространены среди угнетенных любого цвета кожи. То же самое происходит и на Антилах. Божества культов «воду» в Гаити, «бембе» на Кубе, «умбанда» и «кимбанда» в Бразилии почти не отличаются друг от друга, хотя боги и ритуалы предков претерпели некоторые изменения, приживаясь на землях Америки. И на островах Карибского моря, и в Баии звучат обрядовые песнопения на йоруба, конго, паго и других африканских языках. В предместьях больших городов южной Бразилии, напротив, преобладает португальский язык, по там буквально кишат добрые и злые божества, попавшие сюда с берегов Западной Африки и пережившие века, чтобы превратиться в призрачных мстителей за всех угнетенных, за бедных униженных людей, которые жалобно причитают в фавелах Рио-де-Жанейро:
Силы Баии,
Силы Африки,
Силы чудотворные,
Придите сюда,
Помогите нам.
В 1888 г. в Бразилии рабство было отменено. Но латифундия отменена не была, и в том же самом году, по свидетельству одного современника из Сеары, «продолжал действовать рынок по купле-продаже рабочего скота, то есть рабов, и все еще царил голод, так как спрос на продовольствие не падал. Редкий день пароход не привозил многочисленных покупателей-сеаранцев»[53]. Полмиллиона человек к концу века эмигрировали с Северо-Востока в Амазонию, привлеченные иллюзорными перспективами заработать на каучуке. Позже такие людские исходы происходили периодически, в зависимости от засух, которые регулярно выжигали сертаны, и от соответствующих экспансионистских действий сахарных лати
фундий. /128/ В 1900 г. 40 тыс. пострадавших от засухи покинули Сеару. И пошли по тогдашнему обычному пути: с севера в сельву. Позже пути миграции изменились. В наши дни люди с Северо-Востока направляются к центру и к югу Бразилии. Засуха 1970 г. бросила толпы голодающих в города Северо-Востока. Они грабили поезда и лавки, громко молили святого Иосифа ниспослать дождь. Дороги были запружены паломниками-беженцами. В сообщении Франс Пресс от 21 апреля 1970 г. говорится: «Полиция штата Пернамбуку в последнее воскресенье задержала в муниципии Белем-ду-Сан-Франсиску 210 крестьян, которые были проданы землевладельцам штата Минас-Жерайс по 18 долларов за голову»[54]. Крестьяне были уроженцы Парайбы и Риу-Гранди-ду-Порти, двух штатов, наиболее пострадавших от засухи. В июне телетайп передал объяснение начальника федеральной полиции: его службы, мол, еще не располагают эффективными средствами, чтобы окончательно покончить с работорговлей, и, хотя в последние месяцы возбуждено десять судебных расследований, продажа работников с Северо-Востока земледельцам других областей продолжается.
Каучуковый бум и кофейный ажиотаж вызвали массовый приток крестьян. Правительство тоже использовало этот источник дешевой рабочей силы, развернув широкий фронт общественных работ. С Северо-Востока пригнали, как скот, раздетых и разутых людей, которые в мгновение ока воздвигли в центре пустыни город Бразилиа. Этот город, самый современный в архитектурном отношении в мире, ныне опоясан широким «поясом нищеты»: после окончания работ «кандангос» возвращаются в поселения-спутники. Там живут 300 тыс. «северо-восточных», всегда готовых на любую поденщину, и кормятся отбросами блестящей столицы.
С помощью рабского труда бывших жителей Северо-Востока прокладывается Трансамазонская шоссейная магистраль, которая разрежет надвое Бразилию и дойдет /129/ через сельву до границы с Боливией. В этом плане предусматривается и освоение новых сельскохозяйственных районов, призванных раздвинуть «рубежи цивилизации»: каждый крестьянин получит по 10 гектаров, если не погибнет от тропической лихорадки, господствующей в девственных лесах. На Северо-Востоке живут 6 млн. безземельных крестьян, тогда как 15 тыс. человек владеют половиной всей территории в этой зоне. Аграрная реформа проводится отнюдь не в освоенных областях, где продолжает соблюдаться святое право собственности латифундистов, а в непроходимой сельве. Это означает, что беженцы с Северо-Востока фактически помогут латифундиям утвердиться на новых землях. Ведь что могут дать крестьянину какие-то 10 гектаров, удаленные на 2 или 3 тыс. километров от центров потребления, если он не имеет ни капитала, ни орудий для обработки почвы? Настоящие цели правительства совсем иные: оно намерено обеспечить рабочей силой латифундистов из США, которые скупили или узурпировали половину всех земель к северу от Риу-Негру, а также концерн «Юнайтед стейтс стил», который получил из рук генерала Гаррастазу Медиси огромные месторождения железа и марганца в Амазонии[55].
По оценке некоторых авторов, не менее полумиллиона выходцев с Северо-Востока погибли от разных эпидемий, от желтой лихорадки, от туберкулеза или от болезни бери-бери во времена каучукового бума. «Это страшное кладбище — цена за создание резиновой промышленности»[56]. Не взяв с собой продовольствия, крестьяне из засушливых земель предпринимали долгое путешествие в глубь сырой сельвы. Там, в болотистых местах, где произрастают каучуконосы, их подстерегала желтая лихорадка. Доставляли их туда по рекам пароходами в таких страшно тесных и душных трюмах, что многие умирали, не добравшись до места, тем самым ускоряя неотвратимый конец. /130/ Другим же не удавалось даже сесть на пароход. В 1878 г. 120 тыс. из 800 тыс. жителей Сеары направились пешком к реке Амазонке, но до цели дошло не более половины: остальных свалили болезни или голод на дорогах сертан или в пригороде Форталезы[57]. Годом раньше началась одна из тех семи великих засух, которые обрушились на Северо-Восток в прошлом веке.
Страшна была не только лихорадка; в сельве людей ждал труд, весьма схожий с рабским. Работа оплачивалась натурой — вяленое мясо, мука из маниоки, сахар, спиртное — пока работник — «серинжейро» — не выплатит долги, а такое чудо случалось редко. Предприниматели сговорились не давать работу тем, кто увяз в долгах, а сельская полиция, размещенная по берегам рек, открывала огонь по беглецам. Одни долги приплюсовывались к другим. К изначальной задолженности — за переезд с Северо-Востока — прибавлялся долг за рабочие инструменты, мачете, ножи, посуду, а поскольку работник к тому же нуждался в еде, а также и крепко пил, ибо на плантациях было вдоволь спиртного, то чем дольше работник работал, тем больше становился его долг. Неграмотные крестьяне с Северо-Востока были целиком и полностью во власти трюкачей-счетоводов из конторы администрации.
Еще Пристли в 1770 г. заметил, что резина стирает следы карандаша на бумаге. Семьдесят лет спустя Чарльз Гудьир открыл — одновременно с англичанином Гэнкоком — способ вулканизации каучука, делавшей резину упругой и устойчивой к изменению температуры. Уже в 1850 г. резиновыми покрышками снабдили колеса повозок. А к концу века в США и в Европе возникла автомобильная промышленность, и вместе с ней родилась огромная потребность в камерах и шинах. Мировой спрос на каучук резко возрос. В 1890 г. каучук давал Бразилии десятую часть всех ее доходов от экспорта; через 20 лет эта прибыль составила уже 40%, а по объему продаж каучук почти догнал кофе, хотя кофейная индустрия достигла к 1910 г. апогея. Большая часть производства каучука приходилась в ту нору на территории Акре, которую Бразилия отторгла от Боливии в результате молниеносной военной операции[58]. /131/ Захватив Акре, Бразилия стала обладательницей почти всех мировых запасов каучука; мировые цены на него достигли пика, и, казалось, благополучию нет конца и края. Правда, о благополучии «серинжейро» говорить не приходилось, хотя именно они выходили на рассвете из своих хижин с чашками и плошками, закрепленными ремнями за спиной, и карабкались на деревья, на гигантские бразильские гевеи, чтобы взять у них сок. На стволе и на толстых ветвях под самой кроной делались надрезы, из pan сочился латекс — белый липкий сок, наполнявший посуду за какие-нибудь два часа. К ночи уже были сварены плоские каучуковые лепешки, которые затем отправлялись на склад к управляющему данного земельного владения. Отвратительный кислый запах пропитал весь город Манаус, мировую столицу торговли каучуком. В 1849 г. в Манаусе было 5 тыс. жителей; почти за полвека население выросло до 70 тыс. Каучуковые магнаты воздвигали там свои особняки, бьющие в глаза экстравагантной архитектурой и до отказа набитые ценной восточной древесиной, португальской майоликой, колоннами из каррарского мрамора и мебелью, сработанной французскими краснодеревщиками. Нувориши из сельвы выписывали дорогие деликатесы из Рио-де-Жанейро, заказывали костюмы и платья у лучших портных Европы, посылали своих сыновей учиться в английские колледжи. Театр «Амазония» в стиле барокко не очень строгого вкуса стал символом тех громадных состояний, что были нажиты в начале века. Тенор Карузо за баснословный гонорар пел для обитателей Манауса в ночь открытия театра, добравшись сюда по Амазонке сквозь сельву. Должна была выступать тут и Павлова, но не смогла проехать дальше Белема, однако прислала свои извинения.