Мне кажется, что нас сейчас к союзу политическому, культурному, к восстановлению нашей державной общности подталкивает прежде всего внешнеполитическая действительность. Создание вдоль наших границ очагов напряженности, конфликтов противостояния, плацдармов будущего воздействия на нашу державу как на возможную арену противостояния Запада и Востока, мне кажется, заслуживает общего внимания и православной, и исламской части общества. И мы прежде всего должны думать о нашем внутреннем мудром политическом союзе. О культурном взаимодействии, о межконфессиональных отношениях и исторических связях, которые существуют внутри самих народов.

Мы же прекрасно понимаем, что в Татарстане нет очевидного противостояния между русскими и татарами, поскольку там примерно одинаковый уклад жизни. Но очевидно и то, что через турецких эмиссаров сейчас по всему Поволжью накаляется политика: муссируется, например, идея великого татарского хурала. Все это несет элемент экстремизма по части, что называется, интеллектуальной. Чем это грозит обернуться впоследствии, неизвестно.

Александр Проханов. Красный опыт, о котором говорил Сергей Артамонович, при всей его патетичности оказался неудачным, потому что этот красный период завершился большим взрывом. Белый период, который пытались идеализировать другие, завершился такой же катастрофой, причем разломы прошли примерно по тем же меридианам. Значит, и белый опыт не годится. Мы сейчас находимся в уникальной ситуации, когда должен быть рожден еще раз некий "Большой проект", который позволил бы учесть драмы предшествующих периодов и создать новую комбинацию национальных, религиозных, экономических, геополитических и институциональных форм, в которых мы бы уцелели. То, что попытка такого проекта будет предпринята в ближайшее время, несомненно. Может быть, этот проект просуществует еще 70 лет или до конца XXI века, а потом взорвется, возможно, мы окончательно израсходуем весь наш геополитический ресурс, но этот третий проект неизбежен.

Сегодня за нашим "круглым столом" формулировать его просто бессмысленно, мы не ставим себе такой задачи. Но мне бы хотелось сейчас очень эскизно наметить области совпадения исламского аспекта и русско-православного аспекта России в двух направлениях. Первое — это ценностные ряды, Бог, добро, святость, приоритет духовного над материальным и проекция всего этого в экономику, в быт, в строительство дома и уклада. Второе направление — чисто геополитическое. Я говорю о большой машине русской геополитики, в которую очень сложным способом вкраплен исламский элемент с большими пространственными разрывами, вкраплены русские зоны, которые тоже прерываются мусульманскими. Это огромные сложнейшие миры, которыми мы покрываем наши реки, тундру, Сибирь, степь, горы, где элемент славянский с тюркско-иранским элементом очень сложным образом переплетаются. Я предложил бы высказаться по этому вопросу, акцентируя внимание не на том, что нас разделяет, а на том, что соединяет.

Гейдар Джемаль. Прежде всего хотелось бы сказать, что ислам нужно отличать от гигантского многообразного человеческого фактора, который в него входит как базовый элемент, как базовая субстанция, на которую он опирается. Ведь ислам — это прежде всего откровение Бога, это доктрина, четкое единое послание, в центре которого стоит верность невидимому, только через пророков открываемому Богу, который является гарантом понятия справедливости. Ислам — это доктрина, которая в корне отвергает несправедливость, в корне отвергает лихоимство, экономическую, социальную и прочую форму лжи.

На сегодняшний день эта исламская доктрина является идеологической силой, опирающейся более чем на миллиард человек, который противостоит глобализму, противостоит мировому рынку и мировому правительству. В этом контексте следует отметить, что руководящие круги Запада приняли решение о развязывании третьей мировой войны против ислама. Мы видим, что сегодня закладываются параметры этой войны в Евразии. Ряд горячих точек, ряд разломов — Балканы, Кавказ, Афганистан, Памир, Кашмир уже вырисовывают огненную черту будущего фронта. Режимы, которые установлены мировым правительством для контроля над геополитической территорией внутренней Евразии, уже сошлись, образовав блоки и оси, которые должны в огненном смерче окончательно похоронить человеческий потенциал этой великой территории.

И сегодня перед нами стоит задача радикально изменить обстановку и спасти нашу цивилизацию, Евразию от этой катастрофы. Потому что сегодня совершенно понятно, что Россия живет последним ресурсом, доставшимся ей в наследство от Советского Союза. Это стратегический ядерный фактор и остатки нефти и газа. В 2000 году встанет вопрос об энергетической и продовольственной безопасности России — при том, что 80% углеводородных ресурсов сегодняшнего мира сосредоточены на исламских территориях. Каковы судьбы этих взаимоотношений, каков итог возможного стратегического союза между Россией и исламским миром, в котором российская община играет роль моста, переходника, связывающего Россию и мировой ислам?

Тот единый фронт, о котором говорил Александр Андреевич, это прежде всего проект, предполагающий оппозицию глобализму, оппозицию принципам либерального мирового рынка, гражданского общества, который нам несет Запад. Это цивилизационный проект, который предполагает прежде всего выход на рубежи подлинной свободы: духовной, политической, социальной, гарантированной нашей совместной мощью.

В этом контексте хотелось бы поднять вопрос о власти. С нашей точки зрения, этот вопрос о судьбах наших народов мусульмане и русские патриоты должны решать совместно. Не секрет, что в 1996 году режим украл один миллион мусульманских голосов, отданных за Зюганова. Оказалось, что у левого блока не оказалось тех инструментов, которыми можно было бы гарантировать избежание этого подлога. Я подчеркиваю, что большинство мусульман снова проголосуют за левую оппозицию, что они готовы проголосовать и за великий могучий проект, основанный на оппозиции против мировой тирании и несправедливости, но для этого необходимо включение механизмов, которые обеспечивали бы этот взаимодействие между нами для того, чтобы победа снова не была украдена.

Эдуард Володин. Любопытно, что все перечисленное в отношении ислама и его социальной доктрины я вполне спокойно и по любому пункту приемлю в рамках православной социальной доктрины. Тут у нас расхождений нет, а идеологические расхождения, которые неустранимы, мы пока снимаем: не в них дело.

Конечно, исламский мир — одна из серьезнейших преград для установления нового мирового порядка. Но при всем том, что Россия ослаблена, русская нация находится в жесточайшем кризисе, все-таки, при соответствующих социально-политических условиях, наш потенциал для возрождения колоссальный. Это хорошо понимают наши противники. Я думаю, через цивилизационный конфликт Харкинтона ставится задача стравить мусульманскую цивилизацию и православную, чтобы мы перерезали друг друга. Дуга, о которой вы говорили, создана для того, чтобы мы, православные и мусульманский мир, выполняли задачу взаимоуничтожения. Если мы с двух сторон это осознаем, начнется реальное взаимодействие для создания общего фронта борьбы с новым мировым порядком.

Но как всегда есть проблемы внутренние. На самом деле исламский мир далеко не единый. Есть шиитская доктрина, ставшая государственной доктриной в Иране, есть суннитская система, которая совершенно по-иному рассматривает человеческое бытие. Есть проамериканский режим. Это тоже надо понять. Когда смотришь на Саудовскую Аравию и Турцию, понимаешь, что это режимы, имеющие к исламу весьма опосредованное отношение, западная же политизация там представлена достаточно ярко. Или вот доктрина Хомейни и "Зеленая книга" Каддафи. Разные совершенно вещи. Как тут взаимодействовать — тоже сложная проблема, хотя и там, и здесь абсолютно антиамериканская позиция. Я все-таки думаю, что четкое понимание расклада сил в исламском мире — это помощь нам для поиска союзников.