Если пенсионерка, представляющая на сцене молоденькую Ларису, плачет искренними горючими слезами, вызывая сопереживание всего зала, заставляя плакать зрителей, — значит, Катунина не утратила силы сценического воображения, эмоциональной свежести. А это акт сознательного и управляемого перевоплощения, акт воли, рожденной высоким искусством. И если этой эмоциональной свежести нет — появляется опасность штампа, повтора, тиражирование самой себя...
Надо же было забраться в приангарскую тайгу, репетировать с накомарником на голове, держа рукой в перчатке тетрадь с ролью, чтобы превозмочь обиду и раздражение против тщеславной Катуниной.
И всегда помнить — сама по себе внешность, даже самая фотогеничная, еще не дает Нонне превосходства...
Мартик упрекнул ее в эгоизме молодости, и он, к сожалению, прав. Раньше она просто не задумывалась всерьез о трагедии Катуниной, ей стало стыдно.
Есть довод и в пользу того, чтобы остаться в Свердловске: местная киностудия снимает ее охотно и часто, а еще неизвестно, удастся ли ей сняться в будущем году, хотя бы в эпизодах, на московских киностудиях.
Заманчивая штука — кинематограф, Нонна неравнодушна к экрану. Расхаживает сейчас по тайге, зубрит роль, а где-то в это самое время крутят фильмы, где она снималась в эпизодах: гарцует на лошади как заправский гусар, пляшет на чужой свадьбе или проносит мимо полицая корзинку с грибами, а под ними — магнитная мина...
Она не решалась признаться — есть еще одна немаловажная причина, из-за которой застряла на распутье. На два летных часа из Свердловска короче путь до Иркутска, чем из Москвы. Она улыбнулась под накомарником, вспомнив, как Мартик обрисовал здание иркутского аэропорта: его построили на самой заре авиации, еще до того, как француз Блерио отважно перелетел через Ла-Манш. Но и на заре двадцатого века иркутский аэровокзал выглядел несколько устаревшим...
Нонна любила репетировать в уединении. Не проборматывать текст, а произносить фразы во весь голос, ища при этом точную жестикуляцию, манеру поведения своей героини. Словом — вживаться в образ. Посторонние свидетели этих трудных, подчас мучительных репетиций только мешали бы. Впрочем, иногда она продолжала репетировать, гуляя с Мартиком, заставляя его подменять какое-то действующее лицо из пьесы.
— Постой здесь, Мартик. Раздраженно пожми плечами. Теперь резко обернись, а я буду в ужасе пятиться от тебя...
Она все меньше стеснялась его, а он все лучше понимал, чего она добивается. Иногда подсказывал точную интонацию, жест, а иногда не соглашался с ее трактовкой какой-то сцены, говорил, что изображение поверхностно, не проникла в характер.
Она не обижалась на его замечания, потому что знала, как он требователен к самому себе, а его требования к ней говорили о степени доверия.
С тех пор как умер отец, Нонна ни с кем так откровенно не говорила о своей актерской работе, как с Мартиком. Ни с кем после отца у нее не было такой тонкой духовной связи, ни одна душа на свете не понимала ее с полуслова, с полувзгляда, по дрожанию век, по неуловимой тени на лице, по нервной жизни пальцев.
Разве бывает у людей одна интуиция на двоих?
Во всех подробностях вспомнила она день похорон: в театральном фойе с зеркалами, завешенными черным, стоял гроб с телом Николая Николаевича Кононова, гримера театра.
Его видели всегда только в очках, а в гробу он совсем не был похож на себя живого: лежал без очков, и поэтому лицо его казалось особенно беззащитным перед лицом смерти.
43
Пожалуй, Варежке не следовало выступать с такой горячностью, даже запальчивостью, но говорила она по существу.
До каких пор в Приангарске, в Братске, в других молодых городах будут строить дома по устаревшим проектам? И почему архитекторы забывают о местных климатических условиях?
Разве можно назвать удобной квартиру, если негде высушить одежду, обувь? Придет парень со смены промерзший, роба обледенела, шапка, валенки или унты не оттаяли. Кто первый пришел, тот и завесил батарею своей одеждой. А другим где сушиться? Авторам проекта и невдомек, как в нашей Иркутской области живут работяги. Они не только топчутся на снегу, а бывает, дни напролет барахтаются в сугробах, как, например, лесорубы или высоковольтники. А нашей сестре, хозяйке дома, негде развесить белье после стирки, хранить варенья-соленья. Нет погреба, негде хранить картошку.
Велосипеды, мотоциклы, лодочные моторы и кадушки с кислой капустой, всякое домашнее барахло зимует на балконах. А жильцы вторых этажей, у кого балконов нет, держат свои кадушки на козырьках парадных подъездов, кадушки вмерзают до мая.
Проект жилого дома новой, улучшенной серии портят никчемные балкончики, их почему-то называют французскими. Площадь такого балкончика ноль целых и шесть десятых квадратного метра; выйти на него грузному человеку или тем более вдвоем — места не хватит. Может, на юге Франции там горшки с цветами ставят? Но нам-то к чему вместо окна — балконная дверь? Чтобы из нее всю зиму несло сибирским холодом? Разве пустые бутылки на том балкончике копить для оптовой сдачи (в зале засмеялись).
Сибиряки должны потребовать от Госстроя РСФСР, от тех, кто руководит гражданским строительством, быстрее разработать другой проект, а с никудышной серией 464-А расстаться, разлука будет без печали.
Но и в новом, улучшенном проекте пятиэтажного общежития есть ошибка: сушильная комната предусмотрена только на первом этаже. Когда этот проект обсуждали на собрании, народ настаивал, чтобы сушилки были на каждом этаже.
— Это уже излишество, — подал реплику из президиума товарищ областного масштаба.
— Скажите, пожалуйста, где вы сами в ненастный день сушите одежду и обувь, когда приходите с работы? — спросила Варежка с притворной заботливостью и плохо скрытой насмешкой.
Ей зримо представился вход в кабинет ответственного товарища областного масштаба: двойная дверь-шкаф, бесшумная, пухло обитая дерматином с обеих сторон.
— Конечно, отдельные недостатки в проектах жилых домов еще имеют место, но...
— Вот потому, — перебила Белых, — с недостатками и трудно бороться, что они отдельные. Тем более если отдельные недостатки размножают устаревшими сериями. У нас и частушку поют в общежитии: «А в отдельных магазинах нет отдельной колбасы».
Товарищ областного масштаба уже и не рад был, что ввязался в спор. Она живо изобразила, как выглядит сушильная комната, единственная в доме, после рабочей смены. Кстати, сушилка не оборудована; теплый воздух должен подыматься от самого пола. Теснотища — не меньше, чем в Ноевом ковчеге, шкафчиков нет. Шутка сказать — четыреста жильцов! И все в глине или в снегу. Только представьте себе эту картину! Парень снял с себя верхнюю одежду, обувь, а потом в носках идет в душевую к себе на этаж...
Свое выступление на сессии депутат В. П. Белых (Приангарский избирательный округ) закончила несколько неожиданным призывом:
— Побойтесь бога, дорогие архитекторы из Госстроя!
Депутаты похлопали Варежке, она села на свое место рядом с Княжичем, тот одобрительно пожал ей руку.
— Можно выразить недостатки проекта одним словом, — сказал Княжич, воинственно топорща седой хохолок и протирая модные очки. — Дом нефункционален. — Он заметил ее вопросительный взгляд и пояснил: — Дом не выполняет тех функций, которые для него обязательны.
Выступление Белых понравилось не всем.
— В большинстве пунктов следует признать вашу правоту, — вкрадчиво похвалил ее после заседания товарищ областного масштаба. — Но дружески советую — легче на поворотах...
— Опасаетесь, у меня тормоза не в порядке? Какой русский не любит быстрой езды? А сами, видимо, не торопитесь. За прошлый год план по жилью выполнили на семьдесят один процент. А как с пятилеткой? В этом году план по новосельям снова не выполните. Молодожены маются в общежитиях разного пола.
— У вас там беспорядок. В общежитиях для холостых много семейных, а в доме молодоженов взяли моду разводиться.