Под дружелюбным взглядом хозяина Погодаев осмелел.

— Я давно, Андрей Константинович, наслышан про вас. Потому и отважился прийти.

Погодаев собрался было явиться на прием к директору в рабочей робе; решил, что так ему легче будет разговаривать — мы, мол, работяги... Но Алевтина не позволила ему наглупить, решительно отобрала латаные джинсы и брезентовую куртку, пришлось надеть рубашку с галстуком и разъединственный костюм, тот самый, который в основном обминался, ветшал на танцплощадках.

С Андреем Константиновичем Княжичем связана вся история гидростанции, ее освоение, образцовая эксплуатация. Это имя известно видным энергетикам за рубежом.

Княжич скромен, когда дело касается его персоны. Но едва речь заходит о гидростанции, он не прочь и похвастаться, не стесняется лишний раз напомнить гостям, что Братская гидростанция, на которую они приехали, есть и останется крупнейшей в мире.

Кто-то из высокопоставленных гостей усомнился в этом однажды и напомнил, что строящаяся на Енисее станция мощностью и числом турбин превзойдет Братскую.

Княжич оспаривал сами критерии определения мощности. Разве в том дело, сколько турбин и какие будут стоять в машинном зале и какую рекордную выработка они смогут дать в дни бурного весеннего паводка? Мощность гидростанции надо определять количеством электроэнергии, выработанной за весь год, а не сезонными показателями.

Именитые иностранные и советские гости, крупные специалисты, ученые, после бесед с Княжичем уезжали с гидростанции обогащенными. И дело не только в эрудиции, но и в молодости технической мысли этого пожилого человека.

Погодаев слышал также, что Княжич находился в переписке с Александром Твардовским; познакомились, когда поэт приезжал на перекрытие Ангары. Погодаев читал и перечитывал поэму «За далью — даль», книжечку подарил ему Мартирос.

— Значит, просто рыболов-одиночка? Любитель ухи из окуней и жареного или вяленого хариуса?

— Сейчас редко удается посидеть с удочкой, померзнуть у проруби. Тянем через Ангару высоковольтную линию.

Княжичу понравился проситель, который ничего для себя не просит, бескорыстный радетель природы.

Погодаев рассказал, что минувшей весной на Ангаре стряслась большая беда.

Хариус поднялся в верховья рек, речек, речушек, нерест был в самом разгаре, а гидростанция как раз в это время, в конце мая — начале июня, увеличила нагрузку на турбины. Уровень Братского моря понизился на полметра-метр. Водоросли, камыши, прибрежные камни оказались на новоявленных отмелях, и выметанная икра погибла.

Андрей Константинович сочувственно покачал головой. Он вспомнил вслух, как во время войны у них на Урале, на притоке Чусовой, местный мельник решил помочь ребятишкам, жившим впроголодь в детдоме. Мельник проследил за нерестом щук, резко сбросил воду на своей дряхлой запруде и часа за два собрал в обезвоженных камышах, на отмелях ведро щучьей икры...

Погодаев прошлым летом написал и послал областному начальству слезницу по поводу ангарского хариуса. Начальство переслало его жалобу в Иркутскэнерго. Управляющий Иркутскэнерго оскорбил, по выражению Погодаева, его совесть, когда сообщил в ответной бумаге, что «приведенные факты не соответствуют действительности». Как же не соответствуют? Погодаев своими глазами, или, как говорит их монтажник Садырин, собственноручно, видел всю трагедию. Видел на сухопутье, на весеннем солнцепеке засохшую икру — миллиарды икринок, которым не суждено было стать мальками, рыбешками, рыбами. В свое оправдание Иркутскэнерго сочинило такую бумагу — Погодаев достал ее и протянул Княжичу.

«Режим работы Братской ГЭС и связанные с ним размеры попусков воды в Ангару жестко задаются диспетчерской службой управления Иркутскэнерго, которая в свою очередь руководствуется указаниями объединенного диспетчерского управления энергосистем Сибири в г. Кемерово. При назначении режима ГЭС диспетчерские службы руководствуются «Основными положениями правил использования водных ресурсов Братского водохранилища», утвержденных Министерством мелиорации и водного хозяйства РСФСР.

Таким образом, персонал Братской ГЭС не может изменять режим работы станции по своему усмотрению. По имеющимся у нас сведениям, ожидающиеся попуски воды через створ Братской ГЭС в конце мая — начале июня 1974 года значительно превысят попуски, имевшие место годом раньше...»

Княжич дочитал бумагу.

— Ваш адрес не изменился?

— Я теперь снова братчанин. Почтамт, до востребования.

Княжич сделал запись в настольном календаре и вернул бумагу Погодаеву.

— Напрасно Иркутскэнерго не ознакомило меня с вашим письмом прошлым летом. «По своему усмотрению...» — недовольно процитировал Княжич. — Я, кажется, тоже вхожу в персонал Братской ГЭС, даже возглавляю его. Надо было поинтересоваться и моим «усмотрением». При всем уважении к заданному режиму жизни и работы у нас всегда должно быть свое собственное усмотрение. Тысячи собственных усмотрений пересекаются в государственной точке зрения!

— Вот именно — свое усмотрение, — пылко поддержал Погодаев, он даже встал со стула. — Только я не сумел этого выразить... — Поднявшись, он увидел на столе у Княжича бюллетень гидрометеостанции, ежедневно рассылаемый только большим начальникам, и непроизвольно, совсем по-мальчишески, похвастался: — Я тоже получаю такой бюллетень!

Княжич коротко кивнул и продолжал:

— Я не биолог, я электротехник. Мне полагается смотреть на ангарскую воду и не слышать аромата речного простора, не видеть в этой воде всплывшего пучка водорослей, мальков. Для меня вода — энергоноситель, который вселяет жизнь в гидротурбины. Но уверен, что при научно-технической революции тем более нельзя пренебрегать биологическими законами. Мы всегда должны помнить о биологии и сообразовать с нею свое поведение. Вторгаясь в природу, человек не имеет права нарушать ее равновесие, нарушать принцип оптимальных отношений с природой, загрязнять среду, браконьерствовать, уродовать ландшафт, не считаться с эстетикой. Вы на Братском алюминиевом заводе были?

— Был.

— Самый большой в Европе. Один из главных потребителей электроэнергии. Директорствует там отличный мужик. Не в том дело, что Герой Социалистического Труда, он — радетель сибирской природы, заядлый охотник и рыболов. Этот алюминиевый король рассказывал мне недавно, что тоже попал в невольные браконьеры, погубители леса. Завод строился по последнему слову техники. Но вот какая неприятность — в электролизных цехах, где кипит в ваннах алюминиевое варево, образуется газовая пленка. Она ухудшает электропроводность, растет напряжение, а называется вся эта штука анодный эффект. И вот плавильщик, чтобы металл бурлил интенсивнее, сует в ванны березовые жерди и разрывает газовую пленку. Мне алюминиевый король говорил об этом со слезой в голосе. Тут у меня записано, — он перелистал настольный блокнот. — Каждый день сжигают шесть тысяч восемьсот березок, по полтиннику за жердь.

— Сколько же за год этих березок наберется?

— Два с половиной миллиона штук! Чтобы вывезти молодые деревца из лесов, трудятся тринадцать лесовозов.

— Так можно всю березу свести. А другим способом нельзя размешивать кипящий алюминий?

— Можно. Сжатым воздухом, но... — он с подчеркнутой беспомощностью развел руками.

Да, на крупнейшем алюминиевом заводе в Европе или на крупнейшей гидростанции в мире небережное отношение к природе тем более нетерпимо. Увы, поиски немедленной выгоды — главная движущая сила наших действий. Мы то и дело нарушаем экологическую этику, грубо насилуем природу. В нас живет жестокая, пагубная  в с е д о з в о л е н н о с т ь. Подчиняться бесчеловечной логике одного только технического развития? Увольте! То, что биологически полезно для нас с вами, для нашего общества, — нравственно. А все, что с точки зрения биологии вредно, — не может называться техническим новаторством и в широком понимании слова — безнравственно.

— Вы со мной согласны, коллега?

Погодаев с готовностью кивнул. Словно в остекленном кабинете на берегу Ангары сидели двое ученых и вели разговор на равных под величавый гул воды, только что избитой лопатками турбин и вырвавшейся на волю.