После Иркутской ГЭС Леонид Белых прославился в Братске, его наградили орденом Ленина. Два года разъезжал по плотине его двухконсольный кран. А когда плотина выросла до своего гребня, кран размонтировали и отправили вниз по Ангаре. Баржа счастливо миновала Ершовские и другие пороги, следом за своим краном в Усть-Илимск подался и его хозяин...

Курсы крановщиков Варежка окончила с отличием. Сдавая выпускной экзамен, не оглядывалась на доску, куда кнопками прикрепила свой чертеж. Стояла к доске спиной и докладывала все на память.

С первых дней практики, работая ученицей под присмотром Леонида Емельяновича, она берегла руки. Перчаток не было, даже в теплые дни надевала варежки, связанные бабушкой в Зятьях; тогда он и прозвал ее Варежкой.

Все эти годы Варежка поддерживала дружеские отношения с Леонидом Емельяновичем, не мешали разность в возрасте, без малого в двадцать лет, и ее неудавшаяся семейная жизнь.

Развелась она с Валентином через полтора года, и никто из братьев, сестер, ни Зося, жена Леонида, не винили в этом Варю. Валентин и родичей своих чаще огорчал, чем радовал...

Во время перерыва Варежка, Леонид Емельянович и Шестаков направились в буфет, сели за отдельный столик.

— Сижу между вами двумя, как в президиуме, — заметил Шестаков. — Варежка сегодня такая важная!

— Это я платьем хотела похвастаться. Все заметили, ты один мимо глаз пропустил.

— Симпатичное, — поспешно похвалил Шестаков, глянув на нее.

— Сижу в модном платье в президиуме, а счастья нет! — она засмеялась.

Разговор в буфете ушел в сторону от подъемных кранов. Речь зашла о подготовке молодых кадров.

— Главный двигатель роста — чувство ответственности, — настаивал Леонид Емельянович. — Необходимо принимать самостоятельные нестандартные решения.

— У меня в бригаде есть люди, которые панически боятся ответственности, — сказал Шестаков. — Например, наш Ромашко.

— Ты ошибаешься, Саша, — возразила Варежка. — Тут есть существенное различие. Ромашко избегает всякой административной ответственности. А технической, творческой ответственности он не боится. Я по подъемам тяжеловесов знаю: он принимает смелые, остроумные решения. — Варежка неожиданно спросила: — Ты кем, Саша, в детстве мечтал стать?

— Летчиком.

— Если б ты знала, если б ты знала, как тоскует сердце без штурвала... А я мечтала работать на подъемном кране. Леонид Емельянович помнит, как я ему надоедала. — Белых молча положил ей на плечо свою большую руку. — А вот с недавних пор стала завидовать хирургам. Читаю про них или смотрю кино с восхищением.

— Просто вам понравился «дорогой мой человек» Баталов, — засмеялся Шестаков. — Халат, белая шапочка, повязка на лице, стерильные перчатки.

— Не смейся, я ведь только мечтаю. Хирург, кандидат медицинских наук Варвара Петровна Белых! Но для этого и мозги требуются с большим числом извилин, и руки другие.

— Судить насчет твоих мозгов воздержусь, а руки подходящие для самого тонкого дела, — Белых погладил ее руки. — Вот не думал, Варвара, что ты такая коварная изменщица! Я своей карьерой на всю жизнь доволен.

— Ты не находишь, Саша, что эти две профессии в чем-то сходятся? — с надеждой спросила Варежка.

— Хирург и летчик? Вот так сходство! — рассмеялся Шестаков. — Если только летчик после аварии попадет на операционный стол, а хирург починит ему руки-ноги.

— Их объединяет совсем другое. Случится шок у больного или отказал мотор в полете — явления одного порядка. Смело и мгновенно принять решение, если обстановка внезапно изменилась! Например, был поставлен неверный диагноз. Или вынужденная посадка.

Шестаков поглядывал на Варежку и с большим удовольствием слушал ее. Он и не подозревал, что Варежка может так тонко вести разговор.

Откуда же берется на стройплощадке развязная грубость? Ее, пожалуй, не было, когда Леонид Емельянович устраивал Варежку на курсы крановщиков.

Скорей всего, такая манера появилась от девического желания подчеркнуть свою независимость, лишний раз напомнить не слишком вежливым парням, что она себя в обиду не даст, за словом в карман не полезет.

Но при уважаемом наставнике Леониде Емельяновиче Варежка прекрасно обходится без неряшливых слов.

Удивительно, как в ее речевом обиходе соседствуют и стыкуются два совершенно разных языковых слоя!

— Читал статью знаменитого летчика Громова Михал Михалыча, — сказал Шестаков. — Если не ошибаюсь, он называет такую мгновенную реакцию психологическим курком. Когда человек поставлен в крайне жесткие условия мгновенного выбора. Курок должен быть постоянно взведен. Чтобы выстрелить при первой неожиданной надобности.

Варежка, довольная, кивнула — наконец-то Саша понял ее.

— Здорово летчик выразился, — одобрил Белых. — Нашему брату тоже приходится держать ухо востро. У крановщика неожиданностей хоть отбавляй.

Варежка была обрадована поддержкой Леонида Емельяновича. И ей очень хотелось, чтобы у нее с Шестаковым были общие взгляды, будто от этого зависело многое в ее будущей жизни.

Она вообразила себе волшебное утро: они вместе выходят из дому, и каждый торопится — она к себе в хирургию, он — на аэродром.

22

Леонид Белых встретился в Братске и с Михеичем, давним знакомым. Тот не преминул поворчать на свой Востсибстальмонтаж — никак не научатся планировать работу. Разве это планирование? На одной заплате сто дырок. Его ребята уже месяц не вылезают из котлованов, как бы им не пришлось зимой барахтаться в сугробах.

Леонид Белых слышал от братьев, что в Братске нужда в опытных высотниках на линии электропередачи, которую зимой протянут через Ангару.

Михеич привел вечером Леонида Емельяновича в общежитие — пусть расскажет ребятам про ЛЭП-220; монтаж ее и в техническом отношении представляет большой интерес. Если бы в Приангарске дали «добро», две их бригады могли бы за зиму, вместе с тамошними электролинейщиками, сделать всю работу. А с первым теплом, когда лед истончится, ослабнет, — вернутся в Приангарск и закончат монтаж горнообогатительной фабрики; все равно конструкции раньше не прибудут.

В конце разговора Леонид Емельянович, как бы между прочим, напомнил, что в Братске принят коэффициент 1,3; другими словами — заработок на тридцать процентов выше.

— Чего стесняться? — сразу оживился Кириченков. — Слово «заработок», оно — от слова «работа». С этого коэффициента и надо было начинать разговор. Я лично — за!

Кириченков напомнил, что на строителей Братскгэсстроя распространяются все льготы, предусмотренные для местностей, приравненных к районам Крайнего Севера. Тут и дополнительный льготный отпуск в двенадцать рабочих дней, а если туда перебраться насовсем, то один раз в три года оплачивается проезд к месту отпуска и обратно.

Шестаков попросил зайти в общежитие и Ромашко. Оказалось, Ромашко хорошо осведомлен о технической стороне ЛЭП-220 через Ангару. Ромашко привык разговаривать на технические темы с карандашом в руке, попутно делая расчеты и наброски. При сооружении перехода будут применены не обыкновенные, или, как их называют специалисты, торговые, а высокопрочные болты из специальной стали. Обычный болт работает, как выражаются монтажники, «на срез». Болты на опорах линии через Ангару будут работать на растяжение, на сжатие, на изгиб, а поверхности, стянутые болтами, — на трение. Конструкции тщательно очищают от грязи, ржавчины, окалины, шлифуют металл.

Ромашко исчертил лежащий перед ним листок, нарисовал и решетчатые опоры, которые станут на обоих берегах Ангары.

Погодаев и Галиуллин слушали с полным пониманием. Шестакову же и Маркарову не все технические тонкости были понятны.

— Вам все ясно? — спросил Ромашко, отрываясь от чертежа и набросков.

— Немного меньше половины, — признался Нистратов.

Короткую сердитую речь произнес Михеич: до каких пор они будут мелочиться и нырять по котлованам, как разнорабочие? Рыба ищет где глубже, а монтажник — где выше.