— Они претендуют на двадцать пять процентов наших акций, — сказал Генрих Семенович.

И тут снова все вскочили, засверкали глазами и вставными металлокерамическими зубами (из одного зубоврачебного кабинета, куда можно было попасть только по рекомендации, и по сто восемьдесят баксов за каждый).

— Какая наглость! — кричал Валера Пирожников. — Может, им еще контрольный пакет акций подарить?

— Контрольный пакет акций никто им дарить пока что не собирается, — пожал плечами Наум Семенович. — Тем более что по моим данным более пятидесяти процентов акций, по крайней мере на этот момент времени… — здесь он пристально взглянул на Валеру Пирожникова, — находится в руках членов правления.

— А что вы все на меня так смотрите? — спросил Валерий Эдуардович. — У меня всего-то… два, нет, уже полтора процента…

— Три, — уточнила Наталья Николаевна. — И ещё примерно двадцать процентов акций, сейчас точно не помню, проданы физическим лицам, которых вы нам в разное время рекомендовали как своих родственников и знакомых, все больше женского пола.

— Не понимаю ваших намеков, — обиженно сказал Пирожников. — И не понимаю еще молчания нашего председателя. Разве я нарушил устав? Или больше никто, кроме меня, не способствовал распространению наших акций среди близких нам людей? Но вам не кажется, что нас все время стараются увести от существа проблемы? А вопрос чрезвычайно острый: отдадим ли мы наш банк каким-то бандитам, допустив их в наше правление? Неужели наши дела так уж плохи…

— Если нам удастся продать двадцать пять процентов наших акций, которые у нас уже давно никто не покупает, — сказала Наталья Николаева, — то это продержит нас на плаву ещё некоторое время… А нельзя ли продать им, скажем, двадцать восемь процентов? — спросила она Генриха Николаевича.

— Предвидя общую реакцию, я предложил им всего пятнадцать, — пожал плечами супрефект. — Откуда мне было знать, что с того момента ситуация только обострится…

— Завтра речь может зайти о тридцати процентах, — грустно заявил Киевский. — И к этому надо быть готовым.

— Ну, тогда я точно подаю в отставку, — объявил Лева.

— А можно хотя бы узнать, кто будет новым членом нашего правления? — спросила Наталья Николаевна.

— Да, — сказал Генрих Николаевич. — И когда вы услышите, о ком идёт речь, вы будете приятно удивлены. Это известный деятель шоу-бизнеса Седов Александр Петрович.

— Вы хоть знаете, какую кликуху этот бывший уголовник, ныне покровитель искусств, имел в лагере, где сидел? — хмыкнул Пирожников.

— Вот когда он здесь появится, вы его и спросите, — поморщился Наум Семенович.

— Я и так знаю… — отмахнулся Пирожников. — Альча! Что сие означает, не имею понятия.

— Честно говоря, мне это малоинтересно, — сказал Наум Семенович. — И надеюсь, Валерий Эдуардович, вы не будете при всех об этом его спрашивать. Для меня куда важнее его профпригодность… И если вопросов больше нет, могу я наконец закрыть наше совещание?

Глава 5

Седов прилетел в Екатеринбург поздно вечером. Аэропорт в Челябинске не принимал, и самолет сел в аэропорту Кольцово, где Каморин уже ждал его возле стоянки такси на своей машине.

— Магомет к горе, если не гора к Магомету… — приветствовал он Александра Петровича. — Хотя Магомету тоже пришлось сделать порядочный крюк…

Седов неопределенно кивнул. Снял с плеча сумку и бросил ее в багажник.

— В гостиницу или прямо к месту событий? — спросил Каморин.

— Что вы называете событием? — спросил Седов хмуро.

— Я же говорил… — пожал плечами Каморин. — Завтра специально для тебя проведем показательные учения, максимально приближенные к реальной обстановке.

— Со стрельбой? — мельком взглянул на него Седов.

— Именно так. Ребята готовились… Отрабатывали на полигоне.

— У вас даже полигон свой есть? — поднял брови гость.

Каморин не ответил, включил передачу, нажал на газ.

— Все еще не веришь? — спросил он, когда они отъехали. — Полигоном мы называем наш город, вернее, его улицы, где все давно пристреляно…

Седов искоса смотрел на него. Дай ему волю, он и в Москве устроит бойню… Прямо на Тверской. Это здесь пока все сходит ему с рук.

— И не боитесь? — спросил он.

— Чего мне бояться, если только мне доверяют расследование убийств? — пожал тот плечами, бесстрастно следя за дорогой. — Так куда мы все-таки едем?

— В гостиницу, какой-нибудь «Интурист», — сказал Седов. — Там у вас наверняка нет приличной гостиницы. И еще подстрелят, чего доброго, в качестве живой мишени в обстановке, приближенной к реальной… А почему вам, и только вам, доверяют расследование убийств? — не удержался он от вопроса.

— Поскольку я же их успешно раскрываю, — сказал Каморин. — Про убийство нашего народного депутата слышал?

— Ну как же. Газеты и телевидение рвут на себе волосы, пока им это разрешают. Вопрошают, кто следующий… Так это тоже вы?

Каморин молчал, следя за дорогой.

— Понятно… Раскроете собственное преступление, когда сочтете это возможным?

— Когда начнется выдвижение кандидатов в депутаты на освободившееся место. Не раньше и не позже, — сквозь зубы сказал Каморин. — И при этом все акции сразу прекратятся. Как по мановению волшебной палочки.

— Рисковый вы человек, Павел Романович, — вздохнул Седов, — любите ходить по лезвию ножа…

— Обожаю, — холодно сказал Каморин. — Особенно когда при этом ноги разъезжаются в разные стороны… Быть может, сменим тему? Лучше расскажи, как там поживает ваш лучший друг… Хлестов, если не ошибаюсь?

— А что — Хлестов? — пожал плечами Седов. — Тише воды, ниже травы. Все в соответствии с вашей рекомендацией… Ищет кредит. Сидит дома и не высовывается.

— Я хотел бы услышать главное, — перебил его Каморин. — Вошел ты наконец в правление банка «Куранты»? Да или нет?

— Вашими молитвами… — буркнул Седов. — Жду ваших дальнейших…

— Что за тон? — повернулся к нему Каморин. — Чем ты недоволен? Что не так? Ведь мы все обговорили с тобой заранее и ты всем был доволен?

Седов молчал, глядя на дорогу.

— Давай начистоту. По-видимому, ты испытываешь некий дискомфорт, — сказал Каморин. — Ты собирался использовать меня, и потому тебе не понравилось, когда выяснилось, что на самом деле я использую тебя. Мне показалось в прошлый раз, когда удалось поговорить без дам, что мы нашли взаимопонимание…

— Для этого вы забрали Ирину себе? — перебил Александр Петрович. — Чтобы нам не мешала?

— Не будь бабой… — скривился Павел Романович. — Ты нашёл себе тёлку помоложе. Обидеть такую женщину… Впредь тебе наука. В следующий раз не будешь использовать красивую женщину для давления на партнера по переговорам.

— Мы обговаривали мои действия в Москве, но не ваши акции в Сосновске… — сказал Александр Петрович. — Получается, что вы втягиваете меня в свои игры, про которые я ничего не знаю. И при этом я рискую с вами наравне… И затем — в Москву вы желаете прибыть на белом коне, в качестве депутата Думы. А кем тогда я буду при вас?

— Сделаю тебя своим помощником, — сказал Павел Романович. — Впрочем, мы успеем это обсудить.

— Неужели ваши киллеры настолько вымуштрованы, — недоверчиво покачал головой Седов, — и безраздельно вам преданы, что сами готовы положить голову на плаху?

— Вот чего ты боишься… — хмыкнул Каморин. — Да как тебе сказать… Одного из тех, кто был не готов, пришлось недавно пристрелить… как раз того самого, кто ликвидировал депутата. Таким образом бунт на корабле был подавлен в зародыше. Остальные меня поняли и пока затаились… Кормлю их с руки, они никуда не денутся, не беспокойся…

— Всё-таки столько крови… — покачал головой Александр Петрович. — Неужели никого не жалко?

— Россия испокон веков больная страна, — сказал Каморин жестко. — Ей, матушке, раз в пятьдесят лет отворять кровь — только на пользу. Иначе не выживет… Другого лекарства пока не придумали. Не наша вина, скорее, беда, что живем мы именно в такое время. Вижу в этом свой долг, чтобы она, родимая, постепенно пришла в себя… Не я, так другие это сделают.