— Три рубля! — сказал он наобум. — Нынче лошади дороги!

— Неужели? — удивился француз, — А с меня так взяли пятнадцать рублей за коляску и говорили, что это еще дешево!

«Дурак!» — мысленно обругал себя Орест и счел все-таки своим долгом пояснить:

— Это с вас взяли как с иностранца!

— Я вам плачу, — сказал француз, развернув и передавая ему три рубля. — Но должен заявить вам, что ваш Александр Николаев ненастоящий, настоящего я нашел.

— Как, мой Александр Николаев ненастоящий? — обиделся Орест, раздосадованный, что дал маху в цене на лошадей. — Как мой Александр Николаев не настоящий? Я что — шулер, что ли, и буду вам подсовывать ненастоящего, поддельного Александра Николаева?.. Нет, слово Ореста Беспалова: мой Александр Николаев — самый настоящий.

— Не спорьте, мой дорогой друг! — остановил его француз. — Я нашел настоящего Александра Николаева почти чудесным образом. Представьте себе, что на другой день после того, как мы тогда с вами встретились в кафе, является ко мне сюда вечером в гостиницу некий господин Кювье и вдруг начинает рассказывать мне подробно: зачем я сюда приехал, как и почему; все отношения, все ему было известно, так что я сразу же увидел, что он вполне точно осведомлен в деле. Я развожу руками и удивляюсь, а он мне говорит, что принадлежит к тайному мистическому обществу, и тогда я все понял, о, вы знаете, эти тайные общества могут все и обладают такими знаниями, как сверхчеловеки! Оказалось, что господин Кювье принадлежит к секретному союзу, покровительствующему обездоленным. И вот он с помощью чисто волшебных чар узнал, что я в Петербурге, узнал, зачем я приехал сюда. Ему об этом сообщил дух, и он пришел ко мне, чтобы указать, где я могу найти Александра Николаева. И вы знаете, он оказался очень любезным, этот господин Кювье: он сейчас же предложил мне отправиться к нему и там мы вместе получили указания духа, где нам найти Александра Николаева! Это было что-то сверхъестественное: стол вертелся и выстукивал буквы. Мы с первого же раза так подружились с господином Кювье (я сейчас же увидел, какой это человек и оценил его), что я переехал к нему и, действительно, мы нашли Александра Николаева. Но только вот вчера господин Кювье должен был уехать, и я снова перебрался сюда. А господин Кювье так торопился, что не сказал мне, куда пропал и Александр Николаев, которого мы нашли и который исчез столь же неожиданно! Я думаю, что это влияние темных сил, с которыми надо бороться, но не знаю, как быть.

— Все это вздор! — заявил Орест, успевший соскучиться за длинным рассказом француза. — И мистика эта, и духи — все это вздор! Пусть они попробуют бильярд перевернуть, вот тогда я поверю, а столы… все это пустяки! И ваш дух вам наврал, потому что мой Александр Николаев — самый настоящий и доказательством тому служит, что он получил наследство, как раз от неизвестного ему отца, о чем приезжал ему сказать важный господин в карете!

— Позвольте, какое наследство? — спросил француз.

— В Голландии где-то, небольшая мыза.

— Небольшая мыза… в Голландии… — повторил француз, — да, это именно так! Во всяком случае, я желал бы видеть вашего Александра Николаева!

— Но для этого мне опять придется съездить в Петергоф, — проговорил Орест, хватаясь за случай вознаградить себя за сделанный промах.

— Отлично, так поедемте вместе! — предложил француз.

«Опять глупо!» — подумал Орест и попробовал сказать:

— Нет, зачем же вам беспокоиться?

— Нет, напротив, отчего же? Мне ведь хочется поскорее увидеть…

— Тогда уж поедемте завтра! — согласился Орест, рассчитывая, что на сегодня ему трех рублей хватит, а до завтра еще далеко, и если ничего нельзя будет выдумать, то просто пустить завтра этого француза побоку.

— Отчего же не сегодня? — осведомился француз.

— Сегодня у меня дела!.. я тоже, — вдруг бухнул Орест, — принадлежу к тайному обществу. Вы не смотрите поэтому, что я так одет… вы меня можете встретить где-нибудь в салоне в совершенно ином костюме!

И, чтобы не завраться окончательно, Орест поспешил распроститься со словоохотливым и добродушно-назойливым французом.

Глава XXXVIII

Так и не нашел что сказать Саша Николаич в утешение Виталию. Сердце у него самого разрывалось на части и сам он находился в таком состоянии, что не мог даже говорить ничего, а мог только, как думал он, действовать.

Он решительно надел шляпу и шинель и вышел из дома, чтобы более туда не возвращаться, так как жизнь ему опостылела.

Он вышел на крыльцо. В это же самое время подъехал экипаж с придворным лакеем. В нем сидела Наденька Заозерская, которую Саша Николаич тотчас узнал.

Она тоже узнала его, и вдруг лицо ее просветлело, и она из дурнушки сделалась прехорошенькой.

— Александр Николаевич, вы?! — окликнула она Сашу Николаича, и ему не оставалось ничего иного, как, приподняв шляпу, подойти к ней, потому что не обратить внимания на нее было невежливо.

Привитая с детства воспитанность взяла в эту минуту верх над всеми чувствами Александра Николаича, и он быстро сошел со ступеней и приблизился к экипажу.

— Как рада вас видеть! — сказала Наденька. — Какими судьбами вы тут?

И она так ласково и, действительно, радостно поглядела на него, что самый черствый человек умилился бы ее взгляду.

— Я здесь живу, в этом доме! — нарочито подчеркнул Саша Николаич. — А вы какими судьбами приехали сюда?

— Вы тут живете? Бедный! — с откровенным сожалением протянула Наденька, взглянув на убогий дом. — Я слышала, с вами приключилось горе, я имела о вас известие от Дабича. Но неужели вы совсем бросили выезжать?

— Бросил, Надежда Сергеевна… я все бросил!

— Ах, не говорите так!.. ради Бога, не говорите так!.. Никогда не нужно отчаиваться! Поверьте, что есть на свете и добрые и хорошие люди!

— Их нет, Надежда Сергеевна!

— Есть, и вы, испытав горе, напрасно пренебрегли людьми! Это — гордость!

— Не я, а они пренебрегли мной, — возразил Саша Николаич. — Меня никто не хотел и не хочет знать…

— Напрасно, тут вы ошибаетесь. Ах, как бы я хотела поговорить с вами и разубедить вас! Приезжайте к графине Савищевой!

— Я не бываю там и не желаю быть!

— Да! Вы поссорились с ее сыном, я забыла, тогда приезжайте…

Наденька остановилась. Она не знала, что сказать. К себе, то есть к тетке, она пригласить не могла, потому что ее тетка совсем не принимала молодых людей и у нее бывал только небольшой кружок ее старых друзей, преимущественно придворных.

— Вот что, — сообразила Заозерская, — завтра устраивается пикник в Петергофе. Я там буду. Завтра последний день бьют фонтаны. Приезжайте! Встретимся в Монплезире. Мы все будем там и поговорим…

Саша Николаич горько улыбнулся. Он произнес:

— Благодарю вас, Надежда Сергеевна! Но кто знает, что завтра случится!

Наденька внимательно взглянула на него.

— Послушайте! — воскликнула она. — Вы чем-то растревожены сегодня сильно! Вы сами не похожи на себя. Вы бледны, ваше горе тяжело вам. Дайте мне слово, честное слово, что завтра приедете в Петергоф!

— Хорошо, я приеду! — сказал Саша Николаич, чтобы только закончить разговор.

— Приезжайте и вы увидите, что вам станет легче!

— Разве вы слово такое знаете? — спросил Николаев.

— Не одно — много слов, — ответила Наденька. — Поговорим. Надо верить. В этом доме должна жить портниха, воспитанница чиновника Беспалова. Мне нужно ее видеть.

У Саши Николаича невольно вырвалось:

— Зачем?

— Ах, мой Бог! Зачем бывает нужна портниха? Чтобы заказать ей туалет. Мне ее рекомендовала графиня Савищева.

У Наденьки не было средств шить себе наряды у дорогих портних и она поэтому должна была заказывать у дешевых и очень обрадовалась, когда Анна Петровна указала ей на воспитанницу чиновника Беспалова, которая умела шить великолепно.

Позвать к себе дешевую портниху Наденька не могла, потому что тетка одобряла и позволяла надевать на себя только платья, вышедшие из мастерской с фирмой. Наденька пускалась на хитрость и выдавала совсем дешевые платья за дорогие. Тогда тетка не входила в дальнейшие подробности и успокаивалась. Но Наденьке приходилось потихоньку от нее ездить по дешевым портнихам, и вот именно поэтому же приехала она и к дому Беспалова.