— Какие же мы ему подданные? — прошептала она, обращаясь к стоявшему рядом с ней соседу по гостинице.

Тот наклонился к ней и тоже шепотом произнес:

— Знаете, сударыня, мне этот бал не нравится с самого начала. Видите ли, я принял это приглашение потому лишь, что в этом моем путешествии постоянно ищу неприятностей…

— И что же? — Абигайль почувствовала слабость.

— И мне кажется, я нашел их. Но тем не менее…

Он не закончил фразы. Раздалось хлопанье закрываемых и запираемых на ключ дверей, затем невидимый мажордом хлопнул в ладоши и тонким голосом крикнул:

— Снять маски! Ужин!!!

Мгновенно слетели маски, словно тесемки были уже развязаны заранее, и открылись лица. Некоторые были молодые и даже красивые, были лица средних лет и также старые, но все они без исключения были искажены безобразными торжествующими гримасами, и сразу же глаза на этих лицах сделались водянистыми и неживыми, рты оскалились, обнажив вампирские клыки, жаждущие крови, раздалось леденящее душу рычание — и многие пары рук потянулись к своим жертвам. На мгновение у Абигайль мелькнула мысль, что все это — жестокий розыгрыш. Но если еще можно вставить себе в рот зубы из папье-маше, то никакой шутник не в состоянии придать своим глазам такое выражение, и так щелкать картонными зубами тоже невозможно. В глазах у нее потемнело. Она еще увидела, как ее сосед ударил одного из вампиров кулаком в лицо, и как выхватил шпагу из ножен у другого, и что шпага оказалась не бутафорской, но и не боевой, а тонкой и легкой, богато изукрашенной деталью придворного костюма семнадцатого века.

Тем не менее, сам факт сопротивления со стороны приговоренной жертвы вызвал замешательство среди вампиров, они остановились, но кто-то крикнул: «Он же один!» — и кольцо опять стало сжиматься. Абигайль застонала и начала опускаться на пол. Прежде чем окончательно потерять сознание, она услышала звон бьющегося стекла, но ничего уже больше не видела.

Два зеркала на внутренней стене зала были огромными, до полу, выше человеческого роста, словно две двери в резных рамах. Они выглядели очень старыми, поверхность была несколько тусклой и даже слегка поцарапанной, и единственным достоинством этих зеркал всегда считалась и особенно ценилась дамами возможность увидеть себя во весь рост. К царапинам же никто никогда не присматривался.

Медлить больше было нельзя: дама погружалась в обморок, придворная шпага в руке молодого человека не была сколь-нибудь серьезным оружием. Ксавьер Людовиг открыл решетку — раздался резкий скрежет давно не смазываемых петель, но, к счастью, он не был услышан в зале.

…Зеркало взорвалось осколками, пламя свечей отразилось в зеркальном клинке и в глазах человека в старинном костюме, сжимавшем этот клинок обеими руками. Давя осколки зеркала каблуками ботфорт, человек наносил удары направо и налево, открывая себе проход в толпе. Вампиры ахнули и отшатнулись, отступая: наносимые этим лезвием раны были для них так же болезненны, как для любого нормального человека, а отрубленные руки и головы не могли больше прирасти. Вампиры знали об этом, и паника охватила их. Но, уворачиваясь от ударов рокового для них меча, они пытались утащить с собой Абигайль и ее защитника, придворная шпага в руках которого практически ничем не угрожала им.

Ксавьер Людовиг вырвал из ножен свою саблю и бросил ее через головы вампиров храбрецу, крикнув:

— Пробивайтесь ко мне!

Тот поймал оружие, но при этом порезал ладонь, к счастью левой, а не правой руки; левой рукой он подхватил даму, уже не владевшую собой. Вид крови привел вампиров в бешенство, некоторые из них тоже выхватили шпаги. Молодой человек наносил удары неплохо, но обычное лезвие не могло нанести вампирам длительного вреда, и вампиры это знали и, не особенно боясь, только берегли головы. Меч с зеркальным клинком — вот что сеяло панику и гибель в их рядах. Шпага одной из тварей переломилась от его удара, подобно соломинке, а голова отлетела в сторону и осталась лежать неподвижно, не кричала и не хлопала глазами, а тело не сохранило равновесия — конвульсивно дергаясь, оно рухнуло на пол, и агония была недолгой.

— Берите даму на руки и отходите! Я прикрою вас!

— Кто Вы, сударь?

— После! Скорее!

Молодой человек, неловко держа даму и не выпуская из рук оружия, скользя на осколках, нырнул в черный проем. Ксавьер Людовиг шагнул за ним и изо всех сил дернул на себя решетку. Вампиры устремились следом. «Если они пройдут за решетку, я ничего не смогу сделать — в этом узком коридоре не взмахнешь мечом, в темноте лезвие не отбросит блика и не ослепит их. О каком замке говорил старик? Где он?!»

Вампиры уже сунули головы в проем стены позади разбитого зеркала, когда раздался оглушительный скрежет, и Ксавьер Людовиг едва успел отступить: скрытая в стене пружина сработала, и каменная плита опустилась перед самым носом вампиров, отрезав не только преследование, но и звуки, и источники света.

В узком проходе едва разошлись. Внезапная тишина оглушила, а непроглядная тьма ослепила молодого человека.

— Идите за мной и старайтесь не шуметь.

— Возможно, Вас это удивит, сударь, но я ничего не вижу. По крайней мере, будьте любезны предупредить меня о ступенях, если таковые здесь имеются.

— Здесь имеются еще и повороты, постарайтесь поворачивать сразу, как только я скажу, чтобы не разбить вашу даму о стену.

— Честно говоря, это не моя дама. Я даже не знаю ее имени. В гостинице «Империал Кронвальд» она остановилась вместе с мужем. На этот бал она тоже прибыла вместе с мужем.

— Ну, теперь она вдова. Но мне больше жаль ту юную девушку… Почему вы не держались вместе?

— Боже мой, сударь, кто же мог представить?!

— Вы знаете легенду?

— Конечно, приезжие узнают о ней, еще не доехав до города. Но ведь это легенда! Разумный человек не может воспринимать это всерьез!

— Значит, все местные жители — сумасшедшие? Никто из них не принял бы подобного приглашения. Более того: если кто-либо из местных жителей получил бы подобное приглашение, уверяю Вас, наутро здесь было бы втрое больше народу, чем Вы видели. Потому что мужчины всей округи — не только Кронвальда — пришли бы сюда с кольями и крестами, святой водой и серебряными пулями. Вампиры это прекрасно понимают и послали приглашения скучающим проезжим бездельникам в поисках приключений. Вы познакомились здесь с кем-либо?

— Нет, я приехал вчера и не искал знакомств. Не могу объяснить, почему я принял это приглашение. В нем чувствовалась опасность, но, честно говоря, последнее время я почти желал умереть.

— И Вам это почти удалось. Еще не поздно, я могу провести Вас обратно в зал.

— Нет, знаете ли, благодарю покорно, я передумал. Но неужели это правда? Неужели это настоящие вампиры? Может быть, это секта каких-нибудь безумных почитателей культа крови?

— Культа крови, несомненно. Уверяю Вас, это настоящие вампиры. И они не безумны, нет. Они голодны! Они не получили ужин полностью, а это значит, что они не смогут сегодня уснуть… Сейчас повернете направо и остановитесь. Я открою дверь.

— Сударь, я премного благодарен Вам за спасение, но, может быть, мы, наконец, представимся друг другу? Меня зовут У. фон З., Фредерик У. фон З. Я из Варшавы. Мой отец немец, а мать полька…

— Милостивый государь, меня не интересует ваша родословная. У меня и своя неплохая…

Ксавьер Людовиг открыл тяжелую дверь, и они вышли из потайного хода в другой коридор, не менее темный, но по движению воздуха чувствовалось открытое пространство. Потом вошли еще в одну дверь, и Фредерик услышал, как его спаситель заложил засов. Здесь казалось светло: комната щедро освещалась луной через распахнутые настежь ставни. Из окна тянуло ночной прохладой и запахом молодой листвы. Комната была похожа на спальню: высокая старинная кровать под балдахином с раздвинутыми занавесями занимала треть комнаты, два деревянных кресла с высокими прямыми спинками и резными подлокотниками стояли напротив холодного черного камина, а в углу виднелось нечто вроде секретера или бюро. Вся мебель была покрыта толстым слоем пыли, паутина свисала из всех углов. Это зрелище напоминало Фредерику гравюры из книжки про Замок с Привидениями, и он невольно вздрогнул. Его таинственный спаситель не торопился представиться. Вместо этого он указал ему на кровать и сказал: