Однажды мы стали свидетелями необычного явления. Дело было так.

Как-то ранним утром мы отправились из Соколиного Гнезда в Палаточный дом. Шли своим обычным ходом. Вдруг увидели, как вдалеке поверхность моря будто бы закипела, подогреваемая каким-то таинственным подземным огнем. Она пенилась и клокотала. Пронзительно кричали морские птицы — чайки, фрегаты, альбатросы, олуши. Они то бросались стрелой вниз, то устремлялись в выси, то кружили вихрем, то, напротив, разлетались в стороны. Непонятно, было ли это выражением радости или, напротив, тревоги?

В бурлящей воде мы заметили множество светящихся точек, которые то вспыхивали, то почти исчезали, словно язычки пламени, двигаясь при этом прямо к бухте Спасения. Бросив все, мы стремглав помчались туда, подгоняемые, конечно, прежде всего любопытством.

По дороге каждый старался сочинить свою версию увиденного. Матушка полагала, что это не замеченная нами ранее песчаная отмель; Фриц уверял, что начал действовать вулкан; Эрнст вполне серьезно заявил, что на волнах раскачивается страшное морское чудовище. Его предположение понравилось всем, особенно ребятам, поскольку давало простор фантазии. Я, поразмыслив, пришел к выводу, что идет косяк сельди, сопровождаемый, как это обычно бывает, птицами и тюленями. И оказался прав.

Мы подбежали к палатке и едва успели освободить телегу. Косяк стремительно входил в бухту, рыбины налетали одна на другую, переворачивались, показывая брюхо и отсвечивая мокрой чешуей; эти блестки в открытом море и привлекли наше внимание в самом начале.

Но сейчас было уже не до праздного созерцания. Добыча сама шла к нам в руки. Без особого труда мы могли значительно пополнить зимние запасы.

Я быстро распределил роли, зная, кто на что способен: Фриц встал в воде с корзиной и вылавливал рыбу, Эрнст и Жак потрошили ее, матушка толкла соль, Франц был на подхвате, я укладывал селедки в бочки и солил — здесь требовалась особая сноровка: сначала нужно посыпать солью дно бочки, затем уложить один ряд рыбы головой к середине, другой — к стенкам бочки и так, пересыпая слой за слоем солью, дойти почти до самого верха. Заполненную бочку нужно прикрыть крупными листьями с дерева, парусиной, полукруглыми досками и придавить увесистыми камнями. Некоторое время наши готовые бочки охлаждались под сводами скалы и лишь затем перевозились в запасники.

Работа с ловлей и засолкой сельди продолжалась целых четыре дня — трудились с раннего утра и до позднего вечера, стараясь успеть заготовить как можно больше деликатесной рыбы.

Но несмотря на такое незапланированное занятие, мы не забывали о нашем жилище в скале и его устройстве. В зависимости от обстоятельств эта работа становилась то главной, то на время приостанавливалась.

Еще я непрестанно думал о гипсовом шпате, о том, как можно использовать его при оснащении нового дома. Шпат в пещере решено было не трогать, пока не будут обследованы близлежащие скалы. И вот нам в который раз повезло. Неподалеку от порохового склада, рядом с тростниковыми посадками отыскалось местечко с достаточно податливой породой. Собрать здесь шпат не составляло труда.

Добытый минерал мы складывали возле очага Палаточного дома, прокаливали на огне, охлаждали, размельчали до порошка и оставляли лежать до той поры, пока вплотную не займемся внутренним убранством пещеры. Теперь для этой цели я решил использовать гипс, а доски приберечь.

Приблизительно спустя месяц после лова сельди, давно уже покинувшей бухту Спасения, в наших краях появилась другая рыба — осетры,[40] белуги[41] и лососи, такие огромные, что Жак принял их за молоденьких китов. Они шли к пресной воде, поднимались вверх по течению к истокам реки, откладывали там икру меж камнями, а потом удалялись в море.

Нам снова выпала удача, снова представилась возможность пополнить зимние запасы продовольствием. Да еще каким! Не знали только, чем эти рыбины ловить. Каждый придумывал свое средство. Фриц сделал из веревки и веретена нечто вроде гарпуна. Я, словно Нептун,[42] взял трезубую мотыгу. Эрнст схватил первый попавшийся большой рыболовный крючок, а Жак привязал свои стрелы к круглым поплавкам, чтобы раненая рыба не ушла под воду.

Вооружившись так, мы снова направились к берегу. Эрнст насадил на крючок в качестве наживки потроха пойманного недавно лосося, забросил его в воду и терпеливо ждал, когда начнет клевать. Жак послал несколько стрел на врага, но каждый раз промахивался, а когда попал в конце концов в цель, так чуть не задохнулся, волоча к берегу сопротивляющуюся рыбину. Мне повезло пронзить двух, но, чтобы окончательно усмирить их, пришлось войти в воду. Эрнст поймал тоже на крючок молодую белугу и притащил ее на берег, естественно, при содействии матушки и Франца. Труднее всего было несчастному Фрицу: он загарпунил одного преогромного осетра, которого едва удерживал на привязанной к веретену веревке. Я подбежал, вогнал в тело великана еще два гарпуна и утихомирил таким образом строптивого. Мы вытащили его на мелководье, набросили петлю, пропустив через жабры, а потом с помощью буйвола доставили на берег.

Что и говорить, вся наша добыча была великолепна. Мы потрошили ее и делили. Я разрезал каждую рыбину на равные доли, солил и укладывал в бочки точно так, как это делал с селедками. Матушка отваривала тушки в соленой воде, закладывала в бочонок и заливала растительным маслом для длительного хранения. Приблизительно так консервируют тунца в странах Средиземноморья.

Рыбьи пузыри мы тщательно чистили, промывали и кипятили в воде; потом клейкую массу собирали, охлаждали и высушивали. Получался прекрасный клей, годный не только для простого склеивания, но и для изготовления оконных стекол. Точнее, я намеревался использовать его в будущем вместо настоящего стекла.

Возделанный нами огород у Палаточного дома буйно разросся и, против всякого ожидания, дал богатый урожай овощей отличного качества. Особенность этого огорода состояла в том, что растения здесь развивались как бы независимо от времени года. К примеру, в летний период некоторые из бобовых и посевной горох находились еще в поре цветения, другие же давали вполне зрелые плоды. Занимались мы грядками не особенно много, а вознаграждены были по-царски: кроме обычной, служащей приправой к пище зелени получили великолепные огурцы и дыни, турецкие зерна, или кукурузу необыкновенной величины. Хорошо принялся сахарный тростник, посаженные на выступе скалы ананасы пустили корни и в будущем обещали дать хороший урожай.

Были у нас еще и другие плантации. Но из-за дальности и недостатка времени посещали мы их редко. Теперь же, когда основные работы в Скальном доме были закончены, появилась возможность осмотреть и эти владения. Но сначала хотелось посетить Соколиное Гнездо, чтобы немного отдохнуть и запастись нужными инструментами. Путь наш лежал мимо поля, где матушка выкапывала картофель и заполняла освободившиеся лунки семенами зерновых культур, обычных для стран Европы: пшеницы, ржи, ячменя, вики, проса, чечевицы… И все это теперь созревало, колосилось — любо-дорого смотреть! Как тут было не поблагодарить матушку за усердие и предусмотрительность!

Отдельно следует сказать о кукурузе особого сорта, называемой иначе турецкими зернами. В свое время мы посадили для пробы всего лишь два зернышка этой культуры возле Палаточного дома, а здесь, у Соколиного Гнезда, она разрослась сейчас так, что заполнила всю огромную плантацию, привлекая к себе тех, кто любит не трудиться, а лакомиться. Подойдя поближе, мы увидели не менее двадцати дроф, жадно клюющих початки. Завидев нас, птицы, недовольно хлопая крыльями, обратились в бегство. Собаки наши, почуяв добычу, ринулись в кукурузу и вспугнули другую стаю более мелких птиц. Фриц тоже не медлил — сорвал повязку с глаз орла, сидевшего у него на ягдташе, указал рукой на убегающих дроф и сбросил пернатого охотника им вслед. Сам же вскочил на кваггу и помчался как угорелый за своим воспитанником.