Подчеркнем, однако, в этом контексте первоначальную авторскую трактовку смоленского цикла. М. Булгаков не случайно хотел дать ему название «Рассказы земского врача». Фактически перед нами ретроспективный, но одновременно направленный и в будущее обзор этого крупнейшего русского социального явления — земской медицины. Ведь в 1919 г. один из старейших земских врачей В. Г. Соболев (первый руководитель санэпидотдела Наркомздрава УССР) справедливо писал в журнале «Врачебное дело»: «От земской медицины остался скелет без плоти и души». Об этом сказано с сердечной болью, ибо ушел в прошлое великий гуманный порыв общества. Между тем именно земские врачи в большинстве своем находились на той этической высоте, на которую поставило их полное доверие населения. Пожалуй, впервые в истории России это был бескорыстный труд интеллигенции, вызванный к жизни потребностями общества. Вверенному им делу врачи служили поистине идейно, как служит Юный врач. Доктор Булгаков, и это явствует и из его биографии, и из «Рассказов…» следовал этим идеалам. Сегодня особенно хорошо понимаешь, что первоначальное их название не было приблизительным и пробным, хотя в 20-х годах писатель вынужден был завуалировать его, удовлетворившись индифферентной формулой в «Медицинском работнике» — «Из рассказов участкового врача». Позиция журнала понятна. В силу лишь черно-белых догматических толкований, все более укоренявшихся в стране, эта важная историческая полоса организации медицинской помощи крестьянству изображалась как полулиберально-полубюрократическая акция, не принесшая народу большой пользы. «Государство помещиков, — указывается, например, в «Большой медицинской энциклопедии» (1959 г.), — полностью сохранило свое влияние в управлении земскими делами. Несмотря на ряд достижений, земская медицина не разрешила и не могла разрешить многих проблем, имеющих важное значение в деле охраны здоровья населения: вопросов родовспоможения, медицинского обслуживания детей, санитарного дела. В 40 губерниях России, где было введено земство, насчитывалось лишь 2686 врачебных участков и примерно столько же фельдшерских пунктов».

Посмотрим на историю земской медицины с истинной стороны. Под влиянием народнических идей сюда, в сельскую глухомань, на борьбу с эпидемиями и санитарным неустройством, с детской смертностью и калечеством, с голодом и невежеством выехали сотни молодых врачей. В начале XX в. земские управы ввели бесплатную медицинскую помощь для большинства крестьян (между прочим, и на Никольском медицинском участке дети, а также увечные и инфекционные больные обслуживались бесплатно, остальные платили полкопейки в день). Доктор впервые стал мужицким лекарем, и помощь его отныне превратилась не в личную услугу за счет больного и не в акт благотворения, а в общественную службу. И вот вскоре крестьяне стали обращаться к врачам на селе почти в десять раз чаще, чем раньше. Это был настоящий переворот в жизни деревни.

Можно ли не помнить об этом, когда буквально через десять лет после эпохи «Рассказов земского врача» отношение к крестьянству стало совсем иным. Дело не только в насильственном расслоении хлебопашцев, в том, что произошло отчуждение труженика от земли, что село лишилось многих прекрасных работников. Казенной стала и сельская медицина, под предлогом укрупнения деревень и деления их на перспективные и неперспективные закрылись многие участковые больницы. Чтобы получить необходимую помощь, человек должен ехать в город за десятки километров. И хотя сельские врачебные амбулатории называют ростками нового, но сути, в главной своей особенности — приближении к больному — они возрождают традиции земской медицины. Главные идейные черты сельской медицины с великим чувством человеколюбия отразил в своих смоленских рассказах Михаил Булгаков. И в этом их непреходящая значимость и современное звучание.

В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона в разделе «Земская медицина» есть такие слова: «Предписать любовь к делу и к народу нельзя, без этих качеств земский врач лишь чиновник». Юный врач у Булгакова обладает этими качествами.

Повествуя о студенческих годах писателя, мы уже упоминали о рассказе «Звездная сыпь». На нем следует остановиться подробнее. Ведь перед читателем предстает одно из немногих художественных произведений в мировой литературе, посвященных такой трудной, такой «невыигрышной» теме — борьбе с сифилисом. Убежден, что это выдающийся и еще недостаточно оцененный вклад писателя прежде всего в медицину.

Рассказ начинается со случайного обнаружения признаков сифилиса у пациента, пришедшего в участковую больницу по поводу охриплости. ««Это он — сифилис», — вторично мысленно и строго сказал я. В первый раз в моей врачебной жизни я натолкнулся на него, я — врач, прямо с университетской скамеечки брошенный в деревенскую даль в начале революции… Я сопоставил хрипоту, зловещую красноту в глотке, странные белые пятна в ней, мраморную грудь и догадался. Прежде всего я малодушно вытер руки сулемовым шариком, причем беспокойная мысль: «Кажется, он кашлянул мне на руки», — отравила мне минуту. Затем беспомощно и брезгливо повертел в руках стеклянный шпатель, при помощи которого исследовал горло моего пациента. Куда бы его деть?…

— Вот что, — сказал я, — видите ли… Гм… По-видимому… Впрочем, даже наверно… У вас, видите ли, нехорошая болезнь — сифилис…

Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается…..

— Сифилис у вас, — повторил я мягко.

— Это что же? — спросил человек с мраморной сыпью… За окном неуклонно смеркалось и летел первый зимний снег.

Я заставил пациента раздеться еще больше и нашел заживающую уже первичную язву. Последние сомнения оставили меня, и чувство гордости, неизменно являющегося каждый раз, когда я верно ставил диагноз, пришло ко мне» .

В этом отрывке, как, впрочем, и в других рассказах земского периода, немало специальной терминологии. Булгаков смело и органично вводит ее в ткань произведений. Но профессиональные описания предстают как художественно совершенные фрагменты. Они как бы высвечиваются истинными подробностями, неприкрашенной правдой профессии, а размышления и действия врача, диагностическая и лечебная сфера становятся почти осязаемыми. Естествен, например, эпизод, когда врач боится заразиться ужасной болезнью, он обследует пациента с брезгливостью и опаской. Быть может, чье-то перо обошло бы эти детали, но не булгаковское — его талант был несовместим с дозированием истины. К слову, по воспоминаниям Т. Н. Лаппа, Михаил Афанасьевич и в жизни тщательно, однако с большой осторожностью обследовал таких больных, долго мыл руки после осмотра. Это вполне понятные меры предосторожности. Но двинемся дальше. Герой рассказа (не забудем, что и в жизни земский врач М. А. Булгаков хлопотал об открытии в уезде венерологических пунктов, о принятии эффективных профилактических мер) начинает настойчиво искать скрытые случаи заболевания… И принимает он на себя эту новую круговерть дел просто и естественно, действуя и мысля и как искушенный эпидемиолог, и как знающий клиницист. За дверью его кабинета постоянно шумит очередь, каждый день — работа, работа, работа. Казалось бы, ему ничего не стоит отступиться от невежественного, скептически настроенного, да к тому же и опасного, в силу особенностей инфекции, пациента. И все же, оказывается, этот мягкий смущающийся доктор — человек, ведомый прежде всего твердой волей и профессиональной скрупулезностью, уже не может не думать о посетителе с мраморной сыпью, ужасная проблема равнодушия целых сел к сифилису уже не оставит его.

Более того, в рассказе отражены далеко не все реальные действия Михаила Афанасьевича, хотя «Звездная сыпь» явно биографична. Булгаков боролся с сифилисом так страстно и настойчиво, как, пожалуй, мало кто другой. «Занесенные с фронтов венерические болезни быстро распространялись по селам, — вспоминала Т. Н. Лаппа. — Пораженные обращались к врачу. Михаил Афанасьевич назначал курс лечения, но его пациенты, не осознавая серьезности состояния и дальнейшей своей судьбы, самостоятельно прерывали его, ссылаясь на постоянную занятость в поле и дома. Это очень огорчало его как врача, он горячился, нервничал и сам ездил к этим больным, не дожидаясь повторного обращения.