Разумеется, молодые врачи были недостаточно подготовлены в санитарно-тактическом отношении, большинство из них не могли похвастаться и безукоризненной оперативной техникой, столь необходимой в военно-полевой хирургии. По сути, это была учеба на ходу, когда осваивались методики ампутации, секвестротомии, трепанации черепа, перевязки сосудов, способы борьбы со столбняком и газовой гангреной. Если добавить, что в течение года в тыл эвакуировано около полутора миллиона раненых русских солдат и что значительная медицинская помощь, включая госпитальное лечение, оказывалась и военнопленным, а в распоряжении армий находилось лишь около 22 тысяч врачей, из них только 200 хирургов с довоенным стажем, то нетрудно представить, какая нагрузка приходилась на каждого.
Нужно отметить, что, к чести ведущих киевских хирургов, они активно включились в этот безостановочный поток. Как мы указывали, на Юго-Западный фронт поочередно выезжали профессора Николай Маркианович Волкович и Алексей Петрович Крымов.
Среди заявлений с просьбой командировать на фронт мы нашли рапорт Василия Дмитриевича Добромыслова. Сюда же в разгар наступления выезжали видные киевские хирурги Александр Дмитриевич Павловский, Михаил Михайлович Дитерихс, Алексей Григорьевич Радзиевский. По воспоминаниям А. П. Крымова, без устали в операционных госпиталя в Каменец-Подольском работал местный хирург Бладзевич, который оперировал сидя, так как был инвалидом без ноги. Он терял так много сил в эти дни и ночи, что его вносили в операционную. Но мастерство его в производстве самых различных операций было большим. Возможно, он один из неизвестных наставников Булгакова.
Как вспоминает А. П. Крымов, Н. М. Волкович и он являлись консультантами-хирургами госпиталей Юго-Западного фронта от Красного Креста. Впервые на фронт они выехали вместе и вскоре приняли участие в приеме большого количества раненых. Кроме операций и консультаций в госпиталях Н. М. Волкович нередко организовывал на фронте сборы врачей и обучал их военно-полевой хирургии. Эти заседания часто использовались для консультаций, поскольку врачи приводили и привозили сюда раненых . Можно полагать, что среди этих врачей был и молодой хирург Булгаков, вновь в необычной обстановке встретившийся с учителем. В эти дин он мог слышать и об опыте Комитета по газовой гангрене, организованного Н. М. Волковичем в Киеве.
Вновь обращаюсь к записям бесед с Т. Н. Лаппа, хранящихся у А. П. Кончаковского. «Я приехала в Каменец-Подольский в начале мая, — вспоминала Татьяна Николаевна. — Жили мы в казенных врачебных квартирах при большой губернской земской больнице, где размещался госпиталь. У пас была небольшая комната. Миша много оперировал и очень уставал, иногда стоял у операционного стола сутками напролет, но все же мы несколько раз совершали прогулки по городу, останавливались у его достопримечательностей, любовались пейзажами в вечерней дымке, открывавшимися за башнями крепости, возле старинных брам, лестниц и домов. Мне думается, — высказала она мысль, — что неповторимая эта панорама каким-то образом отразилась и в описании Ершалаима в «Мастере и Маргарите»».
Почти ежедневно Татьяна Николаевна помогала врачам во время операций, стерилизовала материал и инструменты. Михаил Афанасьевич, как вспоминала она, очень серьезно и ревностно, с большим чувством ответственности относился к работе и часто по ночам уходил в госпиталь, в палаты — он всегда беспокоился о состоянии оперированных. И задерживался там зачастую ДО утра.
Но однажды утром всем членам семей врачебного персонала предложили покинуть город, и вскоре поезд отошел на Киев…
Спустя несколько дней Татьяна Николаевна узнала: на Юго-Западном фронте началось наступление. Она понимала, что Михаил, возможно, в самом пекле, что, наверное, валится с ног от неимоверной нагрузки, от дней и ночей без сна, ведь она уже видела, что такое прифронтовой госпиталь даже в период затишья. А известий все не было и не было.
И вдруг, когда волнения становились уже невыносимыми, она получила от Михаила Афанасьевича телеграмму из Черновиц, заверенную каким-то госпитальным начальством, что вызывается туда в качестве нештатной сестры милосердия Красного Креста. Она была зачислена в состав санитарного отряда. Работала и медсестрой, и санитаркой.
«Помню, что тут же, в летнем платьице, не собрав никаких вещей, я бросилась на вокзал, — рассказывала Татьяна Николаевна. — Благодаря телеграмме мне удалось взять билет на поезд. Михаил встречал меня с госпитальным автомобилем на небольшой станции, она называлась Орошаны. Ехала кружным путем, так как железнодорожный мост через реку Прут был разрушен.
В Черновицах мы провели все это лето. Жили при госпитале. Хирургические операции шли непрерывно, ведь в июле наступление приостановилось, тяжелые бои продолжались не очень далеко от города, в Карпатах. Михаил Афанасьевич, как правило, стоял на ампутациях, а мне нередко приходилось держать ногу. Помню, как из-за жары и напряжения мне несколько раз становилось дурно в операционной. Но я превозмогала себя. Ведь помощь моя была нужна.
Работать приходилось много, — вспоминала Татьяна Николаевна. — Михаил часто дежурил ночью, под утро приходил физически и морально разбитым, буквально падал в постель, спал пару часов, а днем — опять госпиталь, операции, и так каждый день.
Но свою работу Михаил любил, относился к ней со всей ответственностью и, несмотря на усталость, стоял в операционной, сколько считал нужным. Там я па многое насмотрелась и на всю жизнь запомнила, что такое война».
А затем пришел приказ о переводе молодых врачей в тыл. Так пролег путь в Никольское…
Оформление Булгакова на военную службу с зачислением его в резерв чинов Московского окружного военно-санитарного управления, указывает М. О. Чудакова, состоялось 16 июля (это вновь подтверждает, что в 1915 г. и первой половине 1916-го он служил в госпиталях как доброволец Красного Креста). Факт мобилизации Михаил Афанасьевич почти документально отразил в рассказе «Морфий». Отличие реальных обстоятельств от этого эпизода в жизни Сергея Полякова, героя рассказа, писавшего в дневнике, что весь его выпуск, не подлежавший призыву на войну как ратники 2-го разряда выпуска 1916 г., был размещен в земствах, состоит в том, что Булгаков, как и ряд других молодых врачей, был отозван на работу в земство с военной службы.
…Итак, Черновцы сегодня (до 1944 г. Черновицы. — Ю. В.) — старинный город в окружении садов на холмах. Лучи узких улиц, Театральная площадь со зданием театра, копирующим здание Венской оперы, бывшая резиденция митрополита, где сейчас размещается университет. Строгие однообразные корпуса областной клинической больницы на углу улиц Ленина и Буковинской, построенные еще австрийскими властями, также несут явственные черты прошлого. По свидетельству местных жителей, русский госпиталь Красного Креста находился именно здесь, в краевой больнице, сюда днем и ночью привозили раненых солдат. Поразительно, но воспоминания об этом госпитале живы до сих пор.
Почему, хотя произошло столько событий, столько смен властей, далекое лето не забылось на Буковине? Понять это мне помогают экспонаты областного краеведческого музея. Один из залов дореволюционного периода… На стенде оригинал объявления об открытии в Черновицах Союзом городов (эта общественная организация, так же как Всероссийский земский союз и Общество Красного Креста, активно помогала фронту) нескольких бесплатных питательных пунктов для детей и взрослых. Приводятся адреса пунктов, в том числе улица Русская, 63.
К приходу сюда войск Брусилова в городе сложилась трудная обстановка. Симпатии местного населения, которое было лишено книг на родном украинском языке, не могло пользоваться им пи в школах, ни в официальных учреждениях, были на стороне русских частей. Опасаясь поддержки их буковинцами, австрийские власти превратили близкие к линии боев районы в мертвую зону. Были учреждены военно-полевые суды, сурово каравшие крестьян и горожан по любому подозрению в измене. Издавались даже открытки с текстом на немецком языке, на которых были засняты повешенные люди с дощечкой на груди и надписью «московский шпион» (несколько таких открыток, переданных ему старожилами Черновцов, автору показал руководитель Музея Черновицкого университета В. А. Фрелих). Перед сдачей города прекратился подвоз продовольствия.