7 ноября он отмечал: «У нас имеются первые серьезные случаи обморожения». 17 ноября тон Гудериана становится еще более мрачным:

«Мы лишь очень медленно приближаемся к своей конечной цели в этот лютый мороз, когда все части испытывают невероятные трудности со снабжением. Трудности с подвозом припасов по железной дороге все время возрастают… Без горючего наши машины не могут двигаться…»

8 общем все складывалось для немцев в высшей степени неутешительно. Позже Гудериан писал:

«Урожай 1941 г. - богатый всюду в стране. Нет недостатка и в скоте. (Но) из-за наших отвратительных железнодорожных коммуникаций мы смогли отправить в Германию из района действия 2-й танковой армии лишь небольшое количество продовольствия»[63]. И далее:

«17 ноября мы узнали, что на фронте появились сибирские войска и что дополнительные резервы прибывают по железной дороге в Рязань и Коломну. 112-я пехотная дивизия вошла в соприкосновение с этими новыми сибирскими частями. Поскольку одновременно нас атаковали танки противника… то наши поредевшие войска не смогли дать отпор этим свежим силам. Прежде чем осуждать дивизию, следует помнить, что в каждом полку было уже около 500 человек обмороженных, что из-за мороза пулеметы не действовали и что наша 37-миллиметровая пушка оказалась неэффективной против русских танков Т-34. Результатом всего этого была паника… Это случилось впервые в ходе русской кампании… Боеспособность нашей пехоты пришла к концу…»

При всем этом Гудериан продолжал атаки против Тулы; он также отмечает, что на какое-то время его войска перерезали шоссе и железную дорогу Тула-Москва. Но из его рассказа видно, что в немецких войсках что-то не ладилось, хотя он говорит только о том, что «сила наших войск иссякла, как иссякло их горючее».

Все последующие атаки на Тулу провалились, по словам Гудериана, преимущественно по тем же причинам и потому, что 4 декабря температура, как он пишет, упала до –31° С, а 5-го - до –68 (sic!). Это, конечно, надо признать за чистую фантазию, которая объяснялась стремлением Гудериана все свалить на погоду!

Русские, отрицая, что в ноябре было очень холодно, соглашаются, что в декабре действительно ударили очень сильные морозы. Но они вполне справедливо замечают, что нелепо думать, будто советские солдаты, как и все люди, не страдали от сильных холодов. Однако в советских источниках говорится, что Красная Армия имела гораздо лучшее зимнее обмундирование, чем немцы:

«Немецкая армия впервые за Вторую мировую войну переживала тяжелый кризис. Фашистские генералы были обескуражены огромными потерями своих войск и провалом всех надежд на окончание войны с Советским Союзом в 1941 г. Рассеялись в прах мечты о теплых зимних квартирах в Москве. Генерал Блюментрит с горечью признает, что немецким солдатам «суждено было провести свою первую зиму в России в тяжелых боях, располагая только летним обмундированием, шинелями и одеялами». В то же время, по его словам, «личный состав большинства русских частей был обеспечен меховыми полушубками, телогрейками, валенками и меховыми шапками-ушанками. У русских были перчатки, рукавицы и теплое нижнее белье». С этими признаниями битого фашистского генерала нельзя не согласиться… Из приведенных Блюментритом фактов напрашивается вывод… что советское Верховное Главнокомандование оказалось дальновиднее немецкого генерального штаба…»[64].

Современные советские работы по истории войны не повторяют поистине астрономических цифр немецких потерь, которые назывались в то время как Сталиным, так и в сводках Совинформбюро. В ходе второго немецкого наступления на Москву (с 16 ноября по 6 декабря), говорится в советской «Истории войны», потери немцев составили: 55 тыс. человек убитыми, свыше 100 тыс. человек ранеными и обмороженными, 777 танков, 297 орудий и минометов, 244 пулемета, более 500 автоматов[65]. Это правдоподобная оценка, которая не слишком расходится с данными о немецких потерях, приводимыми, например, Гудерианом.

Сейчас считается, что за первые пять месяцев войны общие потери немцев (без потерь союзников Германии) составили 750 тыс. человек. Эта цифра даже чуть ниже той, которую приводят сами немцы. Так, Хилъгрубер и Якобсен пишут: «Несомненно, что потери немцев на первом этапе русской кампании были очень велики, особенно в период Московского сражения… К 10 декабря 1941 г. германская армия потеряла на Востоке, не считая больных, 775 078 человек» (примерно 24,22% личного состава восточных армий, насчитывавшего в среднем 3,2 млн. человек). Согласно дневнику Гальдера, до второй половины второго наступления на Москву потери (в округленных цифрах) были следующими:

Всего до 31 июля	213 тыс. человек
До 3 августа	242 тыс. человек
До 30 сентября	551 тыс. человек
До 6 ноября	686 тыс. человек
До 13 ноября	700 тыс. человек
До 23 ноября	734 тыс. человек
До 26 ноября	743 тыс. человек

Глава XII. Контрнаступление под Москвой

Разрабатывая свои планы зимнего контрнаступления, Советское Верховное Главнокомандование имело программу-минимум и программу-максимум. Программа-минимум предусматривала восстановление коммуникаций с осажденным Ленинградом, ликвидацию угрозы, нависшей над Москвой, и преграждение немцам доступа к Кавказу. Программа-максимум намечала прорыв блокады Ленинграда, окружение немцев между Москвой и Смоленском и освобождение Донбасса и Крыма. Но события сложились так, что даже программа-минимум была выполнена лишь отчасти: в конце ноября советские войска освободили Ростов - эти «ворота на Кавказ» и оттеснили немцев до реки Миус, но дальше не продвинулись, если не считать местного наступления в Донбассе в конце зимы, в результате которого был занят небольшой выступ, включая Барвенково и Лозовую. В Крыму продолжал держаться Севастополь, но высадка Черноморским флотом 26 декабря десанта на Керченском полуострове, в Восточном Крыму, кончилась весной следующего года катастрофой. На Ленинградском фронте освобождение 9 декабря Тихвина намного облегчило снабжение Ленинграда. Однако блокада с суши продолжалась. Продвижение Красной Армии в районе Москвы было более значительным, и все же, несмотря на освобождение большой территории (одна группа войск дошла, например, до Великих Лук, то есть продвинулась на 300 с лишним км), немцам: удалось удержать укрепленный район в треугольнике Ржев - Гжатск - Вязьма, всего в каких-нибудь 150 км к западу от Москвы.

Именно Гитлер вопреки советам многих своих генералов, предлагавших отойти на большое расстояние, настаивал на том, чтобы не отдавать Ржев, Вязьму, Юхнов, Калугу, Орел и Брянск, и все эти города, за исключением Калуги, были удержаны. Многие обескураженные генералы, в том числе Браухич, Геппнер и Гудериан, были смещены, а фон Бок «заболел». На севере фон Лееб также был снят со своего поста «по состоянию здоровья» и заменен более убежденным нацистом, генералом Кюхлером. Гитлер был крайне разочарован тем, что фон Лееб не сумел захватить Ленинград в августе или сентябре, и разъярен тем, что фон Бок не смог взять Москву. После освобождения русскими Ростова Рундштедт в свою очередь временно попал в немилость.

Советское контрнаступление началось 5-6 декабря почти на всем протяжении 900-километрового фронта от Калинина на севере до Ельца на юге, и в первые дни советские войска почти всюду достигли заметных успехов. Особенность боев в зимних условиях заключалась в том, что советское командование, насколько было возможно, избегало фронтальных атак на вражеские арьергарды и формировало мобильные отряды преследования, задачей которых было отрезать пути отхода вражеских войск и сеять среди них панику. В состав таких отрядов преследования, которые можно сравнить с казаками 1812 г., наносившими беспощадные удары по «великой армии» Наполеона, входили автоматчики, лыжники, танки и кавалерия, в частности кавалерийские части генералов Белова и Доватора. Но результаты такой тактики часто не оправдывали ожиданий, и кавалерийские части несли особенно тяжелые потери.