Вместо немедленного выполнения этого решения генерал-полковник М.П. Кирпонос усомнился в его достоверности, поскольку оно противоречило приказу И.В. Сталина. После долгих колебаний командующий наконец запросил Ставку: выполнять или не выполнять указание Военного совета Юго-Западного направления»[44].
Только в 11 час 40 мин вечера 17 сентября Шапошников по поручению Ставки ответил, что Верховное Главнокомандование разрешает оставить Киев, но ничего не сказал о выводе войск на реку Псел. Таким образом, были потеряны два дня, в течение которых могли бы прорваться значительные силы советских войск. Вслед за этим начались неорганизованные попытки вырваться из окружения. Их неорганизованность усиливалась тем, что связь между штабами армий отсутствовала. Так, 37-я армия, отрезанная от других армий, еще два дня продолжала свою безнадежную борьбу за Киев и только после этого начала пробиваться с боями без всякой надежды на успех.
Лишь некоторым частям удалось прорваться - например отряду численностью 2 тыс. человек, которым командовал генерал Баграмян. Машины штаба фронта и Военного совета следовали за отрядом Баграмяна, но были окружены немецкими танками.
Завязался бой, в ходе которого генерал Кирпонос был смертельно ранен, а член Военного совета и секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Украины М.А. Бурмистенко, а также начальник штаба фронта генерал-майор В.И. Тупиков были убиты. Спаслись лишь несколько работников штаба. Десятки тысяч солдат, сотни офицеров и политработников погибли в неравном бою или были взяты в плен. Многие попали в плен ранеными[45].
Немцы утверждают, что во время окружения Киева вермахт захватил не менее 665 тыс. пленных. Согласно «Истории войны», к началу Киевской операции на Юго-Западном фронте имелось 677 085 человек. Из этого числа 150 541 человек избежали окружения. Окруженные войска вели бои в течение большей части сентября и понесли очень тяжелые потери, некоторым же из них удалось прорваться. При этом в плен попало не более одной трети первоначально окруженных войск[46]. Число пленных составило, следовательно, около 175 тыс. человек.
Остается вопрос, не был ли Сталин в конечном счете прав, стремясь во что бы то ни стало удержать Киевский выступ. В «Истории войны» высказывается мысль, что эта победа немцев на Украине в значительной степени поломала стратегические расчеты немецкого генерального штаба[47]. Это совпадает и с господствующей немецкой точкой зрения. По мнению некоторых ведущих германских генералов, время, потерянное на Киевскую операцию, в большой мере опрокинуло планы германского верховного командования достичь Москвы до наступления зимы. Так, Гальдер считал битву за Киев величайшей стратегической ошибкой во всей восточной кампании; это мнение разделял и Гудериан, который назвал битву за Киев крупным тактическим успехом, но сомневался, что из нее можно будет извлечь большие стратегические преимущества[48]. Некоторое, правда не очень большое, утешение Гудериан находил для себя в мысли, что, хотя «от запланированного штурма Ленинграда пришлось отказаться и перейти вместо этого к его осаде», теперь открылась хорошая перспектива захватить Донецкий бассейн и выйти к Дону. Не совсем ясно, однако, был ли он в то время полностью согласен с мнением главнокомандования немецкой армии, что «противник уже не в состоянии создать прочный оборонительный фронт или оказать серьезное сопротивление в районе действий группы армий “Юг”».
Как бы то ни было, однако немцы прорвали фронт на Украине на 300 с лишним километров в ширину, устремились в эту брешь и в последующие два месяца заняли всю Левобережную Украину, почти весь Крым и были отброшены несколько назад только после занятия ими Ростова.
Хотя Одесса была официально провозглашена одним из городов-героев, ее оборона в период с 5 августа по 16 октября силами Отдельной Приморской армии против одной немецкой и восемнадцати румынских дивизий была на самом деле лишь одним из эпизодов в общей картине военных действий 1941 г.
Выйдя в начале августа на побережье Черного моря, противник отрезал Одессу от «материковой» Украины, но эта советская военно-морская база в западной части Черного моря продолжала поддерживать связь по морю как с Крымом, так и с Кавказом. Черноморский флот и морская пехота сыграли важную роль в обороне Одессы, где в конце августа завязались исключительно тяжелые бои и потери в людях достигали в общем 40%, а в морской пехоте - 70-80%. Чтобы как можно дольше удерживать Одессу, поскольку она сковывала значительные силы противника, туда были направлены морем подкрепления, в том числе некоторое количество замечательных реактивных минометов («катюша»), массовое производство которых тогда только началось.
Характерно, что, несмотря на превосходство немцев в воздухе, им не удалось нарушить регулярные морские сообщения между Одессой и другими советскими портами на Черном море на протяжении всего периода осады города. Советским властям даже удалось эвакуировать морем на Кавказ 350 тыс. мирных граждан, то есть примерно половину населения Одессы, и около 200 тыс. т промышленного оборудования.
Когда почти весь Крым, за исключением Севастополя, был захвачен немцами, 80 тыс. советских солдат и много боевой техники были успешно переброшены по морю из Одессы в Севастополь и на Кавказ, несмотря на диверсии вражеских агентов, которые в разгар эвакуации подожгли многие портовые сооружения[49].
Одесса пала после двух с половиной месяцев крайне ожесточенных боев, в которых обе стороны понесли большие потери. По данным советских источников, румыны потеряли в Одессе 110 тыс. человек; само румынское командование заявляло, что с начала войны до 10 октября 1941 г. их армия потеряла 70 тыс. человек убитыми и 100 тыс. ранеными. Одесса и вся территория между Днестром и Западным Бугом были оккупированы Румынией и насильственно присоединены к ней под общим названием «Транснистрия». Как мы увидим дальше, румынский оккупационный режим заметно отличался от оккупационного режима немцев.
Сколько бы пленных ни было захвачено восточнее Киева - 175 или 600 тыс. - это одно дело; другое - что это означало с чисто человеческой точки зрения.
На протяжении всей войны советский Наркомат иностранных дел выступал с пространными нотами о плохом обращении с военнопленными или о зверствах, творимых немцами на оккупированных территориях Советского Союза. Но те, кто в 1941-1943 гг. читал их на Западе, верили в них в лучшем случае наполовину. Если не считать сообщений о зверствах немцев в сравнительно небольшом районе под Москвой, освобожденном зимой 1941/42 г., информация из первых рук о германской оккупации и даже об обращении немцев с военнопленными все еще была очень скудной. Истина начала обнаруживаться только после Сталинграда, когда советские войска стали освобождать огромные районы. И даже тогда узнавалась не вся истина. Всю чудовищность ее стали представлять себе лишь после освобождения Польши с ее гигантскими лагерями смерти и после оккупации Германии, когда наконец удалось точно выяснить, что случилось с советскими гражданами, угнанными, как рабы, на работу в Германию или захваченными в плен, в особенности в 1941-1942 гг.
Многие годы после войны о тех, кто был захвачен в плен в первые дни наступления, говорилось очень мало. Прошло много лет, прежде чем в СССР стали открыто обсуждать трагедию военнопленных. Бесспорно, самое яркое описание судьбы людей, попавших в окружение под Киевом, появилось только 20 лет спустя; это был рассказ, опубликованный в «Новом мире» в январе 1963 г. Несмотря на беллетризованную форму, достоверность этого рассказа о пережитом не вызывает ни малейшего сомнения.