Сейчас все это объясняют так: хотя «в принципе», как явствовало из письма Сталина Черчиллю от 16 августа, Советское правительство и хотело отмежеваться от Варшавского восстания (о котором с ним даже не проконсультировались), оно тем не менее «сделало все возможное», чтобы помочь повстанцам, поскольку в борьбу включились десятки тысяч патриотов Варшавы.

В ответ на раздавшиеся на Западе обвинения, что советское командование «сознательно остановило свои войска у стен Варшавы и тем самым обрекло восстание на гибель», «История войны»[231]указывает:

«Это могут проповедовать только [люди], не утруждающие себя исследованием положения и возможностей войск Красной Армии к моменту Варшавского восстания и не желающие считаться с фактами…

Во второй половине июля 1944 г. войска 1-го Белорусского [Рокоссовский] и 1-го Украинского [Конев] фронтов вступили на территорию Польши и начали развивать наступление кг Висле… К концу июля, еще до восстания в Варшаве, темпы наступления советских войск стали [резко] замедляться. Немецко-фашистское командование перебросило на направления ударов наших войск значительные резервы. Гитлеровцы оказывали упорное и все возрастающее сопротивление Красной Армии. На темпах наступления сказывалось и то, что советские стрелковые дивизии и танковые корпуса в предыдущих боях понесли большие потери, тылы и артиллерия отстали, в войсках не было необходимого количества боеприпасов и горючего. Пехота и танки не получали нужной огневой поддержки артиллерии. Из-за медленного перебазирования на новые аэродромы снизила свою активность авиация. Известно, что наступление в Белоруссии началось при значительном превосходстве советской авиации и ее господстве в воздухе. Однако в первой половине августа эти преимущества на некоторое время были… утрачены. Так, авиация 1-го Белорусского фронта с 1 по 13 августа произвела 3170 самолето-вылетов, а вражеская - 3316…

Следовательно, советские войска после длительного, сорокадневного наступления в условиях возросшего сопротивления противника не могли продолжать наступательные действия в высоких темпах и оказать немедленную помощь восставшим. Это было ясно… немецкому командованию… Типпельскирх пишет, что «восстание вспыхнуло 1 августа, когда сила русского удара уже иссякла…». Выполнение задачи затруднялось также и тем, что войскам Красной Армии предстояло бы при этом форсировать… реку Вислу».

И далее:

«К 1 августа войска левого крыла 1-го Белорусского фронта вышли к Варшаве с юго-востока, 2-я танковая армия при подходе к …Праге встретила ожесточенное сопротивление врага… [Подходы к Праге были сильно укреплены. - А. В.]… В районе Праги противник сосредоточил сильную группировку в составе четырех танковых и одной пехотной дивизии, которая нанесла в начале августа контрудары и оттеснила соединения 2-й танковой армии от Праги еще до того, как сюда подошли общевойсковые соединения.

О тяжелом положении 2-й танковой армии у Праги можно судить по ее потерям. В боях на польской территории - в районе Люблина, Демблина, Пулавы и на подступах к Варшаве - она потеряла около 500 танков и самоходно-артиллерийских установок. Не сумев из-за очень сильного сопротивления немецко-фашистских войск овладеть Прагой, танковая армия вынуждена была перейти к обороне и отражать контрудары».

Затем севернее и южнее Варшавы, на восточном берегу Вислы и на трех плацдармах, захваченных Красной Армией на западном берегу реки - в районах Магнушева, Пулавы и Сандомира, - несколько недель шли ожесточенные бои с переменным успехом. Все эти пункты находились на значительном расстоянии от Варшавы. Теперь немцы повсюду вводили в бой крупные силы.

Несомненно, что советские войска находились значительно восточнее Праги, когда в середине августа Черчилль попытался добиться для самолетов союзников разрешения приземляться за русскими позициями.

Здесь я могу дополнить советскую «Историю войны» тем, что сообщил мне 26 августа 1944 г. в Люблине командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Рокоссовский.

Моя неофициальная и нигде не публиковавшаяся беседа с Рокоссовским (состоявшаяся после торжественной церемонии на главной площади города по случаю открытия памятника в честь погибших в битве за Люблин) была короткой, но весьма важной. Вот ее содержание:

«Я не могу входить в детали. Скажу вам только следующее. После нескольких недель тяжелых боев в Белоруссии и в Восточной Польше мы в конечном счете подошли примерно 1 августа к окраинам Праги. В тот момент немцы бросили в бой четыре танковые дивизии, и мы были оттеснены назад.

- Как далеко назад?

- Не могу вам точно сказать, но, скажем, километров на сто.

- И вы все еще продолжаете отступать?

- Нет, теперь мы наступаем - но медленно.

- Думали ли вы 1 августа (как дал понять в тот день корреспондент «Правды»), что сможете уже через несколько дней овладеть Варшавой?

- Если бы немцы не бросили в бой всех этих танков, мы смогли бы взять Варшаву, хотя и не лобовой атакой, но шансов на это никогда не было больше 50 из 100. Не исключена была возможность немецкой контратаки в районе Праги, хотя теперь нам известно, что до прибытия этих четырех танковых дивизий немцы в Варшаве впали в панику и в большой спешке начали собирать чемоданы.

- Было ли Варшавское восстание оправданным в таких обстоятельствах?

- Нет, это была грубая ошибка. Повстанцы начали его на собственный страх и риск, не проконсультировавшись с нами.

- Но ведь была передача Московского радио, призывавшая их к восстанию?

- Ну, это были обычные разговоры (sic!). Подобные же призывы к восстанию передавались радиостанцией «Свит» [радиостанция Армии Крайовой], а также польской редакцией Би-би-си - так мне по крайней мере говорили, сам я не слышал. Будем рассуждать серьезно. Вооруженное восстание в таком месте, как Варшава, могло бы оказаться успешным только в том случае, если бы оно было тщательно скоординировано с действиями Красной Армии. Правильный выбор времени являлся здесь делом огромнейшей важности. Варшавские повстанцы были плохо вооружены, и восстание имело бы смысл только в том случае, если бы мы были уже готовы вступить в Варшаву. Подобной готовности у нас не было ни на одном из этапов [боев за Варшаву], и я признаю, что некоторые советские корреспонденты проявили 1 августа излишний оптимизм. Нас теснили, и мы даже при самых благоприятных обстоятельствах не смогли бы овладеть Варшавой раньше середины августа. Но обстоятельства не сложились удачно, они были неблагоприятны для нас. На войне такие вещи случаются. Нечто подобное произошло в марте 1943 года под Харьковом и прошлой зимой под Житомиром.

- Есть ли у вас шансы на то, что в ближайшие несколько недель вы сможете взять Прагу?

- Это не предмет для обсуждения. Единственное, что я могу вам сказать, так это то, что мы будем стараться овладеть и Прагой, и Варшавой, но это будет нелегко.

- Но у вас есть плацдармы к югу от Варшавы.

- Да, однако немцы из кожи вон лезут, чтобы ликвидировать их. Нам очень трудно их удерживать, и мы теряем много людей. Учтите, что у нас за плечами более двух месяцев непрерывных боев. Мы освободили всю Белоруссию и почти четвертую часть Польши; но ведь и Красная Армия может временами уставать. Наши потери были очень велики.

- А вы не можете оказать варшавским повстанцам помощь с воздуха?

- Мы пытаемся это делать, но, по правде говоря, пользы от этого мало. Повстанцы закрепились только в отдельных точках Варшавы, и большинство грузов попадает к немцам.

- Почему же вы не можете разрешить английским и американским самолетам приземляться в тылу у русских войск, после того как они сбросят свои грузы в Варшаве? Ваш отказ вызвал в Англии и Америке страшный шум…

- Военная обстановка на участке к востоку от Вислы гораздо сложнее, чем вы себе представляете. И мы не хотим, чтобы именно сейчас там вдобавок ко всему находились еще и английские и американские самолеты. Думаю, что через пару недель мы сами сможем снабжать Варшаву с помощью наших низколетящих самолетов, если повстанцы будут располагать сколько-нибудь различимым с воздуха участком территории в городе. Но сбрасывание грузов в Варшаве с большой высоты, как это делают самолеты союзников, практически совершенно бесполезно.