В армии как Сталин, так и генералы были очень популярны. Помню трагическую, но типичную судьбу одного моего знакомого, 19-летнего юноши Мити Хлудова. Он был выходцем из известной московской купеческой семьи, членам которой, оставшимся в живых, естественно, пришлось пережить в первые годы революции тяжелые времена. Митя служил в одной из артиллерийских частей и участвовал летом 1944 г. в Белорусской операции. Он написал мне письмо, где говорил: «Я могу с гордостью сообщить Вам, что моя батарея совершила чудеса и задала фрицам жару. За последний бой я был представлен к награждению орденом Отечественной войны, а самое главное - меня приняли в партию. Да, знаю, мои родители были буржуи, но, черт побери, я русский, стопроцентный русский, и горжусь этим, и народ наш сделал эту победу возможной после всех ужасов и унижений 1941 года. Я готов отдать жизнь за мою Родину и за Сталина; я горжусь тем, что я - член партии, что я - один из победоносных сталинских воинов. Если мне повезет, я еще попаду в Берлин. Мы придем туда - а мы заслужили право прийти туда - раньше наших западных союзников. Если Вы увидите Оренбурга, передайте ему от меня привет. Скажите ему, что мы все читали его статьи… Скажите ему, что мы действительно ненавидим немцев после того, как увидели столько зверств, совершенных ими здесь, в Белоруссии, не говоря уже о причиненных ими разрушениях. Они превратили этот край чуть ли не в пустыню».
Десять дней спустя Митина сестра получила от него новое письмо, на этот раз из госпиталя. Он был ранен, но уверял, что чувствует себя лучше и скоро вернется на свою батарею. Он не сообщал никаких подробностей о своем ранении. Но через несколько дней он умер…
Восторженная гордость, какую чувствовал Митя оттого, что он был одним из воинов великой армии, была не единственным чувством, владевшим солдатами. Но подобные настроения с сопутствовавшей им ненавистью к фашистам были, пожалуй, наиболее широко распространены и разделялись большинством крестьянских парней, находившихся в армии. Были и другие настроения - сознание принадлежности к потерянному и обреченному поколению, осужденному быть принесенным в жертву; они нашли отражение в маленьком литературном шедевре Эммануила Казакевича, его повести «Звезда», написанной в конце войны и рассказывающей об одном рейде советских разведчиков. Сознание постоянной близости смерти красной нитью проходит через большинство произведений советской литературы военных лет, будь то стихи Суркова или стихи и пьесы Симонова, рассказы и романы Гроссмана или Казакевича. Стихи Семена Гудзенко, замечательного поэта, говорили о несколько иных умонастроениях фронтовиков. Для людей такого душевного склада война - рискованная, но тем не менее необыкновенно увлекательная игра, и после войны такие люди испытывали тоску по ней.
Победы Красной Армии в 1944 г. были выдающимися, но лишь очень немногие из них оказались легкими. Немцы дрались с чрезвычайным упорством в Польше (особенно в августе, когда русские были остановлены на подступах к Варшаве), под Тернополем в Западной Украине (где три недели шли напряженные уличные бои, напоминавшие бои в Сталинграде), и позднее в Венгрии и в Словакии. Особенно ожесточенным было сопротивление немцев на всех участках, лежавших на прямом пути к Германии, в частности на подступах к Восточной Пруссии, а затем и в самой Восточной Пруссии.
Немцы наконец-то явно утратили свое былое численное превосходство. Союзные войска с июня вели наступление на Западе, и к сентябрю Германия потеряла всех своих союзников - на ее стороне сражалось теперь всего несколько венгерских дивизий.
Тем не менее наметившаяся уже ранее тенденция немцев сопротивляться Красной Армии любой ценой, союзникам же оказывать менее сильное сопротивление становилась по мере приближения конца войны все более заметной. Оборонительный рубеж на Висле напротив Варшавы, Будапешт, Восточную Пруссию и позднее оборонительный рубеж на Одере немцы защищали гораздо упорнее, чем любой рубеж или участок на Западе. Ни одна из наступательных операций советских войск в 1944 г. - если не считать их стремительного продвижения по Южной Украине в марте и по Румынии в августе (и то и другое происходило после окружения крупных немецких группировок), а также операций второстепенного значения в Северной Норвегии - не давалась им легко, и чем ближе Красная Армия подходила к Германии, тем яростнее становилось сопротивление немцев.
Если в 1941 г. и даже в 1942 г. очень многие советские люди представляли себе немецкого солдата бездушным, но невероятно искусным роботом, то на протяжении 1943 и 1944 гг. их отношение к немцам заметно изменилось, однако изменилось в двух разных аспектах. Были еще, конечно, среди немецких солдат, особенно в войсках СС, люди страшные, готовые драться до последнего патрона и иногда, как известно, предпочитавшие самоубийство плену. Но обычные немецкие военнопленные уже не были более такими высокомерными, как в 1941 и 1942 гг. Теперь все больше немецких пленных были склонны скулить, старались напускать на себя жалкий вид и твердили: «Гитлер капут». Желание избивать немецких пленных, наблюдавшееся у советских солдат в 1941 и 1942 гг., ныне в значительной мере исчезло. Гнев советских солдат скоро остывал, и они даже давали вновь захваченным немцам поесть, говоря: «Нате, сволочи, жрите».
Но «германская проблема» имела еще и другую сторону. Почти каждый освобожденный город и деревня в России, Белоруссии или на Украине являли собой нечто ужасное.
В Белоруссии в так называемом «партизанском крае», были сожжены сотни деревень, а жители их либо зверски убиты, либо угнаны в неволю. Крупные города повсеместно были разрушены. На Украине, где условия для партизанской войны были неблагоприятными, немцы угнали огромную часть молодежи. Повсюду в городах действовало гестапо, и множество людей было расстреляно или повешено. Эйнзатцкоманды и другие части истребляли партизан или их мнимых «сообщников», причем нередко уничтожалось все население деревень, включая женщин и детей… В сотнях городов систематически проводилось истребление евреев. Каждый украинский и белорусский город имел свою страшную историю. По мере того как Красная Армия двигалась на запад, бойцы ее ежедневно слышали рассказы о зверствах, унижениях и угоне людей; они видели разрушенные города; они видели массовые могилы советских военнопленных, зверски убитых или погибших голодной смертью; они видели Бабий Яр с бесчисленными трупами, в том числе трупами маленьких детей; они видели все это - и в их сознании вырисовывалась с отвратительной ясностью реальная правда о фашистской Германии, с ее Гитлером и Гиммлером, с ее теорией низших рас, с ее неописуемым садизмом. Все, что писали о немцах Алексей Толстой, Шолохов и Эренбург, звучало мягко по сравнению с тем, что советский боец услышал собственными ушами, увидел собственными глазами, обонял собственным носом. Ибо где бы ни проходили немцы, они везде оставляли после себя зловоние разлагающихся трупов. Но Бабий Яр был всего-навсего мелкой дилетантской проделкой по сравнению с Майданеком - лагерем смерти близ Люблина, который Красная Армия захватила в августе 1944 г. почти в полной сохранности, - где за каких-то два года было умерщвлено полтора миллиона человек. И, помня запах Майданека, тысячи советских солдат стали с боями пробивать себе путь в Восточную Пруссию…
Итак, были «простые фрицы» образца 1944 г., а вместе с тем были и тысячи гиммлеровских профессиональных убийц. Но существовала ли между ними какая-нибудь четкая грань? Разве «простые фрицы» не принимали участия в уничтожении «партизанских деревень»? И, во всяком случае, разве «простой фриц» не одобрял того, что творили его коллеги в войсках СС и в гестапо? Или он этого не одобрял? Вот та и психологическая и политическая проблема, которая должна была принести Советскому правительству и командованию Красной Армии, особенно в 1944 и 1945 гг., много забот.
Сообщение о Тегеранской конференции вызвало в СССР огромную радость, но по целому ряду причин она не была продолжительной. Сталина, по-видимому, раздражали пассивная позиция Черчилля в отношении операции «Оверлорд», а также неоднократно выражавшееся им недовольство в связи с польским вопросом. И вот в январе 1944 г. «Правда», как уже говорилось, опубликовала сообщение «Слухи из Каира» о сепаратных мирных переговорах «двух английских руководящих лиц с Риббентропом… в одном из прибрежных городов Пиренейского полуострова». Вслед за тем Заславский обрушился в «Правде» с очень резкими нападками на Уэндела Уилки, который выступил - хотя и в мягкой форме - с рядом вопросов о том, что Советский Союз намерен предпринять в этношении Польши, Прибалтийских государств, Балкан и Финляндии.