У порога они попрощались. Ло-Маи на прощание обнял юного туземца и протянул не одну руку, как могло бы сделать четверорукое, но сразу обе руки, которые Джон Корт и Макс Губер пожали с такой же сердечностью, что и Кхами.

— Мой дорогой Макс, — заметил после этой сцены Джон Корт, — один из ваших великих писателей заявил, что в каждом человеке живут двое: «я» и «другой»… Так вот, вполне вероятно, что одного из них не хватает этим дикарям.

— Кого же именно?

— Другого, конечно… В любом случае, чтобы основательно их изучить, надо провести с ними долгие годы. А мы через несколько дней — я очень надеюсь на это! — быть может, покинем воздушную деревню.

— Ох, — вздохнул Макс Губер, — теперь это зависит от Его Величества… Кто знает, не захочется ли королю Мсело-Тала-Тала посвятить нас в камергеры[197] своего вагдийского двора?

Глава XV

ТРЕХНЕДЕЛЬНЫЙ УЧЕБНЫЙ КУРС

Сколько же времени доведется пробыть Джону Корту, Максу Губеру и Кхами в этой деревне? Не случится ли какое-то событие, что резко переменит ситуацию? А она оставалась очень тревожной. Люди ощущали, что за ними пристально следят, поэтому незаметно бежать им не удастся. Да если даже и допустить, что побег состоялся, что же им делать среди непроницаемой тьмы этой части Великого леса, как выбраться на опушку, как отыскать дорогу к реке Йогаузена?

Так долго мечтавший о чем-то необычном, нетерпеливый и экзальтированный Макс Губер начинал тяготиться своим положением. Он уже находил, что ситуация, продлись она еще какое-то время, странным образом потеряет в своем очаровании. И он уже сильнее прочих желал поскорее выйти к бассейну Убанги, добраться до фактории Либревиля, откуда ни он, ни Джон Корт уже не ждали никакой помощи.

Что касается проводника, то его просто бесила такая незадача. И надо же такому случиться — попасть в лапы, да, именно в лапы к этим ничтожным тварям! Он не скрывал своего презрения к ним, и особенно его уязвляло то, что они так мало отличаются от племен Центральной Африки. Кхами переживал нечто вроде инстинктивной, бессознательной ревности, и двое друзей хорошо это понимали. По правде сказать, Кхами ничуть не меньше Макса Губера тяготился своим положением, мечтал вырваться поскорее из этой передряги и готов был сделать для этого все, что только в его силах.

Меньше всего нетерпения проявлял Джон Корт. Его весьма интересовало изучение этих дикарей. Глубже постичь их нравы, подробности быта, исследовать их этнологические[198] особенности и моральные ценности, узнать, есть ли что-нибудь, объединяющее их с животным миром, — всего этого хватило бы на несколько недель.

Но можно ли утверждать, что пребывание у вагди не продлится дольше — месяцы, годы, быть может? И чем завершится вся эта удивительная история?

Во всяком случае, пока нет причин полагать, что Джону Корту, Максу Губеру и Кхами угрожает плохое обращение. Не приходилось сомневаться, что эти лесные жители признают их интеллектуальное превосходство. И вот еще необъяснимая странность: они не выражали никакого удивления при виде представителей человеческой расы. Можно было не сомневаться, что если бы незнакомцы вздумали применить силу для организации побега, то их подвергли бы насилию, и лучше было его предусмотрительно избежать.

— Знаете, что нам надо? — спросил Макс Губер и сам же ответил: — Войти в переговоры с Отцом-Зеркалом, сувереном в очках, и добиться от него, чтобы нам вернули свободу!

В общем-то, получить аудиенцию у Его Величества Мсело-Тала-Тала представлялось не таким уж невозможным делом, если только иностранцам не запрещено взирать на эту августейшую[199] особу. Но, даже если встреча состоится, как с ним беседовать, как обмениваться вопросами и ответами? Даже на конголезском языке они не поймут друг друга! И каков будет результат? Разве не в интересах вагди удерживать иностранцев, чтобы сохранить тайну существования неведомой расы в глубинах убангийского леса?

А с другой стороны, если верить Джону Корту, заточение в воздушной деревне имело некоторый положительный эффект, поскольку сравнительная антропология извлечет из него несомненную пользу, а научный мир будет взволнован открытием новой расы. Что же касается того, как все это может завершиться…

— А черт его знает! — повторял Макс Губер, в натуре которого не было ничего от характеров профессора Гарнера и доктора Йогаузена.

Когда в сопровождении Лланги приятели вернулись в свою хижину, то заметили там много изменений, в которых прочитывалась явная забота о «постояльцах».

Прежде всего, в комнате было прибрано. Джон Корт уже отметил, что у этих дикарей развит инстинкт чистоты, которого лишено большинство животных: они убирали комнаты и совершали утренний туалет. В глубине хижины кем-то аккуратно положены охапки сухой травы. Поскольку Кхами и его друзья не ведали иных постелей после разгрома каравана, то «новинка» вполне соответствовала их привычкам.

Кроме того, появилось несколько предметов: кувшины и горшки, весьма грубые изделия вагдийского производства. В одном углу лежали разные фрукты, в другом изрядный кусок жареного мяса. Сырым мясом питаются плотоядные животные, но даже на самых низких ступенях человеческой расы редко находятся существа, для которых сырое мясо служит постоянной пищей.

— Таким образом, всякий, кто добывает огонь, использует его для приготовления пищи, — заключил Джон Корт. — Теперь меня не удивляет, что вагди питаются жареным мясом.

Еще в хижине появился очаг, сложенный из плоских камней. Дым струился кверху и исчезал в густой листве лимонного дерева, под которым приютилась лачуга.

В тот момент, когда все четверо подошли к двери, возившийся внутри вагди прекратил работу.

Это был юноша лет двадцати, с ловкими и быстрыми движениями, с разумной физиономией. Он указал рукой на предметы, очевидно, принесенные совсем недавно. Среди них Макс Губер, Джон Корт и Кхами с величайшей радостью обнаружили свои карабины, слегка тронутые ржавчиной, но привести их в порядок не составит труда.

— Черт подери! — воскликнул Макс Губер. — Вот это сюрприз! И до чего ж кстати…

— Мы бы нашли им применение, — сказал Джон Корт, — если бы сюда еще и патроны…

— Да вот и они! — раздался торжествуюший голос проводника.

И Кхами показал на металлический ящик, стоявший слева от двери.

Как мы помним, в момент крушения плота проводнику хватило присутствия духа, чтобы бросить снаряжение на скалы, где его и подобрали вагди, а затем доставили в свою деревню.

— Если они вернули нам карабины, — заметил Макс Губер, — то не означает ли это, что им известно назначение огнестрельного оружия?

— Не могу сказать, ответил Джон Корт, — но что они знают наверняка, так это то, что нельзя присваивать не принадлежащее тебе, и это свидетельствует в пользу их нравственности.

Тем не менее вопрос Макса Губера оставался весьма существенным.

— Колло!.. Колло!..

Внятно произнесенное слово прозвучало несколько раз, и, выговаривая его, молодой вагди поднимал руку ко лбу, затем прижимал ее к груди, как бы давая понять: "Колло — это я".

Джон Корт предположил, что это имя их нового слуги, и повторил его трижды, прикасаясь к плечу юноши. Тот, явно удовлетворенный возникшим взаимопониманием, радостно рассмеялся.

Этот веселый смех добавил новую пищу для антропологических рассуждений. Действительно, никто не обладает способностью смеяться, кроме человека. Если у наиболее разумных животных — собаки, например, — и замечают иногда признаки улыбки, то лишь в глазах и, может быть, в уголках губ.

Кроме того, эти вагди не проявляли инстинкта, свойственного почти всем четвероногим, — обнюхивать пищу, перед тем как притронуться к еде, или же съедать сперва то, что больше всего нравится.