За звездой вослед он пройдет весь свет —

И к подруге придет назад.

От палаток таборных позади

К неизвестности впереди

(Восход нас ждет на краю пути) —

Уходи, цыган, уходи!

Полосатый змей — в расщелине скал,

Жеребец — на простор степей.

А цыганская дочь — за любимым в ночь,

По закону крови своей.

Дикий вепрь — в глушь торфяных болот,

Цапля серая — в камыши.

А цыганская дочь — за любимым в ночь,

По родству бродяжьей души.

И вдвоем по тропе, навстречу судьбе.

Не гадая в ад или в рай.

Так и надо идти, не страшась пути,

Хоть на край земли, хоть за край!

Так вперед! — за цыганской звездой кочевой —

К синим айсбергам стылых морей,

Где искрятся суда от намерзшего льда

Под сияньем полярных огней.

Так вперед — за цыганской звездой кочевой

До ревущих и южных широт,

Где свирепая буря, как божья метла,

Океанскую пыль метет.

Так вперед — за цыганской звездой кочевой —

На закат, где дрожат паруса,

И глаза глядят с бесприютной тоской,

В багровеющие небеса.

Так вперед! — за цыганской звездой кочевой —

На свиданье с зарей, на восток,

Где, тиха и нежна, розовеет волна,

На рассветный вползая песок.

Дикий сокол взмывает за облака,

В дебри леса уходит лось.

А мужчина должен подругу искать —

Исстари так повелось.

Мужчина должен подругу найти —

Летите, стрелы дорог!

Восход нас ждет на края земли,

И земля — вся у наших ног.

РАССКАЗ 5

ДОРОГА

У похода есть начало —

А конца походу нет.

Мы прошли дорог немало,

Но огромен белый свет…

Туристская песня

84.

* * *

Я читал рассказы Паустовского про Мещёру и мне она нравилась заочно. Я даже подумывал подбить ребят на поход в те места.

Теперь и подбивать не пришлось. Мы трети сутки шли по этой красоте. Пейзажи отличались только степенью заболоченности — от "по щиколотку" до "по грудь". Были, впрочем, ещё места, где через таинственные, полные тёмной торфяной и очень тёплой водой протоки приходилось переправляться вплавь. Для меня это было мучительно — хо-тя плавать и оказалось несложно, но я это так и не полюбил.

Со вчерашнего вечера шёл дождь. Ночь мы кантовались на каком-то относительно сухом пятачке — в смысле, в болото ложиться не пришлось. Во сне все пригрелись друг о друга под наваленными одеялами, но стоило пошевелиться — вновь наваливался сырой хо-лод, от которого сперва просыпались, а потом, замучившись, перестали, но и во сне по-нимали: плохо, холодно, неудобно! Досаждали комары — это когда уже проснулись. Кос-тёр развести оказалось невозможно, вяленое мясо подёрнулось плесенью. Его жевали, ме-ланхолично отплёвываясь. Обувь, одежда — всё было сырое, я с трудом заставил не то что всех — себя самого вычистить оружие. Сталь ржавеет без ухода…

Потом — опять волочёмся по заболоченным километрам, которых тут на всех хва-тит. И то ополье у Волги, которое казалось концом света, сейчас вспоминалось, как лёг-кий отдых.

Вообще — это чудовищно. Ноги давно одеревенели, ступни совершенно ничего не чу-вствовали. Болели бёдра и плечи — от постоянного напряжённого движения. От нас то и дело шарахались по воде ужи — серыми зигзагами, они плыли необычайно быстро, разби-вая воду на широкие брызги. Сверху лило — комары, и те разбежались по кустам. Плавали над водой клочь тумана, и мы дважды с опаской огибали "нехорошие места".

Вот уж кого тут не могло быть — так это негров. Но ещё денёк вот так — и взмо-лишься, чтобы они появились…

Реальная опасность зазимовать в этих болотах выводила из себя. Кроме того, я опасливо подумывал (не афишируя свои мысли) — а что если в этом мире мещёрские боло-та тянутся, тянутся — и плавно смыкаются с белорусскими и карельскими? Хорошо ещё — не заболел никто; Олька усиленно пичкала всех отвратно-горькой ивовой корой, высу-шенной и перетёртой в порошок. Не знаю, это ли помогало, или что, но малярия (а в этих местах она была!) нас пока обходила стороной. Я молился всем, кому возможно, чтобы и дальше никто не приболел — в этом случае наше медленно передвижение грозило превра-титься в переползание.

Меня нагнал Санёк. Толкнул локтем и негромко сказал:

— У Щуся зуб болит. По-моему, застудил ночью.

Я невольно потянул воздух и подумал о двух своих пломбах. Потом повёл глазами, на-шёл Щуся. Тот тащился с кислой физиономией и то и дело прислонял левую щёку к плечу.

— Коренной? — хмуро поинтересовался я. Саня кивнул. — Ну а я что могу? Анальгина у

меня нет. Вообще ничего нет. Пусть терпит, может, сам пройдёт.

— Угу, или заражение какое схватит, — многообещающе-зловеще предположил Саня.

— Выбей ему зуб кистенём, — предложил я. Санёк начинал меня злить. Кажется, он это

понял и отстал в прямом и переносном смыслах. Я ускорил шаг и догнал идущую впереди Ольгу, по пути сказав Олегу Крыгину, который вздумал тащить скатку Ленки Власенко-вой: "Верни, каждый несёт своё."Подумал: этот мой тёзка старше меня почти на три года — мог ли я недавно предположить даже, что я вот так буду ему приказывать?

— Оль, — окликнул я её. Ольга повернула большеглазое, ещё сильнее похудевшее лицо, тря-

хнула "хвостами" на висках. — У Щуся зуб разболелся, ничего нет?

— Ничего, — огорчённо и озабоченно развела она руками. — И сейчас взять негде — тут

ни фиалки, ни чеснока, ни хрена…

— …ни хрена, — задумчиво переставил я ударение. — Плохо, товарищ санинструктор. А

85.

если боец окочурится?

— Ну, я что-нибудь попробую, — без особой надежды пообещала Ольга. Я кивнул и побрёл

вперёд, в голову колонны, смотреть, как там остальные.

Если честно — никак. Это слово лучше всего определяло состояние нашей компании, как, например, отлично подходил нынешнему дождю высказанный Саней в его адрес эпи-тет "мокрый". Вы не замечали, что бывает просто дождь, а бывает дождь мокрый? Это если цель пути очень далеко, негде высушиться и не светит приличный ночлег…

Не дай бог, кто-нибудь всё-таки заболеет.

* * *

Мы шли до самой темноты, надеясь набрести хоть на пятачок относительно су-хого места. Ничего подобного, шиш-два-оп. Стемнело окончательно, передвижение ста-ло вообще невозможным, и мы остановились.

По колено в воде. Под дождём.

— Что ж, — вздохнул я в темноту. — Надо располагаться на ночлег.

Ответом было вдумчивое сопение и неясные реплики. Потом Валька Северцева спросила:

— А как?.. Коль, возьми куртку, тебе же холодно…

— Ничего, — ответил Самодуров, — всё в норме…

— Разбираем остатки мяса, — скомандовал я. — Никто не потерялся?

— Больно, блин, — отозвался Щусь хнычущим голосом. — Очень. Я рот-то еле открываю,