Овчарка, которая, внезапно проникшись к ним дружбой, не отходила от них всю вторую половину дня, шумно вздохнула под столом. Лашеналь бросил ей погрызть кость, однако собака к ней так и не притронулась.

Тощая и грустная официантка подала им омлет. Лашеналь с аппетитом втянул в себя воздух.

– M-м! С грибами!

Он задержал девушку за руку.

– Скажите, вы их сами собирали?

– Чего?

– Грибы эти. Вы сами ходили за ними в лес?

– Да, мсье.

Встревоженно глядя на Лашеналя, она нерешительно пыталась высвободиться, но тот держал ее двумя пальцами за запястье осторожно, но крепко.

– И вы ничего не видели в лесу? Ничего не нашли, кроме грибов?

Она застенчиво улыбнулась.

– Да нет. А что еще молено увидеть в лесу? Разве что змей, белок, других там зверьков…

– Майских жуков, например, да? Бабочек, муравьев…

– Да.

– Пауков.

Девушка неуловимо моргнула.

– Да. Пауков тоже, конечно.

Она высвободилась и со смехом убежала.

– Так ты ничего не добьешься, — тихо сказала Ирен.

– Попытка — не пытка. Но, черт возьми, мы опросили добрую половину жителей Апревана и единственное, что из них выудили, так это: «Не знаем. Ничего не видели. Вы, видимо, ошиблись».

Они встали. Овчарка под столом хотела сделать то же самое, но вдруг, нелепо качнувшись, уткнулась мордой в пол, как будто передние лапы отказались ее держать. Когда она все-таки поднялась, Ирен потрепала ее за ухом, и овчарка коротко взвизгнула, как от боли. В сопровождении собаки они вышли. На единственной улице Апревана несколько сельчан сидели в вечерних сумерках на каменных скамьях или у дверей своего дома.

– Тебе ничего не кажется странным?

– Кажется. Тишина. Конечно, мы привыкли к столичному шуму, но все-таки… Никаких звуков, обычных для деревни. Ни ударов молота о наковальню, ни стука ведер в хлеву, ни детских криков. Послушай: даже разговоров и тех ни слышно.

Жители Апревана продолжали сидеть безмолвно, застыв в неподвижности, которую нарушали лишь отдельные скупые движения. Рука Реми Лашеналя сама собой скользнула под куртку, где в пластиковой кобуре покоился лучевой пистолет.

Кто-то споткнулся позади них. Реми вздрогнул, а Ирен резко обернулась, также сунув руку под куртку. Но рука вернулась пустой. Это был старый Гийодо с еще более встревоженным видом, чем раньше.

– Вы уже уезжаете, да? — произнес он своим хнычущим голосом. — Теперь вы все видели. Я вам говорил, что от них ни слова не добьешься.

– Они не хотят ничего говорить, но это не значит, что им нечего сказать. Если вас это может утешить, Гийодо, скажу вам, что я начинаю все больше верить в вашу историю.

– Один вы и верите, — пожаловался старик. — Я только что с Шабрено говорил, с лесником. Ну и смеялся же он! А ведь, вы же помните, я эту штуку в небе увидел как раз после того, как с ним расстался. А теперь он, вишь, не помнит! С чего бы это, скажите на милость?

– Да, видимо, есть с чего, — сказал как бы про себя Реми. Прозвучало это так серьезно, что Ирен с удивлением взглянула на него.

– Гийодо, мы на минуточку, — извинился Реми, увлекая Ирен за локоть.

Овчарка немедленно отправилась за ними.

– Подержите ее, — попросил Лашеналь, подталкивая собаку к Гийодо, который с удивленным видом схватил ее за ошейник.

– Боишься, что она подслушает? — улыбнулась Ирен. Не произнося в ответ ни слова, он отвел ее на несколько шагов в сторону.

– Слушай, я хочу сделать опыт. Если он не удастся, тем лучше. Это будет означать, что я ошибся, и я был бы этому весьма рад. Но если я прав, тогда нам надо будет смотреть в оба… Нет, ни о чем не спрашивай. Пока рано. Жди меня у машины. Держи пистолет наготове. И никого к себе не подпускай.

– Даже Гийодо?

– Даже его. Даже хозяина гостиницы, даже официантку. Больше скажу: даже никакое животное.

Она было засмеялась, но ее черные глаза тут же покрылись тенью тревоги.

– Даже животных?

Он обнял ее за плечи.

– Ирен, это твое последнее дело.

– Это еще что!

– То, что слышала. Ты работаешь на ОСР в последний раз. Я не хочу, чтобы моя жена рисковала жизнью.

Губы Ирен задрожали.

– Реми, ты никогда не говорил мне раньше…

– Так вот, теперь я сказал.

Она уткнулась лбом в плечо сыщика.

– Ты не спросил, согласна ли я…

– А ты что, не согласна?

– Ой, да конечно же, согласна, — прошептала она, так сжав его руку под локтем, что даже через куртку он почувствовал ее ногти.

Мягко отстранив ее, он быстро подошел к машине, нажал на приборной доске кнопку, отвечавшую на отпечаток только его пальца, и вынул из открывшегося ящичка сумку с хирургическим инструментом и сильный электрический фонарь.

– Можете идти спать, Гийодо, мы сегодня не уедем, — сказал он старику, который, что-то ворча, пошел прочь.

– А овчарка? — спросила Ирен.

– Забираю с собой, — коротко ответил Реми.

Прислонившись к черному капоту автомобиля, Ирен Эссартье смотрела, как сыщик, обогнув гостиницу с растущими возле нее каштанами, направился по тропинке, ведущей вниз к реке, туда, где на берегу стоял амбар. Овчарка весело бежала рядом, коротко взлаивая время от времени.

– Извините, мсье, но линия повреждена.

Бакалейщика, в лавке которой находилась также единственная в Апреване кабина междугородного телефона, сидела в глубине своего магазинчика, заполненного запахами корицы, кофе и заплесневелых вафель. Керосиновая лампа освещала невыразительное старушечье лицо.

– Разрешите, я все-таки попробую, — попросил Лашеналь.

– Ну я же вам говорю, что не работает!

Он вошел в кабинку с застоявшимся запахом влажного дерева, снял допотопную трубку, сказал «алло» больше для чистки совести, потому что в трубке не было шума, характерного для исправной линии.

– У нас часто ломается, — объяснила бакалейщица, когда он вышел. — Линия идет через лес, и на провода падают ветки. Завтра точно из Фонтене приедут и починят.

– Завтра, — пробормотал Лашеналь. — Да, завтра.

В темноте опустившейся ночи они пошли обратно в гостиницу.

– Надо обязательно отправить сообщение, — сказал Реми. — Я свяжусь непосредственно с отделом «Ф».

Войдя в гостиничный номер — один из двух, занятых ими, — Реми положил на кровать сумку, которую до сих пор не выпускал из рук. И только сначала закрыв деревянные ставни, включил свет. Тусклая лампочка осветила обои с потеками влаги, щербатый туалетный столик с кувшином и тазиком.

– Ты ведь мне еще не сказал… — начала Ирен.

С того момента, как он вернулся, она все время вглядывалась в его лицо, осунувшееся и побледневшее, на котором угадывалась снедавшая его тревога.

Реми снял куртку, засучил рукава рубашки. На левом запястье, выше часов, находился прибор, который, на первый взгляд, можно было принять за еще одни часы. На самом деле это был миниатюрный приемопередатчик, позволяющий сыщикам передавать свои зашифрованные сообщения непосредственно в ОСР.

– Я захватил пленного, — с невеселой улыбкой сказал Лашеналь, показывая на сумку с инструментами. — Посмотри, пока я буду передавать. Только не упусти.

И он принялся тихо насвистывать в микроскопический микрофон, зная, что дежурные радисты постоянно находятся на связи. Ирен открыла сумку и достала оттуда цилиндрический сосуд, широкий и невысокий, из темного стекла. Внутри смутно виднелась какая-то серая, вяло шевелящаяся масса. Не дотрагиваясь до крышки, несмотря на то, что та была завернута до отказа, она пыталась рассмотреть существо, слабо бившееся о стенку. Одновременно она прислушивалась к сообщению, которое Реми насвистывал в передатчик, и с ее лица медленно отливала кровь. Сжав побледневшие губы, она отставила сосуд подальше, и ее передернуло от отвращения. Реми закончил передачу и, прижав приемопередатчик к уху, услышал сигнал «вас понял» радиостанции ОСР.

– Какой ужас, — выдохнула она, когда Реми вновь опустил рукав рубашки.