Допили чай, болтая об уродившейся в этом году пшенице и разбойниках в окрестностях Дойл-Нарижа. Насчёт последнего Юница волновалась особо: её жених уехал закупать зерно, естественно, с крупной суммой в кармане. Пришлось успокаивать. Обычные сплетни, возникают каждый год с регулярностью, достойной намного лучшего применения. То ли действительно Роннена так глупо подсиживают, то ли просто народу нужно языки почесать. Хотя первое отнюдь не исключает второго.

Трепотня о женихах позволила плавно свернуть на Витека Кнеля.

Юницу передёрнуло.

— Жуть какая, до сих пор в голове не укладывается! А уж Юляшка-то переживает — спасу нет. Прямо исстрадалась, бедная!

Издевается? Вряд ли, или уж совсем искусная актриса. Просто существуют на белом свете такие девочки, готовые посочувствовать всем и каждому, светлые и… чистые, наверное. К ним не пристаёт жизненная муть, их любят дети, старушки на завалинке и окрестные птицы, а очередь из женихов иногда перегораживает улицу. При этом сами Юницы не догадываются, что остальные люди не без греха. Иногда до смерти и не узнают о злобе и зависти.

С подобными девочками очень трудно работать. Они спасут незнакомого человека, накормят, обогреют — а озверевшая стража тем временем с ног собьётся, пытаясь отыскать серийного убийцу, который сейчас благодарно глядит на спасительницу да уписывает пироги с капустой. Они солгут в глаза — из лучших побуждений, ведь подруженька ни в чём не виновата, это её оговорили, обстоятельства так сложились, Луна не в той фазе, чёрная кошка дорогу перебежала… Они верят тому, кто первый наврёт с три короба, пытаясь укрыть свои неблаговидные делишки, и переубедить их почти невозможно. Разве что тоже пригнать вагон и маленькую тележку "фактов собственного сочинения", как говаривал один знакомый следак из прокуратуры.

— Исстрадалась, — кивнула я. — Смотреть больно. И есть же в мире изверги, которым чужую жизнь забрать не совестно!

— Боги их накажут, — убеждённо заявила Юница.

— До богов далеко… Мой муж, начальник городской стражи, лично занимается расследованием. Думаю, он убийцу найдёт. И тогда уже за всё с него спросим!

Когда-то, очень-очень давно, я стеснялась нести пафосный бред в массы. С тех пор Нен-Квек выпил много пива, а правоохранительные органы поймали уйму преступников, ещё большее количество упустив. Свидетелю нужно говорить то, что свидетель хочет услышать. Тогда он в ответ скажет то, что позарез нужно услышать тебе.

— А ещё рассказывают, будто любящие души чувствуют, когда со второй половинкой беда. Так знаешь, Юница, не все эти истории выдуманы. Вот однажды…

Главное в подобных бреднях — не переборщить и не забыть, о чём рассказываешь. Ещё очень помогает тренированная память. Вот сколько лет уже прошло — а кое-какие статейки из жёлтой прессы помню. Лапша повисла на ушах Юницы высокохудожественными барельефами, затейливыми кружевами и просто банальными гроздьями. Зато девочка довольна. Светится вся, вздыхает тайком.

— У Юляшки такое было, не помнишь? Ты же с ней сидела тогда, когда Витек бедный с жизнью прощался?

Да, бедная Юница. Не умеет она за лицом следить, если собеседник перескакивает с темы на тему. Теперь я абсолютно уверена: что-то не так с пресловутым девичником. Скорее всего, имеем дело с "фактом собственного сочинения".

Вот интересно, девушки обговорили мелкие детали — или не додумались? В этом мире моду на детективные истории я вот сейчас и завожу, юным прелестницам неоткуда знать, на чём чаще всего горят преступники. Да и я, честно говоря, больше специализируюсь на байках о Джеке-Потрошителе…

Нечего рассказывать бандитам, как на них правильно охотиться.

— Эээ… — хороший вопрос, да, милая? Ну что, идеализируем подружку, дав мне первое противоречие в показаниях? Или сохраним остатки честности? — А когда Витека… ну, убивали, ох, Небо сохрани нас?

Понятно. Юляшка уже провела воспитательную беседу. Неглупая девица, начинает мне нравиться. По крайней мере, пытается учитывать возможные подводные камни. Ничего, всё равно прижму. Маловата ещё тягаться с профессионалами.

— Темно уже было. В храмах вечерние молитвы отслужили. От десятого часа до полуночи.

В глазах Юницы Лиевой почти паника. В такое время порядочным незамужним горожанкам подобает спать в своих домах, а не шляться по подругам. У Мехмовых в доме неженатых парней — а сколько, кстати? Юляшкин младший брат, трое учеников ювелира, охранник, насчёт конюха не помню… Заночевать остаться никак не выйдет, если не хочешь, чтобы по городу злые слухи пошли. Жених в отъезде, говорите? Ну да, ну да…

— Не помню… Она правда Витека любила, я просто не помню!

— Конечно, любила, кто же спорит? Просто нужно знать, может, удастся уточнить точное время смерти. Нет — значит, нет, такие чудеса не со всеми случаются. И последний вопрос: ты когда от Мехмовых домой ушла?

Бедная. Мне действительно почти жаль Юницу. Мне вообще жаль юных дур, которые пытаются решить, кто прав, кто виноват, основываясь лишь на дружбе и любви к ближнему. Раз в сто лет им удаётся утереть всем нос, доверившись нужному человеку. Об этом пишут книги и поэмы, рисуют картины, а в мире, откуда я родом, снимают кино. А о других, тех, которые ошиблись, деликатно молчат. Только всё те же чёртовы правоохранительные органы время от времени расследуют мошенничество, растление несовершеннолетних, а то и убийство.

— Так когда, Юница?

— Вот к полуночи и пошла себе…

Ясно. Дружба опять победила здравый смысл.

Что ж, мне не привыкать.

— К полуночи, значит? Хорошо. Спасибо, ты очень помогла следствию.

Пострадай теперь. Можешь даже поплакать тайком — ведь лгать нехорошо, а я поверила, ушла, убеждённая, что всё так и было, как плохая девочка Юница Лиева рассказала. Я вообще человек доверчивый, об этом каждая ворона знает.

Таиллия Креж по-прежнему гуляла в неведомых далях, посему пришлось направиться на другой конец города, к Магрине Рошелконь. Опера, как волка, ноги кормят. Роннен, кстати, эту пословицу не любит. Говорит, что меня кормят родной муж и бургомистерий Дойл-Нарижа, причём никто из данных субъектов не может считаться моими ногами. И если вдруг я поменяюсь нижними конечностями с бургомистром, дорогой супруг быстренько подаст на развод. Свои ноги он мне не даст, можно не сомневаться.

Всё равно люблю. Пусть себе бурчит на здоровье. Ему полезно: нервная работа, постоянные стрессы, Ессий Куть, как зеркало дойл-нарижской революции… А скоро плотогоны приплывут. Они всегда к Восхождению осчастливливают, так сказать, присутствием…

До Магри пришлось топать около часа. Благо, городские переулочки и закоулочки я изучила первым делом, сразу по прибытию сюда. Зайти в лавку или харчевню с парадного хода, выйти с чёрного — и ты уже на другой улице, куда иначе минут пятнадцать брести.

Рошелкони издавна занимались сукноделием, на улице Суконщиков их дом стоял вторым. Тяжёлое ремесло, да и прибыль не самая огромная. Ювелиры всяко получают больше. Но семейство Рошелконь не жаловалось, регулярно жертвовало деньги на больницу, два храмовых приюта — для мальчиков и девочек, на собственные средства содержало двух метельщиков улицы… За что частично освобождалось от городских налогов. Хотя мы с Ронненом как-то подсчитали: затраты не окупаются. Ну, иначе городу не было бы выгодно от этих самых налогов освобождать.

Дверь открыла опрятная служаночка, сходу меня узнала, поклонилась с достоинством и провела к Магрине в светлицу.

Дочка суконщика мне понравилась. Вот кому бы пошли густо подведённые глаза, яркая помада, выгодно смотрящаяся на бледной коже, красная шаль и распущенные волосы! Вместо этого на плечо девушки спускалась аккуратно заплетённая иссиня-чёрная коса. Косметики на лице не наблюдалось, да и одета Магря была очень традиционно: кремовое платье без изысков, украшенное лишь вышивкой. Судя по всему, вышивала молодая Рошелконь сама: у окна стояла рама с незавершённым гобеленом.

— Хорошо, что вы пришли, госпожа Крим. Я и сама хотела к стражникам пойти, да неловко… Вас сами боги прислали!