Изменить стиль страницы

Титус повертел серебристую флягу в руках, а затем, испуганно оглядевшись по сторонам и придвинувшись к Бродке вплотную, тихо продолжил:

— Мало кто знает, что на самом деле происходит в Ватикане. Тогда, после смерти польского папы, кардиналы собрались на конклав, чтобы выбрать преемника из своих рядов. Но они не смогли прийти к согласию. Они заседали два месяца за закрытыми дверями, однако ни один из кардиналов не набрал большинства голосов. В конце концов их отношения так ожесточились, а возможность выбрать нового папу оказалась настолько мала, что старики решили тянуть жребий. Все согласились с условием, что новый папа не должен проявлять личной инициативы. Они договорились о том, что все решения будут приниматься кардиналами после совещания. Жребий пал на человека, которого почти никто не знал.

— Но ведь так было всегда: существовали влиятельные папы и слабые папы, — заметил Бродка.

— Верно, — кивнул Титус. — Но в этом случае все совершенно иначе. Дело в том, что, как только был выбран новый папа, власть в Ватикане захватила маленькая, но могущественная группа кардиналов курии. С тех пор они держат папу, так сказать, взаперти в Ватиканском дворце. Он не имеет права покинуть Ватикан и должен подписывать все документы, которые ему дают.

— Очень часто в газетах пишут, что папа живет достаточно уединенно, — вставил Бродка.

— Да. — Титус тихонько рассмеялся. — Пожалуй, это правда.

Бродка нахмурился и после паузы спросил:

— А какую роль играет во всем этом кардинал Смоленски? Он что, босс?

— Один из боссов. Эта организация подобна огромному спруту, щупальца которого дотягиваются до самого дальнего уголка.

— И никто ничего против этого не предпринимает?

— Тот, кто отважится вступить в открытое противостояние со святой мафией, может попрощаться с жизнью. Помнишь, как два года назад умирали кардиналы? Тогда в течение очень короткого промежутка времени преставились шесть кардиналов из Южной Америки и Восточной Азии. Говорили, что они умерли от старости. Но самому молодому из них было пятьдесят шесть, а самому старому — шестьдесят шесть. Согласись, это не возраст. И тем не менее расследование решили не проводить. Кардиналы, видите ли, не умирают насильственной смертью. Их призывают. Вопрос только в том, кто именно это делает.

Титуса, который был вынужден долго молчать, будто прорвало.

— Римская курия, — говорил он, — располагает огромной армией помощников. Для курии все священники — фигуры на шахматной доске, повсюду в мире, и не важно, каков их духовный сан. Сто двадцать кардиналов, четыре тысячи епископов и более четырехсот тысяч священников — и всех их держат в ежовых рукавицах люди, обладающие реальной властью.

— Ты знаешь этих людей? — осторожно поинтересовался Бродка.

— Некоторых из них, — кивнув, ответил Титус. — Я знаю, где и с кем они общаются. Я знаю номера их счетов и пароли в Швейцарии и на Багамах… Короче говоря, я знаю об этих людях, к несчастью, слишком много. Теперь ты понимаешь, почему я вынужден жить в подполье?

Бродка присвистнул и поглядел на Жюльетт, которая была поражена словами Титуса не меньше его самого.

— Чем ты живешь? — спросил Бродка, четко осознавая щекотливость и двусмысленность своего вопроса.

— Тем, что дает мне Агостинос, — ответил Титус.

— Тебе известно, чем занимается Агостинос?

— Он занимается всем, что приносит прибыль. Он — укрыватель, контрабандист и «тягач». Он — мошенник, но не преступник. Агостинос никого никогда не убил бы…

Собор Святого Стефана постепенно наполнялся туристами.

— Я наткнулся на письмо моей покойной матери, — начал Бродка. — В этом письме она упоминает кардинала Смоленски, называет его дьяволом. И жалуется, как ужасно он с ней поступил. Что все это может значить?

Лицо Титуса скривилось в гримасе, он задумался.

— Не имею ни малейшего понятия, — наконец ответил он. — Но какая тебе разница?

— Я уже рассказывал, что с тех пор, как умерла моя мать, со мной происходят странные вещи. В меня стреляли. На меня хотели повесить убийство. Меня преследуют. И еще: моя мать оставила огромное наследство, как-то связанное с Церковью. Все ниточки, за которые я пытаюсь ухватиться, тут же обрываются. Люди, которые могли бы мне помочь, либо мертвы, либо молчат как рыбы. Черт побери, что же мне делать?

Титус шмыгнул носом и вытер его рукавом пальто. Затем, проведя ногой по полу, словно он хотел раздавить жука, сказал:

— Неужели у тебя нет никаких объяснений происходящему? Если ты действительно вызвал их недовольство, то должен быть какой-то отправной пункт.

— Моя мать владела домом с квартирами для аренды, который очень выгодно расположен и дает миллионный доход. Из поземельной книги я узнал, что тридцать лет назад она купила его у агентства недвижимости за одну марку.

— Как называется это агентство?

— «Pro Curia».

Титус поднял глаза на Бродку. В них было удивление.

— Ты знаешь, кто скрывается за этим именем?

— Нет.

— «Pro Curia» — это предприятие, занимающееся земельными участками и домами по всему миру. Оно на сто процентов принадлежит холдинговой компании в Цюрихе, акционерами которой являются, в свою очередь, «Кредит Свисс» в Женеве, «Институт пер ле Опере Религиозе» — читай банк Ватикана — и несколько маленьких частных банков, в той или иной форме связанных с делом Божьим. Иными словами, это прибыльный концерн, на первый взгляд контролируемый банками, на самом же деле — Ватиканом. И эта фирма якобы продала твоей матери недвижимость за одну марку?

Бродка прошипел:

— Черт возьми, я могу это доказать! У меня есть все документы!

— А зачем им было это делать?

— В том-то и дело. Я понятия не имею! — Бродка посмотрел Титусу прямо в глаза, затем тихо, но настойчиво произнес: — Ты должен мне помочь. В накладе не останешься. У меня есть деньги. Скажи, сколько ты хочешь.

Титус колебался и не спешил давать ответ.

И только когда вмешалась Жюльетт и с пылкостью стала говорить, что ни Бродка, ни она больше не могут выносить этой неизвестности, Титус сказал, что хочет все хорошенько обмозговать, и попросил двадцать четыре часа на раздумье. После этого Титус вынул из кармана листок бумаги и нацарапал на нем номер, по которому его можно будет найти.

Он хотел придвинуть листок Бродке, но тот, казалось, забыл о нем. Он неподвижно сидел на скамье как громом пораженный и неотрывно смотрел в неф. Глаза его были широко раскрыты, нижняя губа слегка подрагивала, а сам он сжал кулаки, но не от ярости, а словно ожидая чего-то страшного.

— Бродка, — испуганно прошептала Жюльетт, — Бродка, что с тобой?

Александр не слышал ее. Его взгляд был прикован к опрятной пожилой женщине в ярком костюме и черной шляпе с широкими загнутыми полями. Она шла по проходу в толпе других посетителей собора. Внезапно женщина остановилась и посмотрела на высокий готический свод. Затем на какое-то мгновение ее глаза остановились на Бродке. Жюльетт показалось, что она даже слегка склонила голову, чтобы поприветствовать Александра, а потом отвернулась и продолжила свой путь.

— Бродка, — шепотом произнесла Жюльетт, — что случилось?

Словно очнувшись от сна и пытаясь избавиться от наваждения, Бродка пару раз как следует тряхнул головой и провел ладонью по лицу. По-прежнему глядя куда-то вперед, он почти беззвучно произнес:

— Моя мать. Это была…

Его голос умолк. Он снова посмотрел мимо Жюльетт на женщину, которая тем временем отошла уже метров на двадцать.

— Да что случилось-то, скажи ради бога! — обеспокоенно воскликнула Жюльетт.

— Это моя мать! — выдавил из себя Бродка, не отводя взгляда от женщины, которая продолжала шествовать по проходу.

— Чушь, — заявила Жюльетт. — Твоя мать мертва.

— Да посмотри же! — Бродка пальцем указал на пожилую даму, скрывшуюся в толпе посетителей.

Жюльетт сжала его руку.

— Твои нервы сыграли с тобою злую шутку, — твердо произнесла она. — За последние недели на тебя обрушилось слишком много всего.