— Вы имеете в виду, что брат Бартоломео подсыпал своим жертвам яд? Зачем ему это делать, ведь у него всегда была возможность приговорить грешников к смерти на костре?
— Когда обвинение стоит на глиняных ногах, лучше избавиться от нежелательного оппонента, который может стать опасным для инквизиции. Случай с твоим отцом, как мне кажется, только подтверждает это. Адам, умный и начитанный, всегда высказывал свое мнение без оглядки на учение Церкви.
Оба долго стояли друг против друга в той оконной нише, в которой Леберехт раньше часами размышлял над содержанием прочитанных книг. Окна с круглыми стеклами, причудливо искажавшими мир снаружи, казались Леберехту символом того, насколько смутной является граница между теорией и действительностью. Теория, которая изложена в книгах монастырской библиотеки, кажется ясной и однозначной; но за стеклом отражалась искаженная действительность, и эта действительность часто не имела ничего общего с содержанием книг. Достаточно было бросить взгляд в окно, чтобы добро превратилось в зло, святой — в дьявола, а кажущийся глупцом — в философа, и наоборот.
После довольно продолжительного молчания Леберехт наконец спросил:
— Но какое отношение все это имеет к запрещенной книге Коперника?
— Книга не запрещена! — возмущенно воскликнул Лютгер. — Она просто никогда не существовала, понимаешь?
— Нет. Объясните, брат Лютгер!
Монах казался очень взволнованным. Быстрым шагом он подошел к третьей полке, подобрал свою черную сутану до колен и торопливо, минуя за один раз по две перекладины, поднялся по лестнице до сводов, где на самой верхней полке взял маленькую книгу; потом столь же поспешно спустился.
У лестницы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, его ожидал Леберехт.
— Это и есть та самая книга, которая никогда не существовала? — осведомился юноша с легкой небрежностью.
Лютгер кивнул.
— Эта книга Коперника содержит столько дьявольских мыслей, что Римская курия просто отрицает ее существование. Книги под названием "De astro minante", вышедшей из-под пера Коперника, по их словам, никогда не существовало. На этом основании все печатные экземпляры книги были выслежены и уничтожены. Кроме одной… — Лютгер взглянул на Леберехта так, словно только что продал дьяволу свою душу. — Вот этой.
Леберехт взял книгу в руки. Это был невзрачный том, и, когда юноша поднес его к свету, он увидел оттиснутую на кожаном переплете одну-единственную звезду.
Звезда! Знак, оставленный ему отцом. Теперь он был у цели.
Леберехт раскрыл книгу; взгляд его скользнул по странице, где по-латыни было написано: "Arictotelis divini universum nec lulii Caesaris calendarium protegere nos non possunt ab astro minante…"[55]
Он был слишком взволнован, чтобы читать дальше.
— Но Коперник был благочестивым сыном Церкви, — пролепетал Леберехт, — и инквизиция никогда бы не тронула его!
— Зачем ей это? Если этой книги вообще не существует?
— Понимаю, — ответил Леберехт, — но что предосудительного в этом тезисе? В том, что Земля не плоская, с адом внизу и раем наверху, а шар? Это можно прочесть уже у философов Древней Греции, если понимать их язык. А то, что Земля вращается вокруг Солнца (можно в это верить или нет), он утверждал уже в своей памятной записке "Commentariolus", и никто ему не возразил.
Лютгер ответил:
— Коперник и в самом деле утверждает, что Земля, вопреки учению Церкви, вращается вокруг Солнца, которое является центром мироздания. Папа Климент изволил самолично с этим ознакомиться, поскольку та памятная записка содержит также соображения по поводу реформы календаря.
— Но здесь и не пахнет ересью…
— Доктор Коперник был человек предусмотрительный. Что заставило его изложить свои чудовищные выводы в последнем сочинении — в книге, которой нет, — никому неизвестно. Была ли это месть за то, что его не хотели принимать всерьез? Было ли это давлением, заключенным в самой системе, если уж она существует? Ведь хуже всего то, что он не только утверждает это, но и доказывает с математической точностью!
— И что доказывает Коперник?
— Что орбиты планет представляют собой не идеальный круг, как полагается совершенным творениям Божьим, но подчиняются другим законам, которые сами себя объясняют. И что небесное тело, размерами превосходящее Землю, неудержимо движется к ней из глубин Вселенной. Кстати, название книги "De astro minante" тоже говорит об этом. Это небесное тело движется с немыслимой скоростью и в Лето Господне 1582, 8 октября столкнет Землю с орбиты и бросит в Солнце. Но конечное заключение, которое выводит отсюда Коперник, — и от него нельзя отмахнуться — гласит, что Страшный суд не состоится, во всяком случае будет не таким, как об этом возвещает Священное Писание. Не будет никакого нового неба и никакой новой Земли. По Копернику, Страшный суд — это невообразимая природная катастрофа, которую не переживет ни один человек.
Леберехт молчал. Книга в его руках вдруг стала такой тяжелой, что он захлопнул ее и положил на пюпитр. Он не знал, что сказать, о чем думать. Страх охватил его.
— И мой отец знал о ее содержании, как и вы? — только и спросил юноша.
Лютгер молча кивнул.
Леберехт сразу осознал, что он находится в очень опасной ситуации и что за угрозами архиепископа кроются куда более серьезные основания, чем ему представлялось до сих пор. Юноша задался вопросом, уж не предшественник ли архиепископа обращался к его отцу с тем же требованием — найти книгу "De astro minante" и принести ему.
— Не знаю, — вновь начал брат Лютгер, — понятна ли тебе вся важность того, что спрессовано внутри этого переплета. Триентский собор, который только что закончился, продлившись восемнадцать лет, не упоминает об этой книге в Index librorum prohibitorum[56] ни словом. Но за закрытыми дверями кучка епископов и кардиналов на долгие годы затаила дыхание. Двенадцать человек, по числу апостолов Христа, при поддержке остальных невежд приняли наконец догматическое решение, согласно которому любое толкование Священного Писания, которое противоречит толкованию отцов Церкви, псалмам или проповедям Соломона и Осии, считается запрещенным.
— Значит, Коперник все-таки еретик!
— Никоим образом! Поскольку можно доказать, что его хорошо известный труд об орбитах планет ошибочен, то вряд ли можно добыть более точные предсказания. Лишь та, другая, книга могла бы потрясти учение Церкви. Могла бы, говорю я, потому что эта книга не существует и лишь немногие знают о ее содержании. Только они могли бы обвинить Коперника в ереси. Но они постараются этого не делать. Думаю, такого предательства не пережил бы никто.
Леберехту с трудом удалось привести в порядок свои мысли. Ему потребовались усилия, чтобы следить за рассуждениями монаха, ведь каждое его слово ставило новые вопросы. Например, тот, который он задал сразу же:
— Но почему вы до сих пор не выдали книгу Коперника архиепископу?
Лютгер покачал головой.
— Эта книга для нас — залог того, что мы можем оставаться в монастыре. Для архиепископа аббатство на горе Михельсберг давно уже стало бельмом на глазу. Они с радостью разогнали бы нас не сегодня-завтра, поэтому и выискивают все новые основания для того, чтобы выдворить монахов отсюда, хотя аббатство наше облечено монастырской неприкосновенностью. И покуда эта книга хранится здесь, ни один архиепископ не осмелится прогнать нас со своей земли. Он побоится, что мы распространим проклятие Коперника.
Леберехт подошел к окну и бросил взгляд сквозь тусклые стекла, изменявшие все до неузнаваемости. Как объяснить Лютгеру, что ему нужна эта книга, что его жизнь зависит от того, передаст он ее архиепископу или нет.
— Удивительно, — обратился он к монаху, — что эта книга до сих пор не украдена и все еще стоит на том месте, которое ей назначено.