– И вы хотели быть здесь, чтобы защитить ее?

– Да, сэр.

– Поэтому вы так забеспокоились в то утро, когда мистер Маркхэм спросил вас, было ли в доме какое-либо другое оружие?

Она опустила голову.

– Я не беспокоилась.

– Бесполезно, миссис Платц. И я вам скажу почему. Вы боялись, что мы можем подумать, что мистера Бенсона застрелила мисс Гофман.

– О нет, сэр, нет! – закричала она. – Моя девочка не была здесь в тот вечер, клянусь вам, что она не была здесь!

– Успокойтесь, миссис Платц, – мягко сказал Ванс. – Мы ни на минуту не считали вашу дочь замешанной в этом деле.

Она пристально посмотрела в лицо Ванса. Она боялась поверить, и было видно, что страх не покидает ее. Ванс приложил немало усилий, чтобы убедить ее, что он не обманывает. Когда мы уходили, она была более или менее спокойна.

По дороге в клуб Маркхэм был погружен в размышления, очевидно, он заново обдумывал дело. Ванс курил и разглядывал дома, мимо которых мы проезжали. Когда мы поравнялись с домом Нью-Йоркского библейского общества, Ванс приказал шоферу остановиться.

– Христианство оправдывает себя даже одной архитектурой, – сказал он. – За небольшим исключением, только церкви не портят впечатления и радуют глаз своей законченностью. Американское кредо в архитектуре: чем огромнее, тем прекраснее. Огромные сооружения, достойные Гаргантюа и называемые небоскребами, считаются красивыми. Коробка с сорока рядами окон в два раза лучше коробки с двадцатью рядами… Простая формула… Взгляните на это пятиэтажное сооружение. Своей легкостью и красотой оно превосходит самый огромный из городских небоскребов. – Ванс продолжал распространяться на архитектурные темы до самого клуба. Но едва мы заняли своп излюбленные места, как он немедленно заговорил о деле.

– Сегодня у нас хороший день, и я доволен. Фрау Платц эту ночь будет спать спокойно. Она смертельно боялась за свою Гретхен. У нее отважная материнская душа и все такое. Она ни слышать, ни думать не может, что ее дочь могут заподозрить… Интересно, почему она так беспокоится? – И Ванс посмотрел на Маркхэма. Он замолчал и до самого обеда не вымолвил ни слова. Обедали мы в саду на крыше, потом снова заняли свои излюбленные кресла.

– А теперь, Маркхэм, отбросьте все предубеждения и рассудительно взгляните на это дело, как любят выражаться юристы… Начнем мы, пожалуй, с того, что теперь нам известно, почему миссис Платц так волновал вопрос о наличии оружия в доме и почему ее задели мои слова о личной заинтересованности. Итак, эти загадки разгаданы.

– Как вы узнали о ее родстве с девушкой? – спросил Маркхэм.

– Я же разглядывал ее, – улыбнулся Ванс. – Вы чуть ли не решили, что я влюбился в нее с первого взгляда… Но я вас прощаю. А вы помните наш разговор о черепах? Я сразу же обратил внимание на сходство мисс Гофман с экономхой Бенсона. Тот же череп, те же выдающиеся скулы, такие же челюсти, нос, подбородок… Потом я посмотрел на ее ухо и увидел, что у нее почти нет мочек, как и у миссис Платц, то есть так называемое «ухо сатира» или, как его еще называют, «ухо Дарвина». Такие уши передаются в семье по наследству. У мисс Гофман еще масса общего с миссис Платц. Конечно, это была моя догадка, во дело не в этом.

Ванс поудобнее уселся в кресле.

– Теперь перейдем к вашим судейским заключениям. Начнем с того, что незадолго до половины первого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое некий злодей подошел к дому Бенсона, увидел свет в гостиной, постучал по решетке и был немедленно впущен в дом. Как, по-вашему, это определяет посетителя?

– Одно ясно – Бенсон был знаком с ним, – сказал Маркхэм. – Но нам это никоим образом не помогает. Он мог впустить любого, кого знал.

– Ну, старина, эти указания простираются гораздо дальше. Они показывают, что убийца принадлежал к самому близкому кругу лиц, окружавших убитого, что это был человек, перед которым Бенсон не боялся предстать в любом виде. Отсутствие парика, как я вам уже говорил, первое существенное указание на это. Парик, знаете, непременное условие для любого пожилого красавца с лысой головой, который охотится за девочками. Вы слышали показания миссис Платц по этому поводу? Как вы думаете, станет ли Бенсон, который красуется своей роскошной шевелюрой даже перед мальчишкой-бакалейщиком, принимать без парика едва знакомого человека? Кроме того, он был в тот момент без своих великолепных зубов. Больше того, он был без воротничка и галстука! А одет-то как! Старый смокинг и домашние туфли! Картина, достойная созерцания… Мужчина выглядит малопривлекательно без воротничка и в рубашке без манжетов. Это равносильно тому, что леди выйдет в папильотках. Как вы думаете, много ли найдется мужчин, к которым Бенсон мог бы выйти в подобном виде?

– Три или четыре, – ответил Маркхэм, – но я их всех арестую.

– Не сомневаюсь, что вы сделаете это. Но в этом нет необходимости.

Ванс выбрал из своего портсигара новую сигарету и продолжал:

– Есть и другие полезные указания, знаете ли. Убийца довольно хорошо знал домашнюю обстановку Бенсона. Убийца должен был знать, что экономка спит вдали от гостиной, и если она будет спать, как обычно, с закрытой дверью, то выстрела не услышит. Он должен был также знать, что в этот час дома никого нет. И еще: не забудьте, что его голос должен быть хорошо знаком Бенсону. Если бы в этом было хоть малейшее сомнение, Бенсон не впустил бы его, испытывая естественный страх перед взломщиками и угрозой капитана.

– Что ж, гипотеза убедительна. Что еще?

– Драгоценности, Маркхэм, драгоценности. Эти критерии любви. Вы думали о них? Они были здесь, когда Бенсон вернулся домой, и исчезли утром. Следовательно, кажется неизбежным, что их забрал убийца, не правда ли? А может быть, они единственная причина, которая привела убийцу в дом Бенсона? Так кто же этот самый интимный таинственный посетитель Бенсона, который знал о наличии в доме драгоценностей? Кто хотел особенно их получить?

– Верно, Ванс. – Маркхэм кивнул. – Вы угадали. Я всегда испытывал беспокойство насчет Пфайфа. Я хотел сегодня отдать приказ об его аресте, но в это время сержант Хэс принес признание капитана Ликока. Но потом, когда оно лопнуло, мои мысли снова обратились к Пфайфу. Утром я не говорил вам об этом потому, что хотел посмотреть, куда приведут все ваши идеи. То, что вы сейчас сказали, полностью совпадает с моим мнением. Пфайф – наш человек… – Он неожиданно нахмурился. – Черт возьми! А вы разрешили ему уехать!

– Не волнуйтесь, мой друг, я уверен, что миссис Пфайф стережет его не хуже вас. Кстати, ваш друг Бен Ханлон чуть ли не стихами говорит о дезертирах и беглецах… Давайте на время оставим Линдера в покое. Сегодня он вам. не нужен, а завтра вы сами от него откажетесь.

Маркхэм подпрыгнул в кресле.

– Что? Я откажусь? Это еще почему?

– Разве он похож на конгениального и ловкого человека? И он далеко не приятный малый. Видите ли, мне он изрядно надоел, и я не хочу видеть его больше чем это необходимо… Дело в том, что он невиновен.

Маркхэм был настолько изумлен, что лишился на мгновение дара речи.

– Черт возьми! Я не могу уловить вашу мысль. Если вы считаете, что Пфайф невиновен, то, ради Бога, скажите, кого вы считаете виновным?

Ванс посмотрел на часы.

– Приезжайте ко мне завтракать, – сказал он, – и привезите все алиби, которые собрал сержант Хэс, а я вам скажу, кто застрелил Бенсона.

Что-то в словах Ванса произвело на Маркхэма впечатление. Он понимал, что Ванс не стал бы давать такое серьезное обещание, если бы сомневался, что сумеет его выполнить. Он слишком хорошо знал Ванса, чтобы игнорировать его заявление.

– Почему вы не скажете мне сейчас? – спросил он.

– Видите ли, мне очень жаль, но я иду в филармонию, – извишпощимся тоном произнес Ванс, слушать симфонию Цезаря Франка… Лучше идите, старина. Разговоры о стрельбе действуют мне на нервы.

– И мне! Мне больше нужно виски. И мы вместе спустились вниз.

– Приходите ко мне завтра в девять утра, – сказал Ванс, пожимая руку Маркхэму. – Ваша контора, может немного подождать. И не забудьте позвонить Хэсу насчет проверенных алиби.