Сашка с Кацарубой – в основном Сашка, конечно, стала бы я слушать одного Кацарубу – уже несколько раз намекали мне, что было бы неплохо как-то озаботиться пополнением внутренних резервов. Картины-де скоро кончатся, надо бы привезти откуда-нибудь новых, у тебя так хорошо получается. Я не спорила, но и ехать никуда не собиралась, отбояриваясь тем, что не нахожу пока в интернете ничего интересного, а ехать наобум неохота. Тем более, что мне сейчас и в лавке оставить некого.
Это была правда. Свою Машу я в начале апреля отправила в отпуск, потому что Кацаруба решительно потребовал забрать у него из мастерской перелицованные картины. Надеяться, что Маша не поймет, что с ними произошло, было бы глупо, а посвящать ее в детали этого бизнеса мне не хотелось. Не потому, что я как-то боялась за нее или за себя – мне было банально стыдно. И я уговорила ее поехать отдохнуть куда-нибудь в теплые края, мотивировав это тем, что летом хочу уехать сама и замазав свою нечистую совесть непропорционально большими отпускными и премиальными.
Так что теперь я действительно хозяйничала в полном одиночестве. Ввиду «работы с коллекцией» это было гораздо удобнее, а поскольку основной доход галереи теперь не зависел от случайных продаж, я, не мучаясь, открывала и закрывала ее, когда хотела. При этом, если у меня не было неотложных дел, я все же предпочитала находиться именно там. Когда покупателей не было – это получалось реже, чем мне хотелось бы, кто бы мог подумать об этом полгода назад – я вяло шарила по интернету или мудровала с каталогами. Кацаруба в какой-то момент рассказал мне, что, раз новых работ из-за границы не поступает, с теми, что есть, можно будет поработать другим путем. Одним из самых надежных способов установления подлинности работ является внесение их описаний в архивные музейные каталоги. У него был доступ к некоторым таким архивам, и теперь я думала, что конкретно можно было бы сделать, чтобы... Но занималась я этим не всерьез, а скорее как решением абстрактной задачи, без всякого азарта, и поэтому ничего серьезного из этого тоже не выходило.
В один из таких псевдо-прекрасных дней ко мне снова пришла сашкина жена. Вообще-то она забегала время от времени, и если у меня было время-желание, то мы пили чай и трепались. Не то, чтобы я получала от этого большое удовольствие, но странным образом это меня развлекало. Поскольку мои грехи перед ней лежали совершенно не в той области, которая напрягала меня постоянно, эти беседы как-то отвлекали меня от происходящего. Вот и сегодня, радостно закрыв страницу компьютера с обрыдлыми каталогами, я поднялась ей навстречу.
– Леночка! Привет, отлично выглядишь. Что новенького?
– Привет. Ну что может быть новенького? Все то же самое. Хотя...
Мы обменялись несколькими незначащими фразами. Я пошла было ставить чай, но Лена остановила меня.
– Не, не надо чаю. Я только что из салона, они в меня там и так этого чаю зеленого залили литра два, наверно. Ты мне лучше вот что скажи.
– Да? – что-то в ее голосе мне слегка не понравилось. Я внутренне напряглась.
– У тебя работает тут такая девица, ну, знаешь...
– Маша что ли? Да ты ее видела, только она в отпуске сейчас.
– Да нет, – досадливый взмах руки. – При чем тут твоя Маша, мышь библиотечная. Я про другую. Такая, знаешь, блонда модельного вида.
Я пожала плечами.
– Да нет. У меня вообще кроме Маши никто не работает. Да к чему ты это вообще?
– К тому. Мне тут сказали, одна такая с моим мужем сейчас шашни крутит. Он с ней по кабакам ходит, водит ее чуть не в открытую. А она всем рассказывает, что работает в твоей галерее.
Я зажмурилась. В голове меленько застучали молоточками одновременно несколько мыслей. Мы с Сашкой сто лет не были нигде вместе. Я не рассказываю про галерею. Откуда она узнала? При чем тут блонда с ногами? Кто-то притворяется мной? Зачем?
Честное слово, вот едва-едва не прокололась. Страшно хотелось сказать вслух какую-нибудь глупость, типа: «Я тут ни при чем, это ошибка. Я Сашку почти месяц не видела». К счастью, мне все же хватило ума не раскрыть рот.
– Рассказывает, и приглашает заходить, – продолжала Лена, не замечая моей неловкости. – Типа она тут пиар-менеджер. Я теперь думаю, что он и картину-то мне ту самую с ее наводки купил.
Пиар? Что-то такое знакомое... Дашка?! Не может быть!
– Да не может быть! – вырвалось у меня вслух. – Лен, ты не путаешь? Как, ты говоришь, она выглядит?
– Я сама не видала, – фыркнула она. – Ну как – как все они, профурсетки. Модель хренова. Ноги, волосы, линзы синие вставит, юбка до пупа... Девчонки говорили – такая, лет двадцати. Ты ее знаешь?
Честно говоря, это описание почти во всем, за исключением возраста, с тем же успехом подходило и к ней самой. Но я почему-то, едва только вспомнив про Дашку, сразу поверила в происходящее.
– Ну, – осторожно начала я. – В общем, действительно, я, когда только начинала, попросила нескольких девочек меня пиарить... Ну, чтобы рассказывали всем про это место, чтоб приглашали... Но если честно, Лен, я даже представления не имела...
– Да ну при чем тут ты, – снова отмахнулась она. – Я же не к тому. Это без разницы, где уж там он ее подцепил, эти профурсетки на мужиков на каждом углу прыгают. Не первая, знаешь, и не последняя, я уж привыкла. Дело-то не в этом... Я, если честно, даже и переживаю-то не сильно. Просто думала – сказать тебе, чтоб ты знала. И потом – вот ведь скажи, как мне эта картина сразу не понравилась, а? Я прям как чувствовала...
Я сочувственно закивала. Да, да, конечно, вот ведь существует что-то такое, интуиция, потусторонние силы... Через полчаса Лена наконец ушла, и я оказалась предоставлена сама себе.
Н-да. Забавно, иначе не скажешь. Дашка... В общем, все сходится – и Сашка стал какой-то почти посторонний, и Дашку я, между прочим, сто лет не видела. То она, было дело, чуть не раз в неделю забегала, а тут как отрезало. Да, пожалуй, это давно уже, чуть не с Нового года. Когда, интересно, это у них началось?
А впрочем, разве это имеет значение? Хоть какое-нибудь, кроме чисто академического? Что вообще я чувствую по этому поводу? Нет, поставим вопрос по-другому – чувствую ли я что-нибудь вообще? Ответ, прямо скажем, получался какой-то странный, потому что то ощущение легкой досады, которое я испытывала от осознания собственной слепоты, вряд ли тянуло на категорию «серьезного чувства». А если пойти еще дальше – когда я в последний раз чувствовала хоть что-нибудь по-настоящему?
Нет, конечно, когда я получила ту СМС-ку про Ника... Да, тогда все действительно было всерьез. И потом... И еще потом тоже, и когда улетала в Москву... И в Москве тоже, особенно первое время... А потом перестала. Вот примерно когда с Сашкой все началось, тогда и перестала. Потому что – ведь не было же этого, такого, чтоб голова кружилась, чтобы руки тряслись, чтоб эмоции через край... Да и сейчас тоже. Ни напиться, ни убиться, ни криком кричать – совсем ничего не хочется. Пожать плечами и пойти дальше. В сущности, я даже не удивилась особенно сильно. И глядя на Сашку, можно ведь было что-то такое понять. Можно – если бы мне хотелось об этом думать. А мне не хотелось. Да и сейчас, если честно, не хочется. Единственный вопрос – надо ли как-то им показать, что я что-то знаю? Нет, есть еще один – знает ли Сашка, что Дарья моя племянница? Почему-то теперь, когда я об этом задумалась, это казалось мне самым существенным во всем раскладе.
Решив выяснить это, не откладывая, я набрала Дашкин номер.
– Ой, тетя Лиза...
Мне показалось, или голосок действительно звучит слегка смущенно?
– Привет, Дашунь, вот решила тебе набрать, а то что-то сто лет тебя не видела.
– Ой, да, я тут закрутилась совсем, все дела, дела, столько бегаю...
– Ты бы забежала ко мне как-нибудь, что ли.
– А что такое?
Теперь в голосе совершенно отчетливо прозучала настороженность.
– Да ничего, я просто тут кой-какие итоги у себя подводила, оказалось – я тебе денежку должна. За картины, которые мы с твоей подачи продали, еще зимой. Ты сейчас в городе? Может, заскочишь?