А. Галич.

Группа выходила на исходные позиции. Эдик Кузнецов, имевший за плечами долгий зэковский опыт, почувствовал слежку. Он предупредил остальных. Но ничто не могло уже остановить группу, набравшую огромную инерцию отчаяния. Одним ударом можно было разрубить узел, не распутывая его изнурительно и, может быть, безнадежно. Слежка… Разве каждому, кто впервые идет на такое, не кажется, что за ним следят, что за каждым кустом опасность… Нет, надо взять себя в руки и заставить себя пойти. И тогда, быть может, завтра Стокгольм, а послезавтра – Тель-Авив. Борис Пенсон выразил то, что думали все: «Чем назад – лучше в петлю».

Но сказал он это не тогда, в 8 часов утра, на аэродроме «Смольное», а накануне. В 8 часов утра 15 июня Борис Пенсон этих слов уже бы не сказал. Ибо пять часов тому назад он и еще трое были арестованы, но основная группа об этом не знала. А дело было так.

Кроме двенадцати прямых участников «Свадьбы», в самолет должны были сесть еще четверо: жена и две дочери Марка Дымшица и жена Арье Хноха. Маленький АН-2 предоставлял только двенадцать путевок на «полет к солнцу»… Для четверых места не было. Поэтому третий вариант «Свадьбы» должен был происходить таким образом. Четверо: Сильва Залмансон, Борис Пенсон, Арье и Мэри Хнох должны были четырнадцатого вечером выехать из Ленинграда и прибыть на промежуточный аэродром в Приозерск. Там в леске возле посадочной площадки они должны были ждать приземления рейсового самолета на Сортавала. На этом самолете должны были прилететь остальные двенадцать с аэродрома «Смольное». В момент посадки самолета ребята должны были связать пилотов, заткнуть им рты матерчатыми кляпами, вытащить их из самолета и поместить в спальные мешки под специальным тентом, предварительно оборудованном на опушке леса рядом с посадочной площадкой. Все было предусмотрено, чтобы летчики, не дай Бог, не простудились, чтобы их не замочил дождик, который теоретически мог начаться до момента их обнаружения.

Вечером четырнадцатого июня, уезжая на электричке из Ленинграда в Приозерск, группа четырех тоже почувствовала за собой слежку. Группа начала маневрировать; Борис Пенсон разорвал записную книжку и выбросил на ходу из поезда вместе с двумя резиновыми дубинками. Сошли на остановку раньше и на исходную позицию возле посадочной площадки в Приозерске шли пешком. Слежка, кажется, прекратилась. А, может быть, утешали они себя, вообще показалось, ведь нервы напряжены как тетива лука перед вылетом стрелы. Ребята пришли вовремя, оборудовали тент, залезли в спальные мешки и, оставив одного дежурного, попытались заснуть. Только попытались…

Их взяли в три часа ночи, за пять часов до того, как основная группа, группа захвата, сосредоточилась в аэропорту «Смольное» под Ленинградом. За пять часов до того, как репродукторы аэропорта объявили спокойно, как обычно, о посадке пассажиров на рейс № 179 Ленинград-Приозерск-Сортавала и ребята, закинув за спины рюкзаки, двинулись к самолету.

Но им не суждено было дойти до самолета с бортовым номером 85534. Дирижерская палочка уже была занесена для решающего взмаха. Автоматчики оперполка КГБ на территории аэропорта с выдрессированными собаками и специальная группа, сидящая в засаде внутри самолета, напряглись в ожидании. «Враг вооружен» – предупредили их на инструктаже. Палочка опустилась, когда до самолета оставалось несколько метров.

И, конечно, ребята, делая свои последние шаги, не знали, что даже второй пилот на утренний рейс № 179 не был назначен. Не знали они, что еще накануне, четырнадцатого июня, было возбуждено уголовное дело № 15 против них и ленинградской организации, что в городе уже идут аресты, что обыск на моей квартире в Ленинграде уже заканчивался, и Еве так и не дали уйти на работу. Не знали они и того, что Москва все время висела на проводе, и начальник управления КГБ при Совете Министров СССР по Ленинградской области, генерал-лейтенант Носырев, каждый час докладывал наверх о ходе операции.

Там, на зеленом поле маленького аэропорта «Смольное», столкнулись две операции. Операция «Свадьба» сионистского подполья СССР, основы которой были разработаны в Ленинграде и идея которой после многочисленных коллизий была осуществлена группой рижских ребят вместе с ленинградцем Марком Дымшицем. И контроперация всесильного Комитета государственной безопасности, «государства в государстве» еще со времен ВЧК[9]. Группа молодых евреев, главным оружием которых был не самодельный пистолетик Марка Дымшица, а вера и надежда, умноженные на отчаяние и решимость, встретилась здесь со всей системой подавления инакомыслящих в полицейском государстве. С системой безжалостного подавления, для которой практически нет ограничителя, ни финансового, ни административного. В самые тяжелые времена, когда люди умирали от голода и ютились в подвалах, золотая струя из госбюджета без перебоев лилась в сейфы КГБ. Любимое детище не нуждалось ни в чем, ибо в Кремле давно уже пришли к ясному пониманию, что узкая опора в лице КГБ с его всевидящими глазами и всеслышащими ушами гораздо надежнее широкой социальной опоры на сонный пролетариат. Надо только снять с КГБ всякую узду: читай любые письма, подслушивай любые разговоры, вламывайся тайно в любые квартиры, арестовывай и сажай любого, кто стоит тебе поперек горла, а не хочешь – отправляй его в пожизненную психушку. Все ты можешь, КГБ. Одного ты не можешь – поднять руку на свою мать, партию. И чтобы эта шальная идея не пришла в твою голову, всесильный КГБ, мамаша слегка стреножила тебя: она создала аппарат прокуроров по надзору за органами КГБ. Аппарат, который должен неусыпно наблюдать, чтоб секира всегда была острой и рубала только в одном направлении.

Два плана столкнулись на маленьком аэродроме севернее Ленинграда, два замысла. План прорвать блокаду и вывести советских евреев из империи северного фараона и контрплан: используя тот факт, что мир озабочен процветающим воздушным пиратством, представить сионистов СССР как «банду уголовников на службе у Израиля и занозу в теле социалистического содружества народов», разгромить сионистское подполье, схватить стальными клещами страха пробуждающихся евреев СССР и диссидентское движение вообще. С момента, когда органам КГБ стало известно о готовящейся «Свадьбе», все старания КГБ были направлены на то, чтобы не дать ей захлебнуться и довести ее до логического завершения. С точки зрения тех, кто планировал контроперацию, акция давала КГБ идеальный повод для погрома при сконфуженном молчании растерянного Запада.

Только в будущем мы узнаем, при каких обстоятельствах вдруг появился в расписании аэродрома «Смольное» рейс № 179 в момент, когда участники «Свадьбы» уперлись в тупик, и при каких обстоятельствах он исчез. Ясно одно, что по меньшей мере за полтора-два месяца до 15 июня КГБ уже знал о готовящейся акции и ничего не сделал для ее предотвращения. За это время можно было успеть вызвать ребят, принять у них документы и даже выдать разрешение на выезд. Но именно этого Андропов не хотел. Наоборот, где-то в конце апреля Владик Могилевер, Лассаль Каминский, Натан Цирюльников и несколько других активных сионистов Ленинграда были вызваны в ОВИР, и им было предложено срочно подать документы на выезд. Это было явным предзнаменованием положительного ответа, ибо незадолго до этого они получили отказ и еще не имели права на вторичную подачу документов. Однако через неделю они были неожиданно приглашены вновь, и им было сказано, что документы подавать не надо. Значит, уже в начале мая был готов стратегический план использования «Свадьбы» для всероссийского погрома, и органам ОВИРа было дано указание не выпускать потенциальные жертвы: отныне нашелся другой путь решения проблемы активистов алии.