Но не в этом дело. Когда тронутся эшелоны, среди пассажиров будут те самые, которые на вопрос анкеты 1969 года «Ваш родной язык?» честно ответили: русский. Оказалось, что можно говорить на «родном русском языке» и оставаться евреем.

***

Одним из результатов координации сионистской работы была идея создания всесоюзного летнего лагеря для еврейской молодежи. Осуществляла эту идею автономная группа нашей организации в Кишиневе при нашем техническом содействии. Ответственным за организацию лагеря от нашего комитета был Толя Гольдфельд. Арон Волошин, Саша Галытерйну Харик Кижнер, Шимон Левит и Лазарь Трахтенберг вступили в организацию, когда они заканчивали Политехнический институт в Ленинграде вместе с Толей. Возвратившись в Кишинев, они создали там автономную ячейку Ленинградской организации и поддерживали через Толю с нами крепкую связь. Перед отъездом ребят в Кишинев Владик Могилевер организовал для них курсы интенсивного иврита, чтобы они смогли преподавать затем язык в кишиневских ульпанах. Десять дней по десять часов в день член Союза писателей СССР и будущий член Союза писателей Израиля Авраам Моисеевич Элинсон (псевдоним А. Белов) вместе с Владиком преподавали ребятам иврит. Программа курса была предельно насыщена: главы из книги Бытия о Иосифе и его братьях, отрывки из «Евгения Онегина» в переводе Авраама Шпионского и его же перевод стихотворения Симонова «Жди меня», басни Крылова в блестящем переводе Ханании Райхмана и его же стихотворные афоризмы и эпиграммы. И, конечно, масса упражнений. В перерывах наскоро ели, «запевая» популярными израильскими песнями. В конце курса Авраам Моисеевич подарил каждому курсанту книгу на иврите из своей личной библиотеки, причем выбрал такие, которые имелись и на русском языке, чтобы ребята в Кишиневе могли продолжать занятия самостоятельно.

Курс был закончен. Экзамен сдан. На заключительном вечере вслух мечтали о встрече Дома. Эти мечты сбудутся, но путь кишиневцев в Израиль тоже пройдет через Мордовские лагеря…

Подготовку к созданию лагеря начали еще зимой. К лету, поре студенческих каникул и рабочих отпусков, палаточный лагерь надо было подготовить к принятию нескольких сот человек в несколько смен. Первый год, возможно, несколько меньше. «Устные путевки» были выданы во все города, с которыми у нас и у кишиневцев была связь. Было подобрано место на берегу Днестра, отрегулированы вопросы быта, питания, палаток, учебников иврита и пособий по истории. В середине июня начиналась первая смена. Из Ленинграда в Кишинев уже вылетели первые преподаватели и студенты.

Член комитета Лева Ягман должен был преподавать в первую смену. Он взял отпуск и вылетел в Кишинев вместе с женой и двумя малышами. Но лагерь только начинал раскачиваться. К занятиям еще не приступили и Лева с Мусей решили пожить несколько дней в Одессе. Они сняли комнату, расположились в ней, уложили детей спать. Лева взял тазик и вышел во двор помыть перед сном ноги.

Но он успел вымыть только одну ногу. Его арестовали прежде, чем он поставил в таз другую.

У проблемы распространения литературы две стороны. Что распространять и как распространять… РИС занимался только первой. Вопрос – как распространять – встал с первых шагов организации.

Как противопоставить лавине клеветы на Израиль, на сионизм и еврейскую историю достаточно эффективную контрпропаганду? Сколько человек смогут прочитать двадцать один экземпляр «Эксодуса» за год? В среднем человек двести. А в Ленинграде евреев около двухсот тысяч. Среди них несколько десятков тысяч молодых, которых еще не засосала пучина мещанского быта, которые еще в состоянии воспринимать идеи и бороться за них. Когда дойдут до них стихи Бялика и МД., «Фельетоны» Жаботинского, «Эксодус»? Дойдет ли до них «Сказание о погроме», чтобы вскипятить кровь в жилах? При обычном кругообороте это было делом очень долгим.

Поэтому с первых месяцев существования организации мы пестовали идею распространения листовок во время массового скопления народа. Дважды в год Ленинград выходит на улицы и бесконечной рекой демонстраций течет через Дворцовую площадь. Демонстрантам давно уже безразличны лозунги и призывы, которые обрушиваются на них с трибун через громкоговорители. У нас на заводе давали день отгула тем, кто соглашался пронести Красное знамя несколько сот метров во время демонстраций. Это предлагали внукам тех самых дедов, которые без всяких отгулов делали революцию 1917 года.

Но Ленинград – не Рио-де-Жанейро и не Кельн. Шумных карнавалов в нем не бывает. А разрядка людям нужна. Приятно отключиться от ежедневной нудной суеты, надеть новый пиджак и белую рубашку и идти по празднично украшенному городу под звуки музыки, покупать красивые воздушные шары дочери, которую почти не видишь по будням, а себе пиво и воблу (если повезет). А что там кричит с трибуны в микрофон тот пузатый дядя в очках – это его личное дело. Сам кричит очередной лозунг, сам же покрывает его бодрым «ура» – площадь единодушно молчит. Никого это давно уже не колышет. Только на какой-нибудь местнический призыв, типа «Да здравствует славный коллектив Техникума общественного питания!» может откликнуться несколько энтузиастов из проходящей мимо колонны техникума.

Даже сотня листовок, упавшая на Дворцовую площадь во время демонстраций 1 мая или 7 ноября, могла бы надолго взбудоражить весь город, по крайней мере, наших прямых адресатов – евреев Ленинграда. Еврейская молодежь увидит, что в городе существует подпольная организация сионистской молодежи, и это зажжет тех, кто еще может гореть.

Но как это сделать? Просто вынуть из-за пазухи пачку листовок и бросить? Это можно. Но это не просто самоубийство, это убийство организации. Кажется, десятки тысяч людей на площади, велик ли шанс, что агент КГБ окажется рядом с тобой… Велик. Преподаватель Университета из Ивано-Франковска Коля Бондарь приехал в Киев и присоединился к демонстрации на Крещатике. В руках он нес такой же по размерам и форме транспарант, какой несли рядом с ним десятки других людей. Его транспарант тоже начинался со слов «Да здравствует», только дальше стояло «самостийная Украина». Коля успел пройти несколько десятков метров. Потом я встречу его в лагере на Урале.

Ясно было, что листовки должны были упасть сверху, «как снег на голову». Возможное средство доставки – ракета. Соломон сконструировал простую ракету, которая работала на порохе, оставшемся у меня с охотничьих времен. При испытании ракета с трудом подняла в воздух саму себя. Ракету отбросили.

Решили использовать воздушные шары, наполненные специальным газом легче воздуха. Их как раз продают во время праздников. Во время ближайшего праздника купили пять шаров, принесли домой, связали вместе. Связка бойко поднялась под потолок. Привязали к ней пять листиков бумаги, имитирующих листовки. Шары с трудом поднялись под потолок и через полчаса уже отделились от потолка и стали опускаться. Газ очень быстро выходил через поры шаров. Как говорит советская торговая реклама: «Советское – значит отличное». И как добавляют антисоветчики: «от нормального». Шары отбросили тоже. Но почему именно на Дворцовой площади, где по теории вероятности лишь каждый двадцатый демонстрант – еврей? Не проще ли бросить листовки из слухового окна синагоги в праздник Симхат Тора? Во дворе синагоги, по той же самой теории, каждый первый – еврей или, по крайней мере, еврейка. Думали и об этом. И тоже отбросили: не хотели ставить под удар синагогу и верующих.

Ульпаны – неофициальные группы по изучению еврейской истории и языка – стали оптимальной формой, позволяющей решать сразу несколько проблем: концентрировать молодежь в группах, находящихся под влиянием организации, пробуждать в ней национальное самосознание, давать ей основы знаний еврейской истории и языка. Ульпаны стали магистралью, по которой боль Бялика и ярость Жаботинского переливались в сердца. Ульпаны стали базой кадров для организации, давая возможность присматриваться к людям в процессе занятий. Многие члены организации начинали свой путь в ульпанах.