- Что это блестит за обрывом? - спросил я наводчика станкового пулемета, осматривая в бинокль оборону противника.

- Должно, стекла приборов наблюдения, - сразу ответил он. - Там еще и белый флаг виден.

За проволочным заграждением противника развевался на ветру белый флаг. Спросил майора Кондрашова: что бы это значило?

- Только утром появился. Может, ориентир какой? - неопределенно ответил он.

В траншее противника появился офицер. Наводчик пулемета попросил разрешения проверить прицел и нажал на гашетку. Пули подняли фонтанчики пыли на бруствере траншеи, а офицер как-то неестественно медленно начал приседать. И тут же в двух-трех сотнях метров разорвался вражеский снаряд. За ним еще Два.

Мы бросились в укрытие. И вовремя. По нашей обороне пришелся не один залп вражеских орудий. В ответ открыла огонь бригадная артиллерия. Но вскоре дуэль закончилась. Однако вывод для себя мы сделали: маскировка, осторожность и еще раз осторожность.

Пребывание бригады на этом рубеже было кратковременным. Вместе с 69-й морской стрелковой бригадой, так же, как и мы, переведенной из 32-й армии, продолжили путь в тыл противника. Но перед этим произошло важное в моей жизни событие, о котором не могу не сказать.

Рано утром в мою землянку зашел начальник политотдела майор Суров. Сказал:

- Обстановка так резко меняется, что трудно распланировать время. Пришел вручить тебе партийный билет. Не возражаешь, что в такой не совсем обычной обстановке?

Я был рад. От всей души поблагодарил Владимира Александровича и всю нашу партию за высокое доверие. Мы крепко обнялись.

- А теперь пойдем в штаб корпуса, - сказал он. - Время. Командир, наверно, ждет.

В большой палатке штаба, куда мы втроем прибыли, уже находились товарищи из 69-й бригады, начальники отделов и служб корпуса. На матерчатой стенке была прикреплена большая карта района наших действий с нанесенной обстановкой. Рядом висела таблица носимых запасов для бойца в условиях, отрыва подразделения от баз снабжения и от главной группировки войск армии.

Вошел командир корпуса генерал-майор Г. А. Жуков. Приняв рапорт от начальника штаба полковника Помойницкого, он сразу же обратил наше внимание на таблицу.

- Боец, командир любого ранга, офицер штаба, начал он говорить так, словно отдавал боевой приказ, - должен при себе иметь пять боекомплектов боеприпасов на стрелковое оружие, пять сутодач продовольствия и исправную обувь...

Мы поняли: предстоит новый марш по тундре. Об этом сказал в заключение своего выступления командир корпуса.

- Сейчас же, не откладывая ни на минуту, - говорил он, - приступить к подготовке. Начните с комплектования пеших отрядов. На складах получить все необходимое в течение двух-трех суток. Время выступления...

Утром 5 октября 70я морская получила боевую задачу. Из нее следовало, что бригада в составе 127-го легкого стрелкового корпуса от Западной Лицы должна идти в направлении горы Матерт. Это примерно 100 километров.

Впереди 127-го корпуса в направлении на Луостари шел 126-й легкий стрелковый корпус. Таким образом,

в обход открытого фланга противника и вне огневой связи с основными силами 14-й армии выдвигались в его тыл два стрелковых корпуса. В каждом по две бригады. Такой рейд в тыл врага в чрезвычайно трудных условиях местности и погоды - едва ли не единственный во всей истории Великой Отечественной войны.

Выступили в 20 часов б октября, в холодный, пасмурный вечер. В колонне по одному, "гуськом", тысячи бойцов отправились во вражеский тыл. В авангарде двигался второй стрелковый батальон во главе с майором Павлом Тимофеевичем Калининым. Комбат всего несколько дней назад возвратился из госпиталя, где находился после ранения под Видлицей. Вместе с ним шел заместитель командира бригады подполковник Рамазан Сасуранович Темрезов. Командир бригады и штаб двигались в голове главных сил.

Идти зачастую приходилось по таким местам, где еще не ступала нога человека. Ночью мела пурга. На мокрую землю ложился толстый слой снега. Он заравнивал впадины, припорашивал болота. Бойцы шли с грузом 35-40 килограммов на плечах, лошади и олени - с увесистыми вьюками (130 кг на лошадь и 35 кг на оленя). Животные то и дело проваливались в трясину и падали Чтобы поднять увязнувшую лошадь, иногда расходовалось до часа времени.

- Сапог только хватило бы, - пошутил кто-то из офицеров штаба.

Подполковник Суров с присущим ему юмором ответил

- Доберемся до немецких складов - выйдем из положения. Противник, видимо, не ждет нас с черного хода и обувь не прячет.

Всю ночь над колонной слышалось то чавканье обуви, вытаскиваемой из болотистой жижи, то размеренный цокот кованых каблуков по каменным россыпям. Бойцы иногда буквально ощупью отыскивали место, куда поставить ногу, чтобы не сорваться со скользкого обрыва.

На первом же привале обнаружилось, что волокуши, на которых тащили зарядные агрегаты для радиостанций, пришли в негодность.

- Ума не приложу, что делать, - жаловался начальник связи майор Устюменко. - Без зарядных агрегатов просто нельзя.

Решили сделать носилки. Другого выхода не было.

Справа по ходу движения нарастал грохот боя. Ветер разогнал облака, показалось солнце. И тут же появились самолеты. Наши. Бомбардировщики и штурмовики.

- Как там Калинин с батальоном? - справился командир бригады.

Отвечаю, что все идет по плану. И скорость, и направление выдерживают все части.

Осмотрел в бинокль впереди лежащую местность. На высотку поднималась голова колонны. Впереди заметил плотную фигуру майора Калинина. Прикинул привычно: километра четыре до него будет.

Справа и слева от колонны главных сил шли подразделения боевого охранения. Никаких сигналов от них не поступало. Не угрожал нам противник и с воздуха. Понимали: скован он нашими войсками с фронта, не до фланга ему, на котором и олень не пройдет.

По мере нашего продвижения звуки боя с фронта доносились все глуше. Как там дела? Мне было известно, что в составе 99-го стрелкового корпуса действуют наши свирские дивизии - 114я и 368я. И 65я, забайкальская, что под Тихвином сражалась, тоже там. Молодцы забайкальцы! Как вступили осенью 1941-го в бои, так и не выходили из них. С этой дивизией связана моя командирская юность. Остался ли в ней кто из старожилов?

- Ускорить движение! - поступил сигнал от руководства корпуса.

Продублировали команду, а сами во все глаза на небо. Группа наших бомбардировщиков возвращалась с боевого задания. Самолеты шли друг за другом и растянулись в сравнительно длинную цепочку. И вдруг на задние машины налетели откуда-то сверху три истребителя противника. Завязалась ожесточенная перестрелка. Не нарушая строя, наши бомбардировщики отбивались от наседавшего врага пулеметным огнем. Как мы пожалели тогда, что с ними не было истребителей сопровождения!

Израсходовав боезапас, гитлеровцы повернули к норвежской границе.

В первый день мы удалились от главных сил армии не более чем на 15 километров, А за ночь с 6 на 7 октября с трудом преодолели до 30 километров. Бойцы до того измучились, что еле переставляли ноги. Мокрые до последней нитки, они тем не менее не

жаловались на трудности и стойко переносили тяготы, выпавшие на их долю.

На третий день марша, когда 126-й корпус подходил к дороге Печенга Салмиярви, обе бригады нашего корпуса - 70я и 69я - вышли на меридиан Луостари. Наша соседка получила боевую задачу - нанести удар по полевому аэродрому близ этого населенного пункта. А 70-й бригаде было приказано после переправы через реку Печенгу усилить 126-й корпус на рубеже западнее Луостари и не допустить прорыва противника на Салмиярви и Никель.

К И октября десант с моря перерезал дорогу Титовка - Печенга, идущую по хребту Муста-Тунтури. Группировка противника, оборонявшаяся по среднему и нижнему течению реки Западная Лица, оказалась в критическом положении: ей грозило окружение.

К середине дня 12 октября бригада вышла западнее Луостари. В районе луостарского аэродрома шел бой - его вела 69я бригада. Мы оказались в полосе действий 126-го легкого стрелкового корпуса. Его командир полковник В. Н. Соловьев тотчас же уточнил нам задачу: в ночь на 13 октября пересечь дорогу Луостари - Салмиярви и во взаимодействии с 72-й бригадой не допустить отхода противника из Печенги на запад.