Изменить стиль страницы

Беда наша в том, что заподозрив Иоганна Непомука в достаточно ясном, хотя и зверском мотиве убийства маленьких детей, мы совершенно ничего не знаем о том, была ли у него возможность совершить такое преступление.

В этом не было бы, однако, ничего сложного, если бы, например, выяснилось, что Клара с собственными детьми проводила у своих родителей в Шпитале рождественские каникулы 1887 года, а оказалась там сразу после или даже до смерти новорожденного Отто.

И отсутствие там одновременно Алоиза (долженствующего пребывать на службе за исключением нескольких дней непосредственно рождественских каникул) и должно было бы отвратить Иоганна Непомука от отравления там же и Клары — подобный шаг раскрыл бы глаза на происходящее и не очень проницательному Алоизу, зашоренному проблемой выкачки сокровищ, — и мог превратить последнего в абсолютно отчаявшегося и ничем уже не сдерживаемого мстителя, способного снова ухватиться за все то же пресловутое досье, опасное теперь абсолютно для всех, включая его самого. К тому же, повторяем, речь идет о событиях, уже последующих за 1886 годом, когда снова выяснилась возможность посмертной идентификации отравлений мышьяком — и значение досье, продолжавшего оставаться, как мы полагаем, у Алоиза, снова приобретало решающее значение для Иоганна Непомука.

Но тогдашних бытовых подробностей мы, повторяем, не знаем. Зато сама Клара, как минимум теоретически посвященная во все аспекты применения мышьяка, располагала всей информацией, отсутствующей у нас, о том, мог ли такое преступление совершить Иоганн Непомук!

И вот тогда уже у нее возникал мотив для убийства ее деда, причем этот мотив не ограничивался только местью: с лета 1888 года Клара снова была беременна — уже будущим сыном Адольфом, родившимся 20 апреля 1889 года. Еще не родившегося ребенка нужно было спасать от угрозы, нависавшей уже над ним: спасать его все от того же Иоганна Непомука.

В свое время это лишь отчасти удалось Марии Анне Хидлер, боровшейся за жизнь и достояние своего ребенка — Алоиза, но Адольфу, похоже, больше повезло в этом отношении!

Хотя последующие события его юности, молодости и зрелой жизни едва ли можно расценить как его собственную удачу — и уж тем более как удачу для всего остального человечества!

Вот тут-то мы и рискнем напомнить читателю, привыкшему к общему ходу наших рассуждений, о том, что внезапная смерть троих малолетних детей уже не в первый раз встречается в нашем повествовании.

В 1855 году так же приблизительно одновременно погибли трое детей Иоганны и Иоганна Пёльцлей, оставив своих родителей бездетными, а произошло это, как можно предположить, в качестве последствия бегства Алоиза из Шпиталя в Вену, которое, как мы выше упоминали, могло произойти по инициативе домашних Иоганна Непомука.

Аналогичным образом и жена последнего, Ева Мария (хотя и достигшая 81 года), умерла вскоре после того, как Алоиз вновь появился в Шпитале — и очевидным образом проявились последствия того, что ему позволили в 1853 году сохранить жизнь и бежать!

Тут прямо-таки очевидным образом напрашивается объяснение, что это стало обычным способом воспитания Иоганном Непомуком своих строптивых домашних!

Он, надо полагать, умел сохранять все это в тайне, ограничиваясь обретением собственного внутреннего душевного удовлетворения, — иначе бы все они давно разбежались, заподозрив истину и оставив его одного в полной изоляции, дискомфорте и бессилии, если бы даже и не стремились отомстить, что в данной ситуации было бы более чем обоснованным!

Такому сохранению тайны весьма способствовали значительные паузы во времени, разделявшие предполагаемые преступления родственников старого мафиози и следовавшие за ними наказания, назначенные и осуществленные по его воле: события 1853 и 1855 годов разделяются порядка двумя годами, а события 1884 и 1887–1888 — даже тремя с половиной! Легко, поэтому, объявить эти обвинения с нашей стороны чистейшей недобросовестной фантазией.

Однако и в отношении Адольфа Гитлера неоднократно замечалось, что его гнев достигал наивысшей степени не в момент совершения событий, его вызывающего, а значительно позднее — когда Гитлер давал волю своему воображению и саморазжигал стремление к отмщению. Естественно предполагать, что у его прадеда те же процессы могли принимать еще более медленное течение — в соответствии с общими темпами деревенской жизни, деревенского мышления и развития деревенских страстей: вспомним, насколько медленно созревали замыслы и готовились его преступления 1842 и 1847 годов — похищение Алоиза и убийство его матери.

В этом в то же время и состояла сила подобных преступников, включая Адольфа Гитлера — и не его одного из величайших политиков ХХ века: всем их окружающим (притом — отнюдь не ангелам!) и в головы не могли приходить адекватные представления об истинной силе их страстей, степени их аморальности и способности годами терпеливо вынашивать зловещие замыслы. Это-то и определяло абсолютную бессильность их жертв перед лицом внезапных жесточайших расправ!

Но, как учит диалектика Гегеля, количество переходит в качество, а потому, возможно, последнее преступление Иоганна Непомука могло оказаться перебором — и раскрыло глаза кое-кому из его домашних на причины всех прежних семейных трагедий.

Как они должны были затем поступить — это тоже достаточно очевидно: должен был составиться заговор с целью убийства самого Иоганна Непомука!

И это снимает вопрос о том, обязательно ли должна была совершать такое убийство самолично Клара Гитлер!

В данный момент нам нечего добавить к предположению о возможности такого заговора против Иоганна Непомука. Понятно, что высказывая столь необоснованное предположение, мы снова и в еще более сильной степени рискуем вызвать на себя жестокие обвинения в произвольных фантазиях. Но ниже, когда на страницах нашей книги накопится достаточно странных сведений о дальнейших биографиях участников событий 1888 года, мы рискнем назвать и имя непосредственного убийцы Иоганна Непомука.

Так или иначе, но Иоганн Непомук Хюттлер скончался 17 ноября 1888 года в своем доме (Шпиталь № 36) на 82 году жизни — в том же возрасте, что и его покойная жена. Понятно, что смерти столь пожилых людей не могли возбудить никаких подозрений в отношении их возможного насильственного характера.

Чисто умозрительно — это вовсе не предельный возраст для здоровых людей, ведущих естественный сельский образ жизни.

Даже их знаменитый правнук, прожив невероятно бурную и опасную жизнь и соблюдая при этом далеко не идеальный режим для собственного здоровья, и то дотянул, как сообщают современные источники из Аргентины, до 75-летнего возраста,[372] хотя, напоминаем, еще в 56 лет выглядел чистейшим полутрупом!

Автор этих строк, повторяем, не боится рискнуть быть обвиненным в инсинуации чудовищного конгломерата абсолютно не доказанных, а лишь воображаемых убийств.

Если в действительности все эти смерти в семействах предков Гитлера (или хотя бы их часть) оказываются вовсе не преднамеренными убийствами, а исходами естественных заболеваний, то само по себе их нагромождение и вполне определенная последовательность — в сочетании с колоссальными страстями, которые испытывали эти люди (мы имеем в виду, конечно, только взрослых) по отношению друг к другу, поражает невероятными масштабами человеческих трагедий, происходивших на протяжении нескольких десятков лет с членами одного и того же семейства и заметно обострившихся в период с 1880 по 1888 год.

Встречается ли хоть что-нибудь, хоть сколь-нибудь сопоставимое с этим, в трагедиях даже Гомера и Шекспира? Имеются ли и ставшие известными трагедии подобного масштаба в иных семействах, реально исторически существовавших — у Цезарей Древнего Рима, при дворах восточных султанов, у тех же Борджиев или у кого-либо еще?

вернуться

372

Аргентинский исследователь Абель Басти: Гитлер умер в Парагвае в 1964 году. // «Контакт», Берлин, № 49, 04.12–10.12.2006, с. 60.