В 1883 году исполнилось уже десять лет с тех пор, как Алоиз начал шантажировать шпитальскую мафию, и семь лет с тех пор, как он добился решающего успеха, сменив свою фамилию и вступив с Иоганном Непомуком в определенные соглашения, которые, напоминаем, должны были включать и завещание Иоганна Непомука в пользу Алоиза.
Но с тех пор ситуация зависла: Иоганн Непомук все не умирал, а Алоиза вполне могли посещать сомнения в действенности этого самого завещания, которое, напоминаем, легчайшим образом перечеркивалось любым иным, составленным позднее.
Воображение у всех Гитлеров было весьма богатым, а нервы, наоборот, не слишком крепкими — и Алоиз должен был волноваться по поводу успешного завершения намеченного плана. Естественно ему было бы постараться усилить собственные позиции.
Алоиз, по-видимому, исходил в целом из доброжелательного отношения Иоганна Непомука к нему самому, Алоизу, — и, как показали последующие события, жесточайшим образом ошибался в этом — не он первый, как мы это хорошо знаем! Тем более Алоиз не очень предполагал, что Иоганн Непомук возобновит намерение отправить на тот свет его, Алоиза, — иначе относился бы совершенно иначе к последующим перспективам, нежели это проявилось в год смерти Иоганна Непомука. Но все же интуиция должна была подсказывать Алоизу, что дела идут не самым идеальным образом.
Возможно, он сам мог это объяснять себе тем, что родственники в целом отнеслись не очень доброжелательно к его женитьбе на Франциске, бывшей даже моложе Клары — а каким родственникам может вообще понравиться такой брак, из чего бы они ни исходили?
Поэтому после и даже накануне смерти второй жены Алоизу вполне могла прийти в голову та очевидная мысль, что кашу маслом не испортишь — и невредно усилить благожелательное отношение к себе со стороны старого мафиози женитьбой на его любимой внучке. Тем более Алоиз никак не мог предвидеть, что такой брак напрямую может угрожать детям, рожденным в этом браке — а именно это нам предстоит показать ниже.
Здесь, возможно, Алоиз, действовавший, как подавляющее большинство людей, по своему собственному трафарету, попытался повторить ситуацию, некогда разыгранную им с Анной Гласль и ее отцом, т. е. запастись необходимым благоволением пожилого человека, владевшего судьбоносными рычагами, женитьбой на его близкой и любимой родственнице.
И вот в этом-то, возможно, и оказалась решающая ошибка Алоиза, которая, однако, стала совершенно необходимой для последующего рождения будущего фюрера германской нации!
Очень похоже, что Иоганн Непомук должен был реагировать на такую женитьбу совершенно противоположным образом!
Конечно, он, чисто умозрительно, был бы в принципе заинтересован, чтобы его богатства, по возможности, попрочнее сохранились бы в его семье — и тогда брак Алоиза и Клары действительно должен был бы устраивать его. Но дело-то в том, что Иоганна Непомука, как показали последующие события (равно как и все предыдущие!), вовсе не мог радовать переход его богатства в распоряжение Алоиза!
И вот по всем эти вопросам он и Клара должны были вполне подробно выяснять отношения в тот отнюдь не короткий период 1883–1884 годов, когда она снова оказалась дома в Шпитале. И, весьма возможно и естественно, что она снова должна была быть проинструктирована в тактике применения яда, снабжена этим ядом, а заодно и убеждена и уверена в том, что теперь применение мышьяка не фиксируется посмертной экспертизой — вопреки всем шумам, публично создававшимся ранее прессой по этому поводу!
Но Клара, вернувшись в Браунау, если и отравляла кого-нибудь, то вовсе не Алоиза — и едва ли могла этим порадовать своего деда!
По поводу всех этих происходивших смертей мы, повторяем, не можем выносить категорических заключений относительно их механизма.
По поводу смерти первой жены Алоиза, Анны Гитлер, мы можем лишь уверенно предполагать, что мотив убийства имелся и у Клары Пёльцль, равно как и у Франциски Матцельбергер, но не знаем, была ли у них практическая возможность осуществить такое убийство — ведь Анна уже жила не под одной крышей с ними.
Это преступление мог бы совершить и Алоиз, если продолжал еще эпизодически общаться с фактически бывшей женой, а у Алоиза также имелся вполне определенный мотив. Если он, как можно предполагать, ранее решился на убийство тестя, то и убийство жены после этого не должно было оказаться для него под моральным запретом: неразоблаченные убийцы, как считается, все более входят во вкус этого занятия — и автору этих строк также не встречались примеры ни в жизни, ни в исторических сведениях, опровергающие это правило!
Но вот Иоганн Непомук оказывается тут совершенно в стороне — мы никак не можем мотивировать его заинтересованность в подобном преступлении!
Относительно же смерти Франциски Гитлер совершенно очевидно, что Клара имела и мотив, и возможность для убийства, хотя фон для последнего, вполне вероятно, создавался и естественными недомоганиями второй жены Алоиза. Иоганн же Непомук должен был убедиться как минимум в том, что подготовленное им убийство (если он действительно готовил таковое) обрушилось совсем не на ту жертву, которая его устраивала!
И вот это-то и должно было стать поворотным пунктом в его взаимоотношениях с внучкой!
Смерть троих детей Клары никак не могла быть в ее интересах, равно как и в интересах ее мужа — тут уж дискутировать вовсе не о чем.
Но если предположить насильственный характер и этой смерти троих детей практически одновременно, то это определенно могло быть жесточайшей местью со стороны Иоганна Непомука. Причем эта зверская расправа была гораздо более изощренной, чем стало бы убийство самих родителей этих детей!
В пользу такого предположения свидетельствует тот неопровержимый факт, что позднее он постарался совершенно четким образом наказать и Алоиза, и Клару совместно, лишив их наследства.
Такое преступление должно казаться абсолютно чудовищным, если бы речь не шла именно об Иоганне Непомуке, хорошо известном нам по всем его предшествующим поступкам. Этот выглядит, конечно, более зверским по сравнению с предыдущими, но и не намного отличается от них!
Иоганн Непомук, несомненно, относился к тому редкостному типу преступников, которым доставляло удовольствие убийство любых людей — хотя бы и связанных с ним ближайшими родственными и дружескими узами.
Позднее именно таким и был его прославленный правнук!
Заметим, что вконец озверевший на старости лет Иоганн Непомук вполне мог пренебречь опасностью разоблачения, даже если достоверно узнал о таковой: в 1886 году, повторяем, была более или менее окончательно решена проблема идентификации мышьяка при отравлениях.
Но какая угроза казни или тюремного заключения могла бы испугать профессионального убийцу, которому в 1887 году исполнилось 80 лет?!
Он, намного переживший собственную жену и имевший взрослых внуков и внучек, уже как бы взлетал в свой последний жизненный полет. Чего ему было бояться?!
Собственный жизненный опыт автора этих строк привел к четкому наблюдению: на старости лет для одних людей характерно впадение в постоянные фобии и стремление судорожно цепляться за уходящую жизнь и собственное здоровье и безопасность; другие, наоборот, достигают полного бесстрашия.
Никто никогда не сообщал, чтобы кто-либо из Гитлеров при приближении старости превращался бы в приведение, трясущееся от страха, хотя Адольфа Гитлера неоднократно пытались изобразить в виде подобной карикатуры!.. Так что нечего сомневаться и в отношении того, что Иоганна Непомука не должны были одолевать в старости трусливость и осторожность, хотя определенная их доза обязательно должна сопрягаться с коварством и хитростью, какие у него всегда имелись в избытке!..
Заметим, что и это предполагаемое убийство также сопровождалось не только коварством, но и определенной осторожностью. Оно ведь не обрушилось непосредственно на Алоиза — Иоганн Непомук по-прежнему считался с многократно упомянутым досье!..