Можно полагать, что не очень-то далеко. По крайней мере, не настолько далеко, чтобы его собственные успехи в руководстве мафиозными предприятиями побудили бы его самого отказаться от традиционного деревенского существования и предпринять какие-либо перемены в собственном стиле жизни. Тем не менее, какой-то прогресс все-таки происходил.

Не имея никаких подробностей того, как все это конкретно осуществлялось, обратим внимания на те немногие, что имеются в нашем распоряжении: специфический характер легальных занятий наших героев: Иоганн Хидлер был помощником мельника, Алоиз Шикльгрубер — учеником сапожника, а Иоганн Непомук Хюттлер заделался трактирщиком.

Все это такие пункты деревенской жизни, которые характерны наплывом посетителей и не возбуждают никаких подозрений в отношении мотивов лиц, посещающих подобные учреждения.

Первое из них — мельница — отражало, быть может, лишь предшествующий этап организованной преступной деятельности: это был диспетчерский пункт, который очень естественно было посещать всем тайным контрабандистам — крестьянам и торговцам, но что было делать там таможенникам? Следующее — сапожная мастерская — было заведением, какое незазорно навещать любому жителю или посетителю деревни. Трактир, конечно, оказывался просто идеален в этом отношении.

Алоиз Шикльгрубер, таким образом, был, скорее всего, не просто начинающим малолетним преступником, а связным — причем связывающим и легальные, и нелегальные ветви преступной организации. Тут-то, несомненно, и проявились его выдающиеся способности, которые затем унаследовал лишь один из его сыновей.

Обратив на себя внимание вожаков местной мафии, он, несомненно, подал и повод к рождению и развитию новейшей идеи его дальнейшего использования.

Совсем не обязательно текущие осложнения в контрабандистской деятельности (хотя и они могли иметь место — где и когда их не бывает!), а наступление нового этапа ее развития и могло привести к изменениям в его дальнейшей биографии: с ролью сапожника или, допустим, помощника трактирщика в заведении, являющимся преступным притоном, мог справиться почти любой, а вот успешная карьера таможенника и одновременно контрабандиста — это уже качественно иной уровень полета!

Вполне ли без осложнений произошла пересадка Алоиза на новый трамплин его жизненных успехов?

В этом нужно все-таки усомниться: никакими соображениями конспирации нельзя объяснить последующую двадцатилетнюю паузу во взаимоотношениях Алоиза и его родственников в Шпитале. Здесь вполне вероятно подозревать возникновение серьезных обид.

И вот тут-то вполне уместно вспомнить и о прежних сокровищах семейства Шикльгруберов, и о тех возможных условиях, которыми сопровождалась передача части этих сокровищ Иоганну Непомуку в 1847 году и в последующие годы.

Напоминаем, что это было временем, когда неотвратимо приближался вполне определенный судный час для Иоганна Непомука: в какой-то срок Алоиз, достигший заранее обусловленного возраста (вполне возможно — именно шестнадцати лет), должен был выйти из-под опеки Иоганна Непомука, получить посвящение в подробности событий семейной истории и обрести самостоятельную финансовую базу для дальнейшего существования.

Насколько разоблачительными для Иоганна Непомука должны были оказаться все эти сведения, предназначенные для Алоиза? Понятно, что это целиком зависело от воли и лояльности тех лиц, что и вводили бы последнего в курс дел, прежде всего — от Георга Хидлера. Вполне возможно, что Георг обещал брату, что при этом ему ничто не будет угрожать. Но насколько мог полагаться на это Иоганн Непомук?

Ведь Алоиз, окончательно получивший независимость и вышедший из-под непосредственного контроля своего воспитателя, получал тем самым подлинную свободу вкупе с материальной независимостью — в том числе и абсолютную свободу производить собственные изыскания прошлого и делать самостоятельные выводы. Да и насколько может сохраниться дальнейшая лояльность Георга?

Пока-то он продолжал обеспечивать безопасность младшего отпрыска и категорически не был заинтересован в разжигании смертельных страстей — этому и служила регулярная оплата опекунского содержания, выплачиваемая Иоганну Непомуку. Но что будет потом?

Сама возможность выхода Алоиза из-под влияния воспитателя и ничем не прегражденного дальнейшего его общения с Георгом грозила затем Иоганну Непомуку страшной угрозой: ведь он сломал жизни им обоим, и как он мог застраховаться от их вполне естественной последующей мести?

Заметим, к тому же, что за прошедшие годы Алоиз вынужденно сделался самым что ни на есть своим человеком в доме Иоганна Непомука — и знал об этом доме все, в том числе и такое, о чем, вполне возможно, не мог подозревать и сам его опекун. И вот это-то все и могло обратиться на вред последнему!..

Вот тут-то и вставала на повестку дня расконсервация той самой ситуации, какая и была законсервирована еще в 1842 году в интересах сохранения взаимной безопасности всех членов клана. Эту ситуацию Иоганн Непомук решительно переиграл вместе со своими оппонентами в 1847 году, законсервировав ее уже на новых условиях, но теперь снова все должно было поменяться — и вовсе не обязательно в его пользу.

Понятно, что в таком развитии событий Иоганн Непомук совершенно не был заинтересован.

Время в очередной раз предоставило ему ресурсы для раздумий — и он, наверняка, продуктивно использовал возможность наблюдать за эволюциями взаимоотношений и умонастроений ближайших родственников — Георга и Алоиза — и укреплялся в сознании крайне опасной для себя перспективы. С такой перспективой следовало решительно бороться, а ситуация, сложившаяся по мере развития местного контрабандистского промысла, очень даже могла поспособствовать таким намерениям.

С окончательным решением Иоганн Непомук тянул, как мы полагаем, до последней возможности, поскольку содержание Алоиза продолжало ему более чем щедро оплачиваться. Алчность, вероятно, заставляла затягивать его решение до последнего момента, поэтому Иоганн Непомук прошел мимо такого возможного решения, как постепенное отравление Алоиза малыми дозами мышьяка. Не исключено, что это было бы и чересчур рискованным ввиду крайней подозрительности Георга Хидлера, которая безусловно должна была иметься у него после аналогичной смерти жены — независимо от того, принимал ли он сам участие в осуществлении этого убийства.

Но вот до последней выплаты дело так и не дошло: дожидаться шестнадцатилетия воспитанника Иоганн Непомук никак не мог!

При этом поведение Иоганна Непомука вполне соответствовало общей схеме этой почти стандартной, но затянувшейся на долгие годы ситуации кинднаппинга: когда завершалась выплата выкупа за похищенного заложника, то истекал и срок жизни последнего!

Формирование и поддержание преступной связи между местными контрабандистами и местными таможенниками было, разумеется, весьма конспиративной задачей, требующей посвящения в нее сугубо ограниченного круга лиц. По чьей бы инициативе (в данном случае — Иоганна Непомука или Алоиза) ни устанавливались эти отношения со стороны мафии, но посвящать в них всех прочих членов мафиозного клана было абсолютно не в интересах дела.

Монополия знания о тайных отношениях с таможней, вполне возможно, и сохранялась лишь этими двумя лицами: Алоизом и Иоганном Непомуком. Остальные мафиози, таким образом, не имели никаких личных контактов с таможенниками. Это создавало уникально благоприятные условия для интриги Иоганна Непомука в его излюбленном стиле — со столкновением лбами всех прочих задействованных лиц на собственное свое безраздельное благо.

В данном случае возникали идеальные условия для обвинения Алоиза перед всеми членами мафиозного клана в предательском переходе на сторону злейшего врага — таможенных властей. Для этого следовало лишь разоблачить Алоиза в тайных свиданиях с кем-то из таможенников. Иоганну Непомуку, наверняка руководившему этими встречами, было вовсе нетрудно это организовать.