Не будем, однако, забывать и о том, что рос он в католической семье — и должен был проходить, по мере взросления, целую цепь обязательных религиозных обрядов. Он, таким образом, постоянно находился в поле зрения местных служителей церкви, в свою очередь, как мы полагаем, достаточно подробно посвященных в особенности его существования. Этот контроль, повторяем, был дополнительной страховкой его жизни, согласно замыслу его покойного деда.

В 1851 году Алоизу исполнилось уже четырнадцать лет — и пора было начинать самостоятельно зарабатывать на свой кусок хлеба.

О периоде 1851–1853 годов Мазер сообщает про него: «Работа учеником сапожника у родственника Ледермюллера в Шпитале» — и далее прибавляется совершенно загадочная фраза: «Встречи с таможенными служащими в Шпитале и окрестностях»[312] — безо всяких дальнейших комментариев!

Попробуем высказать некоторые возможные предположения.

Например: Алоиз Шикльгрубер встречался с таможенными служащими в окрестностях Шпиталя на совместных пикниках. Вполне, конечно, возможно, но к чему это было бы для обеих сторон?

Или: ученик сапожника Алоиз Шикльгрубер гонялся за таможенными служащими по окрестным горам, чтобы изловить их и отремонтировать им обувь. В этом, согласитесь, уже больше смысла!

Истинный же смысл обозначенной ситуации Мазер, конечно, прекрасно понимает, но сознательно не хочет ни разъяснять его, ни комментировать, дабы ненароком не скомпрометировать ни своего любимого героя, Адольфа Гитлера, ни его почтенного отца, Алоиза Шикльгрубера.

Понятно, что за витиеватой формулировкой Мазера скрывается нечто иное и вполне очевидное: скорее всего, это таможенники гонялись за учеником сапожника, который свое сапожное творчество уже сочетал с потомственной деятельностью контрабандиста.

Но и тут возникает некоторая несуразица: почему мальчишке, выдвигаемому, возможно, старшими родственниками на будущие ведущие роли в контрабандном ремесле, понадобилось учиться именно на сапожника? Это ведь совсем не подходящее занятие для того, чтобы болтаться по окрестным горам, стараясь не привлекать внимания властей!

Ниже мы дадим мотивированный ответ и на такой вопрос, а также постараемся дать вовсе безукоризненное объяснение странным контактам юного сапожника с таможенными чиновниками.

Но вот затем произошло нечто, что действительно вырывается из заданных социальных рамок, соблюдавшихся бесчисленными поколениями предков Гитлера: в 1853 году шестнадцатилетний Алоиз переезжает в Вену — и уже там продолжает трудиться подмастерьем сапожника.[313]

Мало того: с этого момента он разрывает все связи со своими многочисленными родственниками в Шпитале и не появляется в родных местах порядка двадцати лет.

Что же произошло?

1853 год снова оказался переломным для всей контрабандистской деятельности в Австрии.

Молодой австрийский император Франц-Иосиф I приезжал в Берлин на переговоры с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом IV. Следствием свидания был торговый трактат, заключенный между этими государствами 19 февраля 1853 года, основными принципами которого было провозглашено:

«Договаривающиеся стороны обязались не стеснять торговых сношений между своими подданными при ввозе, вывозе или провозе товаров»;

«С 1 января 1854 г. сырые произведения при вывозе их из одного государства в другое освобождены от всякой пошлины; с мануфактурных же изделий полагалось взимать уменьшенную в сравнении с существующими на них до сих пор пошлинами»;

«Провозимые иностранные товары через одно из договаривающихся государств в другое и не подлежащие в последнем таможенному сбору освобождены от всякой пошлины»;

«Договаривающиеся стороны возложат взаимно на своих консулов обязанность помогать и защищать купеческие интересы обоих государств без всякого различия»;

«Трактат этот должен продолжаться 12 лет (до 31 декабря 1865 г.), но в 1860 г. комиссары обеих сторон съедутся для переговоров об установлении таможенного союза между обоими договаривающимися государствами»;

«Дозволяется присоединиться к этому договору всем немецким государствам, которые в 1854 г. или после будут находиться с Пруссией в таможенном союзе, равно и Итальянским, которые находятся или будут находиться в таком же союзе с Австрией».[314]

1853 год стал, таким образом, последним годом, когда австрийские таможни действовали в соответствии со старыми правилами 1838 года, а контрабандисты находились в условиях прежних согласованных принципов внутреннего взаимодействия в их среде.

С 1854 года все это подлежало пересмотру (что стало общеизвестным сразу после 19 февраля 1853 года), а дальнейшее политическое развитие держав направлялось в сторону объединения внутренних рынков Германии и Австрии в единое целое. В 1857–1858 годах происходило обсуждение и введение унифицированных таможенных правил, единых и для всех германских государств, и для австрийской метрополии и ее провинций.[315]

Хотя такое развитие событий происходило далеко не безоблачно (дошло, как известно, до войны между Пруссией и Австрией в 1866 году и до преобразования единой Дунайской монархии в двуединую — Австро-Венгрию в 1867 году), но в целом роль таможенных границ между Германией (объединившейся в 1871 году под эгидой Пруссии) и Австро-Венгрией неуклонно снижалась.

Снижалась и доходность контрабанды через эти границы — это оказывало неотвратимо пагубное воздействие на семейные предприятия предков Гитлера.

Этих перемен было бы, в общем-то, почти достаточно, чтобы полностью разъяснить изменения в личной жизни и Алоиза Шикльгрубера, и его ближайших родственников.

Хотя вовсе не факт, что последние вовсе прекратили заниматься контрабандой: ведь если у их родственника Алоиза Шикльгрубера (позднее — Гитлера) всей его последующей долгой жизни хватило на то, чтобы успешно трудиться государственным чиновником именно на поприще борьбы с контрабандой, то и это древнее занятие не полностью утратило, очевидно, свою привлекательность и доходность — независимо от того, как менялись законы и государственные порядки вообще.

Процветают же повсеместно и таможенные службы, и таинственные контрабандистские мафии вплоть до наших, сегодняшних дней!

Об актуальном главе клана Мазер пишет: «Иоганн Непомук Хюттлер в течение 35 лет вел в своей родовой усадьбе в Шпитале спокойный и размеренный образ жизни. Будучи главой рода, он не только проводил свою политику, ловко устраивая браки, но и сумел приобрести в собственность для своей семьи единственный шпитальский трактир».[316]

Отсчитывая от даты смерти Иоганна Непомука (17 ноября 1888 года) тридцать пять лет назад, мы как раз и получаем конец 1853 года — и возникает предположение, что старый контрабандист (по стажу, а не по возрасту) решил, что наступил уже его черед не приспосабливаться к резко меняющейся новой ситуации, а выйти на покой.

Приобретение трактира явилось, конечно, идеальным средством «отмывки» денег: через трактир, доходность которого всегда трудно установить, Иоганн Непомук имел возможность перегонять свои незаконные нелегальные накопления во вполне законные.

Актуальная значимость этого предприятия должна была усилиться с 1857 года: в том году австрийское правительство приступило к чеканке новых серебряных монет по 1 гульдену:[317] из 500 г серебра изготавливалось 45 гульденов; итого вес одного гульдена — 12,34 г (11,1 г чистого серебра 900 пробы) — и требовалось быстро, но постепенно сменить старые запасы накопленных серебрянных монет (которым не угрожали никакие пертурбации, случавшиеся с бумажными купюрами) на современную валюту, имевшую вполне законное хождение и свободно конвертируемую по всему миру.