В тот период проявилась еще одна черта Ватутина: умение не только повелевать, но и подчиняться, проявляя при этом исключительный такт и понимание роли начальника штаба фронта.

Вскоре после вступления Ватутина в эту должность прибыл и командующий фронтом генерал-майор Собенников.

П. П. Собенников обладал гораздо большим, чем Ватутин, командно-строевым стажем и опытом, он сражался в этих; же местах еще в первую мировую войну; здесь, недалеко от Риги, еще сохранилась землянка вахмистра конногвардейской саперной бригады Собенникова; на ответственных командных должностях участвовал он в гражданской войне. Но Ватутин занимал очень высокое служебное положение — заместителя начальника Генерального Штаба Советской Армии. Он проводил занятия с генералами, и Собен-ников многому у Ватутина мог поучиться, к тому же

Ватутин как генерал-лейтенант был старше в звании генерал-майора Собенникова. Два генерала-коммуниста, каждый на своем посту, стремились наилучшим образом осуществить решения Ставки и потому понимали друг друга с полуслова.

Командующий предоставил Ватутину широкую инициативу, сознавая, что чем инициативнее штаб, чем больше самостоятельности у его начальника, тем быстрее и лучше выполняются решения командующего.

Ватутин подготавливал командующему все данные для решений, продумывал все варианты их, учитывал все возможные случайности, обосновывал свои предложения расчетами. Доклад Ватутина был всегда краток, предложения убедительны, но делались они с большим тактом: Ватутин никогда не считал их своими, не выпячивал своей роли, признавая, что все решает Военный Совет фронта. Но, получив принципиальное решение командующего, он осуществлял приказы с исключительной инициативностью и ответственностью, не беспокоя командующего частностями.

* * *

В самые напряженные периоды борьбы на Северо-западном фронте туда приезжали товарищи Ворошилов и Жданов.

Они заслушивали доклады Ватутина о положении на фронте, требовали усилить оборону, строить ее более глубоко, установить железную дисциплину на фронте и в тыловом районе, обеспечить твердое управление войсками, усилить взаимодействие Северо-западного фронта с Ленинградским.

Ворошилов и Жданов укрепили уверенность в том, что Ленинград устоит и гитлеровцам его никогда не видать; предупредили, что чем больше будет усиливаться сопротивление Ленинградского фронта, тем настойчивее будут гитлеровцы прорываться в обход Ленинграда через Северо-западный фронт, который также отвечает за Ленинград, за коммуникации, связывающие его с Москвой.

Из штаба фронта товарищи Ворошилов и Жданов выезжали в войска, к переднему краю. Истребители противника господствовали в воздухе, преследовали на шоссе каждую машину, и члены Военного Совета фронта делали все возможное, чтобы убедить товарищей Ворошилова и Жданова не ехать на передний край; представители Центрального Комитета партии и правительства отвергли все предостережения, считая необходимым побывать среди солдат.

Молниеносно разнеслась по фронту весть о приезде товарищей Ворошилова и Жданова и о том, что они от имени партии и правительства обещали солдатам, что обстановка скоро изменится и враг будет остановлен и разбит.

Солдаты чрезвычайно обрадовались приезду товарищей Ворошилова и Жданова, но также просили их поберечь себя, покинуть окопы. Солдаты тянулись к ним, вслушивались в каждое слово и при этом загораживали их собой со стороны окопов врага.

Ватутин вместе с генералом Богаткиным получили личное задание товарищей Ворошилова и Жданова помочь местным партийным организациям в создании партизанских отрядов. Они вооружали эти отряды, направляли туда опытных командиров, устанавливали с ними связь. Вскоре, когда от этих отрядов стали поступать к Ватутину данные о противнике, когда штабные самолеты стали вылетать к партизанам, как на свои аэродромы, и когда удары партизан стали совпадать с ударами на фронте, начальник штаба фронта увидел, какую неоценимую помощь оказывают партизаны войскам и какие огромные силы таятся в народе.

Эти силы народа проявлялись в партизанском движении и в том, что десятки тысяч колхозников поднялись на строительство оборонительных рубежей, намеченных Ватутиным на переднем крае фронта и в его глубине. Из Ленинграда спешили эшелоны рабочих, служащих, домашних хозяек, учащихся на строительство этих рубежей. Прибывали дивизии народного ополчения. Поступало вооружение с ленинградских заводов.

Ощущение, что за тобой стоит весь народ, руководимый партией, вселяло в генерала Ватутина новые силы.

* * *

Обстановка на фронте постепенно прояснялась, силы наши сплачивались, первые решения были найдены, и все же напряжение борьбы не ослабевало. Силы врага были очень велики.

Две крупные полевые армии противника, многочисленные танковые дивизии, составившие группу армий «Север», поддерживаемую отборным авиакорпусом Рихтгофена, прорывались через Прибалтику.

Генерал Манштейн, громко именовавшийся «лучшим представителем германского генерального штаба» и «лучшим стратегом восточного фронта», двигаясь со ОБОИМ танковым корпусом впереди всей группы «Север», мечтал первым ворваться в Ленинград.

Наступление противника грозило рассечь Северо-западный фронт. Чтобы остановить врага, нужно было перейти от контратак, которые временно задерживали противника, к сильным контрударам. Надо было не только остановить, а и отбросить гитлеровские войска.

Планируя такой контрудар против вгоняемого Манштейном танкового клина, Ватутин организовал во взаимодействии с Ленинградским фронтом на флангах противника группировки пехоты. В помощь Северо-западному фронту были переданы с Ленинградского фронта стрелковые дивизии.

И когда упоенный успехами Манштейн вырвался далеко вперед, советские войска решительно атаковали его фланги.

На помощь Манштейну поспешила немецкая пехота, сам он повернул часть танков в сторону своих флангов, завязались сильные бои, в ходе которых стрелковые дивизии прорвались на тылы войск Манштейна. Его 8-я танковая, 3-я моторизованная дивизии и части дивизии СС «Мертвая голова» были разбиты.

Манштейн вынужден был искать способ отступить назад.

Дивизии Манштейна были отброшены назад на 40 километров и более месяца не появлялись на фронте. Наши войска захватили первые крупные трофеи, па поле боя остались сотни танков, подбитых нашей артиллерией, сожженных бежавшими гитлеровцами.

В штаб Северо-западного фронта доставили первых пленных эсесовцев. Они стояли перед Ватутиным в трусах, — так они и ехали на танках, спеша в Ленинград, пренебрегая обороной русских, — ошеломленные, не понимая, как случилось, что они оказались у русских в плену.

Тогда же в документах разбитых немецких штабов были обнаружены совершенно секретные директивы гитлеровского генерального штаба о ведении химической войны. Ватутин немедленно отправил эти документы в Москву, они были опубликованы нашей печатью.

Разгром корпуса Манштейна дал нашим войскам не только трофеи, но и выигрыш во времени, что в тот период было исключительно важно.

Впоследствии противнику удалось, подтянув резервы, овладеть Новгородом и Псковом, но решающего стратегического успеха на Северо-западном фронте он уже не достиг. За это время окрепло взаимодействие войск фронта, подошли резервы Ставки, и наша оборона стала стабильной.

Чем дальше от нас то время, чем больше мы проникаем в глубь событий, тем яснее вырисовывается значение боев в опасные дни начала войны.

Да, потери наши были тяжелыми, успехи врага казались очень крупными, но в то кризисное время свершились явления, определившие дальнейший ход войны. В те дни рухнул «план Барбаросса». Одна из важнейших задач этого плана — прижать к Балтийскому морю и уничтожить советские войска, захватить Ленинград, Кронштадт, Балтийский флот и развернуть наступление на Москву также и с севера — оказалась невыполненной. Гитлеровской армии» не удалось совершить в Прибалтике прорыва и охватывающего маневра. Оборона советских войск устояла, они заняли прочно новые оборонительные рубежи, которые удерживали до перехода в контрнаступление в 1943–1944 годах.