— Мистер Туберский, если вы не отправите его отсюда, то потеряете своего монстра.
— Будет ли это так уж страшно? — спросил он.
— Я вас не понимаю. — Это удивился доктор медицинских наук, бледный, с седой бородой.
— Я просто подумал вслух, это метафора.
В группе неодобрительно зашумели. Они считали Туберского странным, и, что еще хуже, фривольным.
— Что такое, ученые господа, закончившие четыре года колледжа, монстр?
Туберский невинно улыбнулся. От комитета в белых халатах несло молчаливым превосходством.
— Зверь с шерстью и клыками? Парообразное проявление эктоплазмы? Нечто в дешевом костюме, вылезающее из могилы? Что вы на этот счет думаете?
Группа была не в настроении отвечать на двадцать вопросов сразу.
Туберский усмехнулся:
— Ладно. У вас тут, ребята, веселое сборище. Мне бы тоже хотелось чего-нибудь поэтического, но у меня в духовке пара пирогов, и мне еще надо сделать кое- что совсем неприятное. — Например, повзрослеть. — Скажите "о'кей".
Никто не сказал "о'кей".
Туберский проводил всю компанию рассерженных ученых по коридору, через гостиную, и довел до двери. Стоя на крыльце, группа с жаром обсудила нанесенную им обиду, и в то же время всем не терпелось составить очередной отчет по поводу их прикрытого оскорбления.
Когда они уехали, поднимая кучи пыли и гравия, Туберский проверил территорию левой границы ранчо и холмов, потом осмотрел лес по правую сторону. Он искал репортеров. На холмах было полно фотографов, журналистов и любопытных. Джону и Майку приходилось отражать по шесть бездельников в час. В первый день это было забавным, но потом потеряло новизну. Туберский вернулся в дом.
В доме царил кавардак. Все было завалено почтой. Предложения, угрозы, просьбы о денежной помощи. Джон Туберский заработал за две недели больше, чем за всю предыдущую жизнь. Ему заплатили кругленькую шестизначную цифру за эксклюзивное интервью журналу. Этой суммы было достаточно, чтобы выкупить ранчо, заплатить все долги по кредитным карточкам, купить подарки для мальчиков и новый пикап Майклу. Телефон звонил постоянно, и им пришлось завести специальный незарегистрированный номер. По этому номеру позвонили, когда Туберский проходил мимо.
— Майкл?
— Нет. Это я, Джон.
— А Майкл дома?
— Кто говорит? — спросил Туберский.
— Грейнджер.
— Фарлэй или Стюарт?
— Рейнджер Грейнджер… не валяй дурака.
— Это мой телефон. Что хочу, то и делаю.
От Рейнджера Грейнджера пошел пар, потом он закипел:
— Слушай. Как только появится Майк, скажи ему, что у нас появились сообщения, что этого полукровку и так далее Рыжую Собаку Рассмуссена снова видели в наших краях, пьяного, как лошадь. Наши люди ищут его.
— Что ты имеешь в виду под "нашими людьми"? — спросил Туберский. — Ты же смотритель парка.
— Просто скажи Фенбергу, что Рыжая Собака вооружен и угрожает ему.
Туберский повесил трубку и подумал, что Рыжая Собака никогда не испытывал симпатии к средствам массовой информации, особенно к печати.
Туберский небрежным шагом вернулся в комнату и сел ссутулившись в кожаное кресло в углу. Полуденный свет заливал комнату и согревал ее. Туберский посмотрел на монстра. Тот лежал, повернувшись к нему спиной. Туберский размечтался о девочках из журнала "Спорте Иллюстрэйтед" и домах, выходящих фасадами на пляж. Быстрые машины, неограниченные художественные поставки, одежды от дизайнеров для богатых людей. Видение стало таять.
— Это ужасно, когда босс хлопает кого-то по плечу, — поделился он со зверем. — Мне кажется, ты никогда не задумывался, что приводит мир в движение. Почему мы живем в такой разумно устроенной вселенной, а наши собственные жизни так несовершенны и разбалансированы. Ты когда-нибудь задумывался над этим?
Существо не обращало на него никакого внимания. Когда-то живое круглое лицо стало мрачным. Он дышал замедленно и с трудом. Взгляд стал тяжелым и пытался уследить за качающимися ветками деревьев за окном. Он попытался поднять голову и не смог. Потом он прерывисто вздохнул и закрыл глаза. Джон посмотрел вниз, на спокойное лицо существа.
Его размышления были прерваны стуком входной двери и шарканьем ног по деревянному полу, которое ни с чем нельзя было спутать. Эта комната была первым местом, которое всегда посещал Клиффорд, когда вставал утром или приходил из школы домой. Войдя, Клиффорд сразу обозвал своего старшего брата и ущипнул его в зад. Затем попытался силой накормить существо несвежим печеньем.
— Не делай этого, — сказал Туберский.
— Он притворяется мертвым, — сказал Клиффорд.
— Я знаю, что он притворяется мертвым, — сказал Туберский.
— Это я научил его.
— Нет, не ты.
Существо не любило, когда к нему приставали, и выплюнуло печенье. Клиффорд сказал, что это глупо, и съел оставшийся кусок.
— Знаешь, он так долго не протянет, — сказал бледный мальчик с ярко-рыжими кудрявыми волосами.
— Почему ты так думаешь?
— Эти ученые ребята плохие. Они убивают его своими тестами и всякой дрянью. Его дом в лесу, где он свободен. Ему нужны друзья, и деревья, и скалы. Ему нужен свежий воздух, и он должен вернуть свою свободу, или он умрет и у тебя останутся от него только волосы. — Речь была не слишком мотивированной и далеко не мудрой, но суть была уловлена правильно.
— Значит, ты считаешь, что я должен отпустить его, а?
Клиффорд кивнул. Туберский задумался. Потом вздохнул:
— А, черт. Все равно я собирался отпустить его.
Клиффорд погладил существо, оно не реагировало.
— Нет, не собирался.
— Собирался-собирался, ты, малявка.
— Не собирался. Мне надо в ванную.
Клиффорд прошлепал позади него, куртка наполовину снята, наполовину одета. Он попытался дать Джону тумака по пути, но тот ловко увернулся.
Туберский опустился на колени около последней американской легенды и дернул за ремни. Голова существа дернулась, и оно настороженно кашлянуло.
— Да, ты правильно догадался. Мы выпускаем тебя отсюда.
Пока Туберский возился с застежками, существо смотрело на деревья и на верхнюю часть головы Джона.
— Да-да, я знаю. Леса, природа, красота, а я вернусь в свой убогий дом. Эх, ты, шкура неблагодарная. Но сначала тебе придется поесть овощей и вернуть хоть немного силы. Я тебя точно не потащу.
Существо ущипнуло Туберского за руку, а Туберский слегка шлепнул его.
Фенберг провел тихий домашний вечер. Он размышлял о семейной жизни и занимался незаконченными делами. Фотография Трейси и ребенка была изъята из нагрудного кармана и помещена в альбом. Фенберг раскладывал пасьянс, когда домой поздно вечером вернулся Туберский.
— Ты, конечно, уже слышал, — сказал Туберский бросая ключи на столик.
— Клиффорд был очень взволнован. А также пресса, — ответил Фенберг, откинувшись назад, чтобы лучше видеть, куда положить черную восьмерку.
— Пресса была, скорее, разгневана, — ухмыльнулся Туберский. — Черт, я чувствую себя великим, — сказал он, хлопнув ладонями и потирая руки. — Почти благородным.
В гостиную неторопливо вошли Злючка Джо и Клифф.
— Такое чувство бывает, когда идешь против течения, я имею в виду общественное мнение, но в душе знаешь, что поступаешь правильно. Это придает силы.
Фенберг поблагодарил новоявленного Робеспьера и сообщил ему, что средства массовой информации травят его весь вечер. Красная десятка, черный валет. Туберский устроил им веселую погоню по ухабистой узкой лесной дороге. На заднем сиденье его машины было существо. Неожиданно для всех Туберский нажал на тормоза, вышел, подошел к первой следующей за ними машине и выдрал рулевое колесо, превращая в прах все надежды корреспондентов электронных средств информации на ролики средней стоимостью миллион долларов.
— Вот для чего я поднимаю тяжести, — сказал Туберский, направляясь на кухню. — У меня были длинные каникулы. А сейчас мне надо рисовать, переделать в доме мужские дела и, слушай, приятель, — Туберский обращался к Клиффорду, который слушал его, раскрыв рот, — я в долгу перед тобой. Та маленькая речь, которую ты произнес сегодня в обед. Ты, может, и не догадываешься, но она помогла мне, она открыла мне глаза на высоком, программном уровне. Я снова могу спать спокойно.