Том задумался.

— Да сколько себя помню, пожалуй. С рождения.

— Готовишь, стираешь?..

— Угу. И в квартире убираюсь.

— Ясно.

Рыцарь переступил с ноги на ногу.

— Как думаешь, сегодня Колдун еще вернется? — спросил он Тома.

— Ты завтра зайди, — посоветовал Том. — Или послезавтра. И лучше днем, чтобы никого не будить.

— А он не удерет опять?

— Не думаю. С чего бы ему удирать, у него днем работа, посетители. Хочешь, я и тебя запишу на прием? Для верности, чтобы Колдун тебя уж точно дождался?

— Запиши.

Том черкнул что-то в настенном календаре.

— С тебя пять золотых за запись. И не опаздывай, послезавтра в два-тридцать.

— Договорились. На, это тебе на чай, — рыцарь вложил Тому в ладонь мелкую монетку. — И ты это… извини, если что.

— Ничего, я привык, — повторил Том.

Выпроводив гостя из дома, Том вернулся в спальню, брезгливо щелкнул пальцами, убирая с постели чужой плевок, и залез под одеяло.

«Если еще какая-нибудь скотина меня разбудит, — подумал он, уже засыпая, — превращу в таракана, и плевать на принципы».

— Ну, Дрозд, — сказала Лиса, поглаживая брюхо, — ты меня накормил, напоил, ты меня развеселил. А теперь напугай меня!

Дрозд молча протянул Лисе счет за услуги.

У Людоеда болел живот. Людоед сидел, обхватив себя руками, мерно раскачивался и стонал.

— Эй, ты там! — закричали из живота. — Кончай раскачиваться, у меня голова кружится.

— А у меня живот болит, — пожаловался Людоед.

— Сам виноват, — безжалостно ответил живот. — Смотреть надо было, кого ешь.

Людоед вздохнул.

— Я смотрел. Но у тебя же на лбу не написано, что ты Бессмертный.

— Зато на спине написано. Запомни — всегда, когда хочешь что-то съесть, смотри текст на обороте. Много интересного узнаешь.

— А что же мне теперь делать? — плаксиво спросил Людоед.

— Да теперь уже ничего не поделаешь, придется тебе привыкать. И это… слушай, имей совесть, я жрать хочу.

— А я, по-твоему, не хочу?!

— Тебе проще. Ты снаружи.

Людоед захныкал.

— Сволочь ты, Кащей! Сволочь прожорливая. И как в тебя столько помещается?

— Ты давай, давай, не ленись. Добывай нам пропитание. Чем больше добудешь, тем больше тебе достанется.

— Мне после тебя все равно ничего не достается. Одни объедки, да еще это… ну, то, что потом получается. И вино ты всё сам вылакал.

— Отставить разговорчики! — Кощей в животе топнул подкованным сапогом, и Людоед скрючиля от боли. — Иди, ищи добычу. И вот еще что… принеси-ка ты мне, пожалуй, девицу-красавицу, а то скучно тут одному…

— Царевну-лягушку я тебе принесу! — огрызнулся Людоед.

— Тоже вариант, — согласился Кощей.

Вокруг дуэльной площадки сами собой вспыхнули факелы, и на утоптанную за века землю ступил воин Зла. Высокий, черноволосый, изящный юноша, красивый, как сам черт. Он насмешливо отсалютовал шпагой своему противнику.

Противник воину Зла достался какой-то непрезентабельный: низкорослый кривоногий субъект с бегающими глазками, вооруженный сучковатой дубиной.

— Что, других рыцарей не нашлось? — язвительно поинтересовался воин Зла.

Мужик в ответ только сплюнул в ладонь и покрепче перехватил дубину.

— И подумать только, от какого сброда зависит судьба мира на ближайшее столетие! — с притворной скорбью покачал головой воин Зла.

— Ты это… не рассусоливай, начинай! — набычился мужик.

Воин Зла засмеялся — и начал.

Его преимущество в силе стало видно уже с самого начала. Дубина — неплохое оружие, при условии, что ею умеют пользоваться. Мужик явно не умел. Он лишь бестолково размахивал ею в разные стороны, но ни разу даже не зацепил верткого воина Зла. А тот упивался своей властью над противником. Колол его кончиком шпаги, обрезал пуговицы, снимал стружку с неуклюжей дубины. Исход битвы был предрешен, но воину Зла хотелось еще поиграть с противником, как кошке с мышью.

Однако настал момент, когда эта игра ему наскучила. Да и противник явно выдохся, стоял, тяжело дыша, и даже на пытался замахнуться.

— Ну, побаловались, и хватит, — сказал воин Зла и аккуратно вогнал кончик шпаги в грудь противника. Тот залился кровью, рухнул на землю, захрипел, дернулся пару раз — и затих.

— И кто сказал, что Добро всегда побеждает? — пожал плечами воин Зла, вытер шпагу об одежду убитого и повернулся, чтобы уйти.

— А с чего ты взял, что побеждает Зло? — послышался голос за спиной. Воин Зла обернулся молниеносно — но все-таки недостаточно быстро; тонкое жало отравленного стилета уже ужалило его в икру. Рука, потянувшаяся к шпаге, бессильно обвисла, воин Зла зашатался — и упал.

Его противник с кряхтением поднялся, вытащил из-за пазухи пропоротый бурдюк с кровью и брезгливо отбросил в сторону.

— И кто же тебе сказал, засранец, будто я — рыцарь Добра? — обратился он к поверженному, глядя в его стекленеющие глаза. — Я, чтоб ты знал, рыцарь Еще Большего Зла. А Добро выбыло уже в четвертьфинале.

— Ну послушай! — обратился носок к пятке. — Что не так? Я тебя согреваю, я защищаю тебя от всякой грязи, и не жалуюсь, если ты бываешь груба. Я обнимаю тебя так, как никто другой обнять не может, я специально приспособился, чтобы подходить тебе как можно лучше. Ты — самое ценное, что во мне есть, я весь полон тобой. И даже молчу, когда ты меняешь носки, как перчатки. За что же ты меня топчешь?!

— Потому что ты тряпка! — презрительно отозвалась пятка.

На большом зеленом листе кувшинки сидит лягушка и смотрит на дорогу. Подскакивает вторая.

— Ждешь?

— Жду.

— Принца?

— Нет.

— То есть как?!

— А вот так. Это вы, идиотки, все ждете своих принцев. А что в них такого особенного? Принцев — пруд пруди! А Буратино… *вздох* Буратино — он один!

Однажды вор залез в чужой курятник и украл курицу. Когда он убегал, то опрокинул фонарь, и курятник загорелся. Курица смотрела назад и, видя огонь пожара, понимала: вор спас ей жизнь.

Когда вор откармливал курицу пшеном и хлебом, курица понимала: вор о ней заботится.

Когда вор скитался из города в город, пряча курицу за пазуху, курица понимала: вор её любит.

Когда курица увидела, что вор замахнулся ножом, она поняла: вор хочет покончить жизнь самоубийством. Она прыгнула на нож и прикрыла вора своим телом. И умерла счастливой. И вор тоже был счастлив. В общем, хэппи-энд.

Так выпьем же за правильное видение ситуации!

… Шел Иван-Царевич по лесу, вдруг смотрит — заяц под кустом. Выхватил он стрелу, прицелился в зайца… А заяц только смотрит на него печально, и ни слова не говорит.

— Что же ты молчишь, заяц? Почему не просишь меня сжалиться, отпустить домой, к малым детушкам? А ты мне, мол, еще когда-нибудь пригодишься?

— Смеешься? — грустно ответил зайц. — Ну какая от меня польза, сам посуди? Только ценный мех да два-три килограмма мяса. Нечем мне от тебя откупиться. И малых детушек у меня нет.

Он вздохнул и добавил с надеждой:

— Но если можно… Не убивай меня, а? Пожалуйста.

— Ну что, будем каяться? — скучающим голосом спросил Инквизитор.

— Мне не в чем каяться, — упрямо отозвался заключенный. — Я ничего дурного не совершил.

— Ты совершил ряд ошибок, только и всего, — кивнул Инквизитор. — Но это были непростительные ошибки.

— Я убил ведьму, — поднял голову заключенный. — В чем же моя вина?

— Вот твоя первая ошибка, — сказал Инквизитор. — Ты пытаешься присвоить себе чужие функции. Не твоё дело судить, кто ведьма, а кто нет. Для этого есть мы, Инквизиция. А если каждый смерд…

— Она прилетела на черном коте, — перебил заключенный. — На черном коте, понимаете? Прилетела! Голышом! И у неё глаза горели зеленым огнем! И она схватила моего петуха и откусила ему голову. А потом стала откусывать головы курам. А потом побежала к моему ребенку — и я что, должен был стоять и смотреть?