XXII

— Вот какое обстоятельство, Василий Иваныч…

Хрящев присел на кончик скамьи и раза два потер руки, но уже не так, как он это делал, когда размечтался полчаса перед тем.

— Что-нибудь небось насчет того… шустрого франта?

Теркин кивнул головой в сторону флигеля.

— Сколь вы проницательны! Так точно!

— Ну, и что ж?

Лицо Теркина приняло сейчас деловое выражение.

— Он… как бы это сказать…

— Подъезжал к вам? Посулы делал?

— В таком именно смысле повел речь. И я немножко притворился, Василий Иваныч, что не совсем его понимаю. Ему оченно хочется попасть на службу компании.

— Еще бы!

— Меня, грешного, начал пытать… знаете… на нынешний фасон… все отборными словами и так… неглиж/е с отвагой!..

— Как?

— Неглиж/е с отвагой! Это моя супружница употребляла такой оборот… От семинаров наслышалась, от братьев и свойственников.

— Что же вы ему на это сказали, Антон Пантелеич?

— Я все помалчивал… Пускай, мол, выскажется до самого дна. Да почему и не предположить, что такая величина, как я, польстится на то, чтобы вступить стр.424 в союз с господином таксатором… Ни больше ни меньше, как всех мы должны провести и вывести

Низовьева, Черносошного, вас, Василий Иваныч, и — в лице вашем — всю компанию.

Встретив взгляд Теркина, острый и ясный, Хрящев повел головой и немного смущенно продолжал:

— Мое положение весьма в эту минуту не авантажно,

Василий Иваныч, хотя бы и перед таким человеком, как вы… Уподобляюсь гоголевскому Землянике…

— Да я-то не Хлестаков, Антон Пантелеич. Иначе вам и поступить было нельзя.

— Точно я этим совсем выслуживаюсь или прошу награды… вроде как за нахождение потерянного бумажника.

— Это вы напрасно!.. Первач — жулик, и его надо сейчас же устранить. За это берусь я!

— Известное дело, он будет запираться.

— Н/ешто я прямо так и бухну? Или на очную ставку вас обоих? Не младенец малый… Я и сам его доведу до точки… Будьте покойны.

Глаза Теркина блеснули.

— Чего же лучше, Василий Иваныч, ежели вы сами уже определили этого молодца. Он не расчел. Принял меня за ваше доверенное лицо, только надевшее на себя скромную личину.

— Да он вряд ли и ошибся, Антон Пантелеич.

— В чем-с?

— Вы хоть и без году неделю на нашей службе, но я вам доверяю и говорю это прямо.

Ему приятно было обласкать Хрящева. Обыкновенно он с подчиненными, на первых порах, держал себя настороже.

— Не раненько ли, Василий Иваныч?

Краска заиграла на полных щеках Хрящева. Глазки его радостно и смущенно оглянули Теркина.

— Остальное уже от вас будет зависеть, Антон Пантелеич. Дела много и дело большое.

— Святое дело! — со вздохом вырвалось у Хрящева. — И вот вы меня так не по заслугам поощряете… Я вам сейчас же покаюсь в предерзостных мечтаниях.

— Кайтесь… Послушаем.

— Боюсь задержать.

— Чаю наскоро напьемся. Еще рано. Папироски не хотите?

— Не употребляю. стр.425

— Говорите, говорите!

— Пришла мне… хе-хе… идея перед вашим приходом.

— Давайте, давайте вашу идею! Без идей нельзя. Без идей только закоренелость одна да кулачество.

— Вашими бы устами, Василий Иваныч… Очень уж я прельщен этим парком. И вам он, кажется, больно по душе пришелся. Положение его вместе с усадьбой — такое для лесной местности, что другого такого и не найдешь, пожалуй, во всем приволжском крае.

— Верно! — крикнул Теркин, но тотчас подумал: "уж и этот не ловчак ли, — пробирается в мою душу, учуял: чего мне самому хочется?.."

— Лесная дача господина Черносошного хорошего качества, спору нет. А приобретать ее без усадьбы и этих береговых насаждений как бы обидно.

Теркин сбоку взглянул на него.

— Вы что же это — у меня в голове подглядели, Антон Пантелеич?

— Следственно, и вам приходил уже замысел насчет и усадьбы?

— И весьма!

Про свои детские мечты на колокольне села Заводного он не стал ему рассказывать.

— Тем более лестно мне будет, Василий Иваныч, изложить вам мою идею. Сколько я вас разумею, вы не станете из своей только корысти или суетных поползновений приобретать барское имение…

— Однако, — перебил его Теркин и сделал широкий жест левой рукой, — приятно стать на место неумелых, выродившихся вотчинников, особливо мужичьему приемышу, как я.

Про то, что Теркин мужичий приемыш, Хрящев слышал впервые; но это его не озадачило.

— Хотя бы и так, — выговорил он. — Приятно, слова нет; но общее дело еще выше… Вот я сейчас и размечтался, ходя по той аллее. Василию, мол, Иванычу ничего не будет стоить: побудить компанию вместе с дачей приобрести и усадьбу с парком, сделать из нее центральный пункт всего приволжского лесного промысла и хозяйства компании и вместе — заложить здесь фундамент для распространения здравых познаний по лесоводству и уходу за всеми видами строительных и фруктовых деревьев… Поглядите на дом… Один этаж прямо просится под школу. А парк, а цветник! стр.426

Какие богатые питомники можно устроить! Какой образцовый фруктовый сад! Что твой Горыгорецк! Что твое Лисинское лесничество!.. Вы такой ревнитель отечественных богатств, Василий Иваныч! Вам бы сделать из этой усадьбы свое летнее пребывание и центр управления всеми приволжскими дачами. Отсюда поведете вы поход против хищения и лесоистребления, против кулаческого разгрома и помещичьего недомыслия. Ведь так я говорю? Школа не Бог знает чего будет стоить обществу; а какое добро! Сколько она выпустит вот таких же, как я, грешный, немудрых практиков, не великой учености, однако с великим уважением к науке, к бережному уходу за таким народным сокровищем, как лес, без которого и Волга совсем иссякнет, особливо в верховьях.

По мере того как он говорил, голос Хрящева делался менее сладким, зазвучали другие ноты. Несколько раз он даже вскидывал руками.

Слушая его, Теркин курил и не поднимал на него глаз. Прежде — года два назад — он бы его оборвал, ему стало бы досадно, что вот такой простец, служащий под его началом, в мелком звании, и вдруг точно подслушал и украл у него мысль, назревавшую в нем именно теперь, и дал ей гораздо большую ширь; задумал такое хорошее, исполнимое дело.

— Антон Пантелеич! — выговорил он после тирады Хрящева и приласкал его взглядом. — Нужды нет, что вы у меня ровно восхитили… если не всю идею, то начало ее… Но ваш план выше моего. Я, быть может, и пришел бы к тому же, но первый толчок был скорее личный.

— Все дороги в Рим ведут, Василий Иваныч. Зачем же и от своей личности отказываться?.. Прямой повод сочетать свое имя с таким делом. Вашим именем и назовете этот рассадник разумного и благого лесоводства и лесного промысла… У вас найдутся весьма именитые предшественники… Я сам не бывал, но доподлинно знаю: на северо-востоке… фамилия

Строгановых вроде этого устроила нечто… еще в начале века, а то и в конце прошлого… боюсь соврать. К немцам учиться посылали на свой счет и вывели несколько поколений лесоводов. А именитые-то люди откуда были родом? Из гостей… Следственно, из простого звания… Закваска-то оставалась деловитая и на пользу краю. Нынче и подавно всякому может быть дан ход, у кого вот здесь да вот тут не пустует. стр.427

Он приложил руку ко лбу и к левой половине груди.

Теркин тихо рассмеялся.

— Правильно, Антон Пантелеич, правильно. Идея богатая, только надо ее позолотить господам компанейцам, чтобы не сразу огорошить непроизводительным расходом… Я вам, так и быть, признаюсь: хочется мне больно за собой усадьбу с парком оставить, войти с компанией в особое соглашение.

— И того лучше! Вы не зароете таланта своего!.. А какое бы житье по летам… Особливо если б Бог благословил семьей… Ведь от вас — ух, какие пойдут… битки!

— Битки!.. И вы это слово знаете! Меня так в гимназии звали.

— Помяните мое слово… битки пойдут.

Оба рассмеялись и разом поднялись.

— А теперь чайку — да и в лес! — скомандовал Теркин.