Судебная тяжба тянулась годами. При этом в начале 30-х годов XIX века, казалось, не только в Осетии, но и в Петербурге никто не сомневался в благополучном для Осетии исходе судебного разбирательства. Но отъезд в 1831 году из Тифлиса в Польшу графа Паскевича, сторонника идеи независимости Осетии от тавадов, и заговор грузинского дворянства против России серьезно осложнили расследование всех обстоятельств, приводимых сторонами. Зато явно проявилась энергичная поддержка грузинских Мачабели и Эристави Петербургом, оказавшимся под мощным давлением польского восстания и заговора грузинских дворян. Вручение в 1837 году Николаю I документов, доказывавших независимость Осетии от грузинских тавадов, не могло иметь успеха для осетинской делегации, приехавшей к императору в Тифлис. Судьба представленных тогда императору документов осталась невыясненной. Но второй пакет этих же документов находился в Горийском суде. В условиях, когда российское командование старательно стало проводить в жизнь «новую» политику Николая I, князья Эристави и Мачабели отказались от тактики судебного разбирательства и приняли позицию его явного противника; в самом начале тавады, затеявшие следствие и открывшие дело в суде, ясно видели слабость своих аргументов и не желали их вторично обнажать.

В судебном процессе несколько особняком стоял вопрос о большой фамилии Томаевых, занимавших главным образом местность, прилегавшую к Рокскому перевалу. Князья Мачабели, видя ключевое положение этого района и стремясь установить свой контроль над этим перевалом, подали иск в суд, в котором они заявляли о своих феодальных притязаниях к Томаевым. Тем самым князья Мачабели вызвали бурную реакцию у именитой осетинской фамилии. Представители этой фамилии относились к привилегированным старшинам, ставшим ближе к концу XVIII века на путь феодализации и феодального возвышения. Само по себе возвышение над общинниками – процесс медленный и болезненный. В свое время оно потребовало от Томаевых обращения к Ираклию II с просьбой о поддержке. Грузинский царь-вали поддержал Томаевых, но то, как он поступил, представляет особый интерес. Фамилия, о которой идет речь, занимала местность Цхрадзма. которая являлась их фамильной собственностью. Ираклий II, отводя Томаевым роль местного валия, по персидской практике не мог признать за ними феодальной собственности на землю. Поэтому он был вынужден Цхрадзма, которым владели Томаевы, переименовать в «Сосмалети» и объявить, что он дарит «безземельным Томаевым» «Сосмалети». В том же 1789 году, когда Томаевы были признаны «безземельными», они «получили Сосмалети», один из представителей Томаевых, приходившийся «племянником Ирану», смог жениться на дочери князя Павленишвили и приобрел право «хождения» к Ираклию II. Но в то время, наверняка довольные своим возвышением и тесными связями «с Ираном», Ираклием II и родством с княжеским родом Павленишвили, Томаевы не подозревали, что они из «осетинского феодализма», признававшего право феодала на земельную собственность, незаметно для себя оказались в системе грузино-персидского феодализма, и не знали, что тем самым формально потеряли право на свою феодальную собственность. Выяснилось это позже, в 1791 году, когда Томаевым пришлось жаловаться, что один из внуков Ираклия II отнял у них Цхрадзма и взамен отдал им «бесхозное имение Набичвришвили». Подобную ситуацию, при которой Томаевы занимали положение «валия», после его потери князья Мачабели рассматривали как реальную возможность взять над Томаевыми первенство и установить над ними свое господство. То, что произошло с фамилией Томаевых, в том числе притязания на них князей Мачабели, в Грузии относилось к обычной практике. Грузинские вали, занимавшие положение «феодала», при потере своего статуса попадали в зависимость от новых валий-феодалов. Российские власти не знали, куда отнести грузинских тавадов, находившихся в зависимости от князей-владельцев. Стоит отметить и другое: прежний вали-тавад, оказавшись под властью нового валия-князя, не терял своей принадлежности к высшему сословию (ал-хассе). На этом основании наместник Воронцов поддержал грузинских дворян, находившихся в зависимости от князей, и приравнял их к российскому дворянству. Что же до Томаевых, то им с оружием в руках приходилось доказывать свою принадлежность к высшему сословию. Добавим: князья Мачабели не пытались низвести Томаевых до крестьянского положения, они ставили их в свою зависимость, сохраняя за ними принадлежность к высшему сословию. Тем не менее еще в 1831 году Верховное правительство Грузии дало поручение начальнику Горийского уезда произвести следствие в районе Рокского перевала и в прилегавших к нему землях и установить – действительно ли эта местность принадлежит князьям Мачабели. Как и ожидалось, следствие подтвердило права грузинских князей на ущелья Рокский, Джомагский и Урсдзуар. Таким образом в Осетии был открыт еще один сложный узел противоборства. Собственно, этот узел придал крестьянскому движению в Осетии не только остроту, но и довел его до серьезных идеологических перемен (грузинофобия) и развертывания в нем народно-освободительных идей. Одна из этих идей, по своему существу вполне мирная, представляла собой настойчивое требование осетин о судебном разбирательстве их иска, предъявленного к Мачабели. При этом осетины отказывались нести повинности грузинским тавадам до тех пор, пока не состоится суд. Наместник, в свою очередь, требовал обратного – повиновения князьям Мачабели и выплаты повинностей. Устраиваемые российским командованием экзекуции над осетинским населением не приносили власти заметного успеха. Это вынудило Воронцова поручить своему представителю изучение положения на месте и заодно ознакомление с иском и документами, представленными осетинской стороной. Полковник Демонкаль, представитель наместника, посетил 44 осетинских села, в каждом из которых он получил один и тот же ответ – отказ от платы каких-либо повинностей до тех пор, пока не состоится судебное разбирательство. Горцы всегда отличались особой доверчивостью – казалось, что природа, лишенная иллюзии и до «жестокости» реалистичная, сама заставляла их придерживаться открытости и соблюдать законы, сложившиеся в горах в основательных традициях. Осетины надеялись на суд, который примет справедливое решение. Демонкаль ознакомился с иском осетин и их документами в суде. Оказалось, что документы, представленные для суда, частью были залиты чернилами, частью оказались с оторванными кусками. В них ничего нельзя было уже прочитать, они подверглись такой порче, что по ним нельзя было вести судебное разбирательство. Узнав об этом, осетинская сторона создала делегацию и с новыми документами отправила ее к наместнику. На этот раз документы осетин были зарегистрированы в Тифлисе и переправлены в Горийский суд для разбирательства. Весной 1845 года состоялся суд. Фактически он рассматривал два дела: 1. Правомерность владения Мачабели феодальной собственностью в Южной Осетии; 2. Феодальные притязания князей на владение ущельями Урстджаварским, Джомагским и Рокским. С перевесом в три голоса Горийский уездный суд принял решение о признании 46 югоосетинских сел, в том числе трех последних ущелий, «во всегдашнем потомственном владении Мачабели». Такое постановление суда нисколько не казалось осетинской стороне убедительным, тем более что три члена суда также не были согласны с этим решением. Они продолжали считать, что «князья Мачабели никаким актом не доказали своих помещичьих прав на владение осетинами». По их оценке, в судебном процессе «было выявлено», что «осетины достаточно доказывают непринадлежность свою» к зависимости от грузинских тавадов.

Решение Горийского уездного суда не показалось достаточно убедительным и наместнику Воронцову. По инициативе последнего дело о взаимоотношениях князей с осетинскими селами Южной Осетии передали «в апелляционном» виде в Тифлисскую палату уголовного и гражданского суда. Правовым основанием инициативы наместника послужило поступление в срок в эту палату заявления трех осетин. Однако было очевидно, что «старание» Воронцова провести дело через Тифлисскую судебную палату, подконтрольную наместнику, было не лишено умысла. Весной 1849 года суд в Тифлисе утвердил решение, принятое в Горийском уездном суде. По данным З.Н. Ванеева, в решении Тифлисской судебной палаты была сделана запись: «Осетины свободы своей ничем не доказали». Но и столь категоричная запись высшей на Кавказе судебной инстанции не явилась для югоосетинских обществ убедительной. В данном случае, конечно же, имел для них значение сам факт независимости от князей Мачабели, и никакие решения не могли изменить саму истину. Стоило обратить внимание и на другое – на довольно высокий уровень политико-судебной борьбы, с которой югоосетинское население отстаивало свою свободу и независимость. Эта борьба, уникальная по своей политической культуре для Кавказа, где острые социальные и этнические конфликты, как правило, решались насильственными методами, была продолжена и после принятия судебного решения в Тифлисской судебной палате. Жалобы осетин в порядке апелляционных обращений последовали в правительствующий Сенат.