Изменить стиль страницы

— Слушаю, — заметил Стил без особого интереса.

Лицо Эксмана сияло триумфом.

— Вы верите в переселение душ? — спросил он.

Майкл выдохнул. Он был готов к любому повороту событий, но поступок Эксмана бил все рекорды абсурдности.

— Слишком личный вопрос, — ответил Стил с едва скрываемой насмешкой.

Улыбка Эксмана светилась торжеством.

— Я так и знал, что не ответите, — заметил он, достав из кармана небольшую фотографию. — Тогда как вы объясните это?

Стил взял фотокарточку небрежным движением двух пальцев и вгляделся в нее, сощурившись. Его лицо менялось. Насмешливость сменилась мрачностью, губы сжались, щеки лишились краски, глаза вспыхнули холодными искрами… и на этой высокой ноте ярость оборвалась одним коротким смешком, пробравшим Майкла до глубин души.

— Вы уверены, что это не подделка? — спросил Стил, слегка приподняв бровь.

— Вам лучше знать, — ответил Эксман. Железная выдержка вновь исправно служила ему.

— Дата, подпись и человек справа от вас как нельзя лучше докажут ее подлинность. Не спешите удивляться, Майкл. На самом деле, все гораздо удивительней.

— Что происходит?

— Вы, Майкл, наверное слышали, что компания "Локхид" располагает широким арсеналом средств для того, чтобы продвигать свои разработки на мировом рынке?

— Имеете в виду скандалы семидесятых насчет подкупа иностранных политиков?

— В том числе. Вас никогда не удивляли прозрачные намеки генерала Стила на то, что меня ждет трибунал?

— Удивляли, конечно.

Эксман усмехнулся.

— Они не беспочвенны.

— Вы действительно лоббировали "Локхид"?

— Я занимаюсь этим уже много лет. Но на этот раз я никак не мог взять в толк, почему на моем пути встал человек, далекий от проблем авиации. Ответ оказался прост: нужно было всего лишь выглянуть за пределы нашей страны. Все дело в том, что Германия не раз обращалась к нам с просьбой разрешить закупки наших истребителей с возможностью доработки. Пока такого разрешения немцы не добились, но контракт на поставку "Шторма" уже подписан, и если вдруг в истребителе обнаружатся неожиданные дефекты, то нас ждет, во-первых, международный скандал, а во-вторых, неизбежная выдача разрешения на модификацию. Я ничего не упустил, Эшли?

Стил снисходительно кивнул.

— Далее, — продолжил Эксман. — Думать, что генерал Стил хотел воспрепятствовать проекту, было бы довольно наивно. Для игры таких масштабов нужно не менее масштабное алиби. По сценарию Эшли, дальнейшие действия должны были разворачиваться так: последний испытательный полет заканчивается неизбежной катастрофой; министр приходит в бешенство и сгоряча сажает главного защитника проекта, то есть меня, на скамью подсудимых; спасая погоны и банковские счета, остальные участники "махинации" спешно уговаривают ответственных дать крупным заказчикам право самостоятельно устранить неполадки; в результате чего, Германия получает совершенно законный карт-бланш на… поправьте меня, Эшли, если я заблуждаюсь… разработку принципиально нового истребителя, который не только подорвет обороноспособность нашей страны, но и упрочит положение Германии в мире и в альянсе, не говоря уже о финансовых перспективах. Если вы сомневаетесь, Майкл, то при случае могу показать вам список тех конструкторов, кого уже завербовали для немецкого проекта. Фамилии вас приятно удивят. Деловая переписка тоже.

— Вы… — произнес Майкл, не сдержав нервный смешок, — считаете, что Стил — предатель?

— Предатель? Нет, почему же… В отличие от многих из нас, он действует во благо родной страны.

— Родной страны?

У Майкла не хватало слов. Он обернулся к Стилу, но ничего, кроме привычной высокомерности, не отражалось на его лице.

— Еще скажите, что он — офицер бундесвера, — бросил Майкл.

— Не совсем так. Он офицер вермахта.

— Что?..

И тут Стил рассмеялся. Это был страшный, тихий смех, проникавший под самую кожу. Горло Майкла сдавил ужас, не дав словам сорваться с побледневших губ.

— Что, О'Хара? Правды испугались? — проговорил Стил. В его глазах, светлых, почти белесых, пылало затаенное безумие. Майкл и Эксман покорно следили, как мышцы на его руке напрягаются до железной твердости. Стил больше не казался живым. Бледная кожа обтягивала металл, пронизанный стальными шнурами мускулов; один взмах его руки мог сломать хребет "Химмельсбоген", отдав его на расправу волнам, — но с пальцев сорвалась лишь ярчайшая вспышка…

…Ветер ударил его короткой, ледяной пощечиной. Майкл открыл глаза. Стекло задней дверцы было приспущено; за ним, в почти кромешной тьме, мелькали стволы деревьев. Терпкий сосновый запах витал над ночным шоссе, по которому скользила их машина. Мотор гремел бесконечными ударами башенных часов.

Стараясь не шевелиться, Майкл осмотрел салон. Он был брошен на заднее сиденье; водитель, казавшийся каменной статуей, к нему даже не обернулся. Марку машины он не смог определить — зато не мог не узнать униформу. Бледный свет фар полоснул по указателю, на миг вырванному из тьмы. Майкл успел разобрать обрывок слова "Прага".

— Где мы? — шепнул он, резко развернувшись.

— В прошлом, — ответил Стил, стряхнув пепел над приспущенным стеклом. Фуражка, надвинутая на лоб, добавляла его профилю сухой, почти неживой хищности. Взгляд Майкла скользнул по грубоватой шинели и переметнулся на человека за рулем.

— Водитель, — проговорил он.

— Этот человек ничего не услышит.

— Кто ты такой? — в сердцах выдохнул Майкл.

На губах Стила играла тонкая улыбка.

— Офицер вермахта, как видишь. Тебя волнует фотография? Это подлинник. Сказанное — тоже правда, примерно в той же степени, в какой правдив образ генерала О'Хара, он же "солдат времени", он же доблестный воин Космических Сил.

По спине Майка пробежала дрожь. Он вдруг понял, что смотрит в глаза не-человека. Их насмешливая холодность тлела отблесками другого солнца, не знавшего земных гроз.

— Аллен… — процедил Майкл сквозь сжатые зубы. — Алленский агент…

— Долго же ты шел к этому выводу. А вот старина Майне подсмотрел, как я создавал тоннель, и с тех пор обходит меня десятой дорогой. Правда, он не поленился отыскать мое старое фото времен сороковых и передать его Эксману.

— Зачем ты здесь?

— Думаю, ты наслышан, чем занимались и занимаются алленские резиденты на Земле. Я вряд ли стану исключением из правила.

В глазах Майкла вспыхнула ненависть. Он ненавидел их, посланцев далеких звезд, вертевших человечеством, словно песочными часами. Аллены считали землян существами низшими, примитивными: убийство человека не подпадало ни под одну из их моральных категорий, созданных еще в те времена, когда Земля была безлюдной. Стил окинул его пристальным взглядом. В нем не было ни осуждения, ни снисходительности — лишь слабый огонек неясных Майклу чувств.

— Мне важно, чтобы ты понял одну вещь, — тихо произнес аллен. — Мои руки по локоть в вашей крови, здесь скрывать нечего. За те сотни раз, когда мне пришлось бывать на Земле, под разными личинами и в разных эпохах, я, кажется, успел повоевать за каждый клочок вашей планеты. Я воевал на два, три, пять фронтов, я был в сотнях армий и под сотнями флагов. Я стрелял, в меня стреляли, я брал в плен, меня брали в плен, били прикладом в лицо, ломали ребра, расстреливали и вешали. Разница между мной и другими была в том, что обе сражающихся стороны воевали за свои принципы, я же не разделял ни той, ни другой точки зрения. Существует ли разница между человеком, не разделяющим моральные нормы, и человеком, сознательно их нарушающим? Для жертвы — нет. Но жертвы неизбежны, это печальная правда любого большого начинания, во благо или во вред. Я не прошу твоего одобрения: при том, что мы, аллены, творили на вашей планете, это было бы верхом глупости. К сожалению, на той войне, что вы ведете сейчас, союзников выбирать не придется. Просто помни о том, что ни один истинный аллен никогда бы не сказал тебе то, что говорю я. И ни один аллен, будь он в здравом рассудке, не стал бы спасать жизнь рядового Майне, как это сделал генерал Стил. Мы законченные циники, этого ничто не изменит. Но иногда цинизм становится средством борьбы за то, что вы считаете правильным и справедливым. Это все, что я могу тебе сказать. От себя добавлю, что Майне заслуживал того, чтобы жить, гораздо больше, чем подавляющее большинство тех, кто встречался на моем пути.